Читать онлайн «Пенис. История взлетов и падений». Страница 54

Меж тем такая новоявленная критика не ограничивалась пространством супружеской спальни. Впервые в истории организованное общественное движение усомнилось в том, действительно ли взаимоотношения между вагиной и пенисом являются частной и закрытой темой. Совсем наоборот, доказывали эти новые феминистки, такие отношения являются делом политическим, ведь господство американских мужчин почти во всех сферах современной жизни — от скучного супружества, угнетающего женщин среднего класса, до ограниченных возможностей по части работы и карьерного роста, ущемляющих права всех женщин (и то и другое образно описывалось в «Загадке женственности»), — увековечивалось самим половым актом. То, что для мужчин было простой биологией — совокуплением в рамках полярной динамики доминирования и послушания, когда пенис внедряется, а вагина принимает, — феминистки рассматривали как идеологию. Они повели атаку на саму идею гетеросексуальности за то, что она искусственно адаптировала женскую эротичность к мужским потребностям. Когда же контркультура породила вторую волну феминизма — первая случилась за полвека до этого и принесла женщинам равные избирательные права с мужчинами[179], — многие женщины решили, что сексуальное освобождение оказалось по-настоящему выгодным только сильному полу. Ведь то, что «новые левые»[180] мужчины оказались не меньшими женоненавистниками, чем «старые правые», было совершенно очевидно. И очевиднее всего это было для женщин, присоединившихся к «новым левым», чтобы добиться социальных перемен, а в итоге столкнувшихся с тем, что от них ожидали лишь одного — быть под рукой, чтобы вожди-мужчины могли в любой момент заняться с ними сексом. Когда Стокли Кармайкла (1941–1998), известного в 1960-е годы лидера борьбы за гражданские права, спросили, какую позицию должны занимать женщины-негритянки в кампании по борьбе с расовой дискриминацией, он ответил: «Горизонтальную!»

Со временем негодование по поводу такого отношения стало все больше фокусироваться на пенисе. Веками взаимоотношения мужчин со своим наиважнейшим органом определялись вопросом: «Кто кем командует — я им или он мной?» И теперь женщины стали рассматривать собственные отношения с пенисом в схожем контексте, отказываясь позволять мужскому органу хоть как-то ограничивать их собственную сексуальную или политическую свободу. Начиная с 1960-х годов господствовавшие в тогдашнем мировоззрении образы пениса, в создании которых участвовали одни мужчины, подверглись изучению через новую лупу, которую крепко держали в своих руках женщины, использовавшие ее для деконструкции[181] фаллических эксцессов, увековечивавших эксплуатацию женщин: изнасилования, порнографии и даже сексуальных отношений по обоюдному согласию. При такой точке зрения пенис уже не выглядел демоническим или божественным, биологическим или психологическим. То, что мужчины в шутку называли «инструментом», женщины-феминистки настойчиво (и часто без всякого юмора) стали критиковать как «инструмент притеснения» (а то и «инструмент тирании»). В обществе развернулись открытые дебаты, в ходе которых обсуждались смысл и предназначение пениса, но не в рамках спальни, а в рамках всей культуры. Эпоха Фрейда уступила натиску эпохи Фридан, а после превратилась в NOW — Национальную организацию женщин США[182]. Если в первой половине XX века пенис подвергали психоанализу, то во второй его стали политизировать.

То, что фрейдисты и феминистки (вкупе с феминистами) в итоге оказались во враждующих лагерях, удивило бы многих из тех, кто стоял у истоков обоих движений. Анархистка и пропагандистка свободной любви Эмма Голдман, которая в 1909 году была, пожалуй, самой известной американской феминисткой, ревностно посещала все лекции Фрейда в Университете Кларка в Массачусетсе: согласно отчетам в газетах, она всегда сидела в первом ряду, «в целомудренном белом одеянии, с алой розой, приколотой к талии». Голдман особенно приветствовала критические замечания Фрейда о «цивилизованной» морали, согласно которой «приличные» женщины не имели либидо, но, даже будучи бесполыми существами, каким-то образом умудрялись будить в мужчине эротического зверя. Указав на ханжество подобной позиции и невольно связав социальное освобождение женщин с их сексуальной эмансипацией, Фрейд стал в глазах Голдман «великаном среди пигмеев», и этой точки зрения она придерживалась до самой своей смерти в 1940 году.

