Читать онлайн «Цивилизация перед судом истории. Мир и Запад». Страница 32

Крайним следствием катастрофы является возможность потерять весь человеческий род, вместе с африканскими пигмеями.

Как свидетельствует прошлая история жизни на этой планете, такую возможность полностью исключить нельзя. В конце концов, царство человека на Земле — если мы правы, думая, что человек установил свое нынешнее господство в середине палеолита, — насчитывает пока всего лишь около 100 тысяч лет, а что это за срок по сравнению с 500 или 800 миллионами лет существования жизни на этой планете? В прошлом царили другие формы жизни, причем царили несравненно дольше, но ведь они также приходили к концу. Было царство гигантских панцирных рептилий, которое длилось, возможно, около 80 миллионов лет, примерно от 130 до 50 миллионов лет назад. Но царство рептилий кончилось. Задолго до того, вероятно, около 300 миллионов лет назад, существовало царство гигантских панцирных рыб — созданий, которые уже тогда обладали невероятным достижением — двигающейся нижней челюстью. Но и царство рыб-гигантов пришло к концу.

Крылатые насекомые, по всей видимости, возникли примерно 250 миллионов лет назад. Вероятно, высшие крылатые насекомые — общественные существа, предвосхитившие человечество в создании институциональной жизни, — еще ждут своего часа, когда придет их царство на Земле. Если бы муравьи и пчелы однажды приобрели тот проблеск интеллектуального понимания, которым наделен человек, и если бы они попытались увидеть историю в перспективе, возможно, они посчитали бы пришествие млекопитающих и краткий период царства человеческого млекопитающего как почти несущественные эпизоды, «полные ничего не значащих пустых слов».

Вызов нам, нашему поколению состоит в том, чтобы сделать все возможное, чтобы такое толкование истории не оправдалось.

Если бы это был не очерк, а проповедь, то неизбежно прозвучала бы знаменитая фраза из Горация: «Naturam expellas furca, famen usquerecuvet» («Гони природу в дверь, она влетит в окно»).

Нынешний режим в России утверждает, что распрощался с прошлым России полностью, если и не в мелких, несущественных деталях, то по крайней мере во всем основном, главном. И Запад готов был верить, что большевики действительно делают то, что говорят. Мы верили и боялись. Однако, поразмыслив, начинаешь понимать, что не так-то просто отречься от собственного наследия. Когда мы пытаемся отбросить прошлое, оно — Гораций знал, что говорил, — исподволь возвращается к нам в чуть завуалированной форме. Ряд хорошо известных примеров поможет нам лучше понять это.

В 1763 году могло показаться, что британское завоевание Канады круто изменило политическую карту Северной Америки, положив конец расчленению континента в результате соперничества между французами и англичанами во время колонизации долины Св. Лаврентия и Атлантического побережья; однако это революционное изменение оказалось иллюзорным. Два британских владения, объединенные в 1763 году, вновь разделились в 1783 году. Правда, при этом новом делении вместо Атлантического побережья британской теперь стала долина Св. Лаврентия. Но эта транспозиция британского владения в Северной Америке была лишь мелкой вариацией в сравнении с тем, что после двух десятилетий единства континент вновь был разделен на две отдельные политические фракции.

Подобным же образом казалось, что Реставрация 1660 года тоже круто изменила религиозную жизнь Англии, воссоединив английскую протестантскую церковь, расколовшуюся в конце XVI века на епископальную и пресвитерианскую. Но и здесь внешняя сторона оказалась иллюзией, ибо отход в XVI веке от епископальной системы лишь привел к ее возрождению в XVIII веке, причем в новой форме сектантства — методистской церкви.

Так и во Франции ортодоксальная римско-католическая церковь вновь и вновь обманывалась в своей надежде установить религиозное единство раз и навсегда путем подавления ереси. Альбигойцы были подавлены только затем, чтобы возродиться в гугенотах. Когда гугеноты, в свою очередь, были подавлены, они вернулись в виде янсенистов, которые из всех римско-католических направлений были ближе всего к кальвинистам. Когда янсенисты были уничтожены, они вновь возникли уже как деисты; и сегодня деление французов на клерикальную и антиклерикальную фракции все еще воспроизводит раскол XIII века между католиками и адопционистами (как бы там ни назывались доктрины, которых придерживались альбигойцы), несмотря на неоднократные за эти семь веков попытки принудить французов к религиозному объединению.