Впрочем, ей стоило бы внимательнее читать труды Фрейда. Ведь он настаивал на «первостепенности пениса», а потому был сомнительным кандидатом на роль сексолога и уж точно не был другом феминизма. В 1905 года Фрейд выдвинул, а после неоднократно повторял одно из своих самых противоречивых утверждений. Я имею в виду его мысль о том, что женственность — и в особенности «зрелый женский» оргазм — является следствием физиологического «переноса», не имеющего параллелей в половом развитии мужчин. «Превращение девочки в женщину, — писал Фрейд, — зависит от полной передачи чувствительности с клитора во влагалище»[183]. Идеи Фрейда о зависти к пенису сводила женственность к ряду унизительных событий в частной сфере, в связи с чем женщины не могли по-настоящему способствовать прогрессу цивилизации в рамках общества. Теперь же он демонстрировал по отношению к женщинам не меньшую снисходительность, говоря, что, предоставленная самой себе, женщина даже не умеет быть женщиной. Научить ее этому может лишь мужчина, поскольку он способен проникать внутрь влагалища[184]. Лишь активный, напористый пенис, утверждал Фрейд, пробуждает истинное местонахождение женской эротики, которая сконцентрирована вовсе не в области клитора, а во влагалище.

Если этого не происходит, значит, женщина больна. В статье «К вопросу о проблеме вагинального оргазма», которая была опубликована в 1939 году «Международным психоаналитическим журналом», нью-йоркский психоаналитик Шандор Лоранд сообщал, что некоторые его пациентки жаловались на «отсутствие ощущений во влагалище» во время секса. Но эти ощущения возвращались к ним как по мановению волшебной палочки в кабинете доктора Лоранда (правда, о том, насколько они были приятными, автор статьи умалчивает). В процессе психоанализа, писал Лоранд, «у пациентки могут возникать пульсации, сопровождающиеся ненасытным желанием постоянно ощущать пенис внутри влагалища…

Одна из женщин называла свое влагалище вечно голодным чудовищем… Коитус для нее всегда был очень болезненным, однако желание ощущать внутри себя пенис заставлял ее сносить эту боль… Когда [после обширного курса психоанализа] она начала испытывать оргазм [во время коитуса], он сопровождался ее гневными и пронзительными выкриками».

Как ни странно, но женщины-психоаналитики почти не откликнулись на подобные высказывания гневными выкриками. Хотя Карен Хорни высказала свои сомнения по поводу существования зависти к пенису еще в 1922 году, на Седьмом Международном психоаналитическом конгрессе, проходившем под председательством Фрейда, мало кто последовал ее примеру. Более того, две авторитетнейших фигуры психоаналитического движения, Хелен Дойч (1884–1982) и Мари Бонапарт (1882–1962), настаивали на том, что Фрейд как нельзя лучше понял суть дела. До переезда в США в 1934 году Хелен Дойч была председателем Венского психоаналитического общества, где она занимались организацией обучения психоаналитиков. Она также была одной из первых женщин, закончивших медицинский факультет Венского университета. Но несмотря на такие профессиональные достижения, Дойч придерживалась мнения, что истинная роль женщины состояла в том, чтобы существовать под началом мужчины — нередко в буквальном смысле слова. В своем известном труде «Психология женщины» (1944–1945) Дойч утверждала, что женщинам свойственна «глубинная женская потребность быть во власти» напористого эрегированного пениса. «Вся психологическая подготовка женщин к осуществлению ими сексуальных и репродуктивных функций связана с мазохистскими идеями», — писала она. Беременность и рождение детей, считала Дойч, даже когда это связано с болью, представляют собой «кульминацию сексуального наслаждения».

Мари Бонапарт также была знакома с концепцией мазохизма. В своей книге «Женская сексуальность» (1951) эта внучатая племянница Бонапарта (а также спасительница Фрейда, снабдившая его деньгами, чтобы он смог уехать из оккупированной нацистами Вены[185]) описывала секс с мужчиной как акт, во время которого «мужской пенис задает женщине трепку» и женщине «нравится это насилие». Задолго до выхода в свет этой книги желание Бонапарт испытывать лишь санкционированные теорией психоанализа оргазмы заставило ее одобрить работу доктора Хальбана, разработавшего методику лечения фригидности — заболевания, которое фрейдисты определяли как неспособность испытывать оргазм при вагинальной пенетрации. Результаты исследований, а также свой собственный опыт убеждали Бонапарт в том, что клитор многих женщин упрямо «не желал» терять свою чувствительность. Но Фрейд объявил это симптомом невроза, и Мари Бонапарт, которую лечил психоанализом сам герр профессор, с ним согласилась. Правда, она решила, что эта проблема может иметь еще и чисто физическую причину, так как у некоторых женщин, которым при рождении не повезло, клитор находится слишком далеко от влагалища, что препятствует переносу чувствительности.