Попробуем в свете этих очевидных исторических примеров на тему Горация взглянуть на отношение сегодняшней России к российскому прошлому.

Марксизм выглядит неким новым порядком в России, ибо, как и тот новый стиль, что ранее ввел Петр Великий, он пришел с Запада. Если бы эти приступы вестернизации были стихийными и добровольными, то, вероятно, их можно было бы рассматривать как новый курс. Однако была ли вестернизация России добровольной или совершалась по принуждению?

Автор имеет свой взгляд на эту проблему: почти тысячу лет русские, по его мнению, принадлежали не к нашей западной цивилизации, но к византийской — сестринскому обществу того же греко-римского происхождения, но тем не менее совершенно другой цивилизации. Российские члены византийской семьи всегда резко противились любой угрозе попасть под влияние западного мира и продолжают противиться по сей день. Чтобы обезопасить себя от завоевания и насильственной ассимиляции со стороны Запада, они постоянно заставляют себя овладевать достижениями западной технологии. Этот tour de force (рывок) был совершен по крайней мере дважды в русской истории: первый раз Петром Великим, второй — большевиками. Эта попытка должна была повторяться, ибо западные технологии развивались и уходили вперед. Петру Великому пришлось самому овладеть на Западе мастерством корабельного плотника и искусством военной муштры XVII века. Большевики бросились вдогонку западной Промышленной революции. И только-только им удалось это сделать, как Запад сделал новый рывок вперед, овладев ноу-хау производства атомной бомбы.

Все это ставит русских перед дилеммой. Чтобы спастись от опасности принудительной и полной вестернизации, они предпочитают перенимать у Запада кое-что выборочно, и здесь им приходится брать инициативу на себя, чтобы этот неприятный процесс прошел вовремя и держался в нужных рамках. Возникает, естественно, судьбоносный вопрос: может ли кто-нибудь заимствовать чужую цивилизацию частично, не рискуя быть постепенно втянутым в принятие ее целиком и полностью?

Думается, ответ на этот вопрос можно найти, взглянув на основные этапы истории отношений России с Западом. На Западе бытует понятие, что Россия — агрессор, и если смотреть на нее нашими глазами, то все внешние признаки этого налицо. Мы видим, как в XVIII веке при разделе Польши Россия поглотила львиную долю территории; в XIX веке она угнетатель Польши и Финляндии и архиагрессор в послевоенном сегодняшнем мире. На взгляд русских, все обстоит ровно наоборот. Русские считают себя жертвой непрекращающейся агрессии Запада, и, пожалуй, в длительной исторической перспективе для такого взгляда есть больше оснований, чем нам бы хотелось. Сторонний наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке — это лишь контрнаступление и что захват территории в ходе этих контрнаступлений менее характерен для отношений России с Западом, нежели потери с ее стороны до и после этих побед.

Варяги, заложившие первооснову русского государства путем захвата контроля над внутренними судоходными путями, что дало им власть над примитивными славянскими племенами в глубине страны, являлись, видимо, скандинавскими варварами, которых сдвинуло с места и привело в движение, и на запад и восток, распространение к северу западного христианства при Карле Великом. Их потомки в собственной стране были обращены в западное христианство и появились вновь на российском горизонте как современные шведы: язычники, обращенные в еретиков, не излечившиеся от агрессивных устремлений. Другой пример: в XIV веке лучшая часть исконной российской территории — почти вся Белоруссия и Украина — была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству после завоевания этих земель литовцами и поляками. (Польские завоевания исконной русской территории в Галиции были возвращены России лишь в последней фазе мировой войны 1939–1945 годов.)

В XVII веке польские захватчики проникли в самое сердце России, вплоть до самой Москвы, и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века; а на рубеже XIX и XX веков удары с Запада градом посыпались на Россию, один за другим. Германцы, вторгшиеся в ее пределы в 1915–1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918–1920 годах вторглись в Россию с четырех сторон. И наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо. Верно, что и русские армии воевали на западных землях, однако они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами значительно чаще, чем наоборот.