Читать онлайн «Кровавый век». Страница 42

В Германии, как в настоящий момент мы можем уверенно сказать, существовала самая эффективная из возможных тогда систем управления вооруженными силами. Она была построена с учетом большого веса штабов в управлении войсками, что обеспечивало военному руководству профессиональность и достаточный интеллектуальный уровень. Традиционная немецкая организованность опиралась на опыт военной касты прусских юнкеров. Промышленный и политический подъем позволил Германии щедро ассигновать вооружение армии и военно-морское строительство. Окрыленная блестящей победой во франко-прусской войне, военная верхушка Германии подготовила хорошо обоснованные военные планы, казалось, не оставлявшие сомнений в очередном стратегическом выигрыше. Поддержка и даже давление консерваторов-милитаристов определяли активную и провокативную позицию Вильгельма в политических конфликтах.

В 1914 г. кайзер Вильгельм II посетил Восточный фронт

Император Германии Вильгельм II

Политическое обстоятельство, которое историки недостаточно принимают во внимание, заключается в том, что династии как правило были настроены консервативно, а в условиях довоенных противостояний либералов и консерваторов это имело очень существенное значение.

В Пруссии самый выдающийся лидер милитаристов, граф Гельмут Мольтке-старший, начальник полевого штаба прусской армии и фактический ее главнокомандующий в годы войны и победы, был позже и видным членом консервативной партии, ее депутатом в немецком рейхстаге. Важно не то, какой была роль генералитета в партии консерваторов, – существенной является органическая связь кайзера Вильгельма и милитаристов с консервативной партией, их консервативный «стиль мышления». Вильгельм, милитаристы и консервативные политики были определяющей политической силой довоенной Германии, хотя, поскольку это была конституционная монархия с парламентом, они вынуждены были искать компромиссы с левыми и либерально-центристскими силами.

В Англии ситуация отличалась, учитывая незначительное влияние королевской семьи на политику и слабость бюрократии и милитаристов в стране, которая ориентировалась на традиции больше, чем на властные институты, и имела небольшую профессиональную армию. Реальные политические цели ставились здесь руководством тех партий, которые приходили к власти. Правда, поскольку основой военного могущества Великобритании был флот, то Адмиралтейство имело большое политическое влияние, особенно в начале XX столетия.

Консервативная партия правила в Англии двадцать лет, и только в 1906 г. к власти вернулись либералы. Обе партии были партиями Британской империи, острейшие противоречия между ними касались ирландского вопроса, но либералы имели более гибкую внешнеполитическую позицию и лучше были связаны с финансовыми, нежели с военными и военно-морскими кругами. Финансовые круги были заинтересованы в покое и стабильности мирового порядка, и накануне войны Сити предупреждала правительство, что военное решение конфликта приведет к краху мировой финансовой системы. Нет никаких свидетельств о том, что руководство либеральной партии ставило перед страной военные цели.

Аналогичные механизмы политической жизни России были по разным причинам проигнорированы историками.

Роль личности последнего царя серьезно не оценивалась – в его адрес отпускались преимущественно проклятия и эпитеты типа «бездарный», «беспозвоночный», «безответственный» и тому подобное; другой лагерь ограничивался скорбью по поводу трагической судьбы слишком, по мнению консерваторов, хорошего и воспитанного монарха. Как ни странно, были полностью проигнорированы политические расхождения в царском доме, а между тем Россия резко отличалась от других европейских стран именно тем, что была самодержавной монархией. Это значило, что важнейшие решения принимались в узком личном кругу самого царя. Правда, великокняжеские «малые дворы», которых в канун революции были десять, официально политикой не занимались, а в канун 1917 г. в большинстве находились в конфликте с императором и императрицей; и все же семейно близкие к царю лица и придворные кружки имели не меньшее влияние на события, чем партийно-политические группировки в Думе или правительстве.

Россия была самодержавной монархией, то есть автократическим государством, где оценка ситуации и воля к действию полностью сосредоточивались в лице императора. В оценке обстоятельств и ресурсов он был ограничен лишь своим пониманием и своей способностью принимать единоличные волевые решения.

Конец XIX – начало XX века в Российской империи проходит под знаком бурного экономического развития, – следствие либеральных реформ 1860-х гг., хотя и не завершенных, – и в то же время неслыханного для Европы консерватизма политического мышления. После бессмысленного убийства революционерами Александра II реакция его сына Александра III и внука Николая II на общественные движения российской общественности была просто-таки средневековой. Все усилия обоих императоров были направлены на то, чтобы само слово «конституция» было навеки забыто в России. Оба изо всех сил поддерживали режим патриархальной опеки над крестьянством, не допускали послабления общинного контроля, до последней возможности задерживали очередные шаги аграрной реформы. Только катастрофа 1905 г. заставила Николая II пойти на уступки либеральным силам общества и дать России конституцию Витте и аграрные реформы Столипина.

Символом и душой авторитарного режима Александра III – Николая II был обер-прокурор Победоносцев, воспитатель последнего царя, патологический консерватор, который органически не воспринимал даже незначительных изменений в режиме, – ему слышалась в них угроза глобальной катастрофы монархии.

Если царь Александр III был при своей реакционности человеком неглупым и остроумным, миропомазанным, работящим бюрократом, с хорошим чутьем на талантливых, пусть по-своему, помощников и с пониманием государственнической проблематики, то его сын не имел и этих добродетелей. Фамильное романовское безразличие нашло в Николае II какое-то особенно убогое выражение; в один из драматических дней Первой революции он отмечает в дневнике единственное интересное для него событие – «катался в лодке и застрелил ворону». Болезненная вялость сочувствия и сопереживания компенсировалась аристократической воспитанностью, умением поддерживать вежливый разговор, демонстрировать благосклонность, что способствовало имиджу хорошего царя; не умея настоять на своем, может, через невыразительность мыслей и чувств и внутреннюю интеллектуальную ленивость, Николай II никогда не прощал сотрудникам, если он вынужден был уступать их энергии. А мести у него всегда предшествовала вежливая доброжелательность. Иногда там, где вопрос задевал его скрытые амбиции, он неожиданно для окружения проявлял чрезвычайное упрямство, и спорить с ним не имело смысла.

Победоносцев был давним сотрудником и единомышленником Достоевского. Но если великий русский писатель при своем политическом ретроградстве страдал, сочувствовал исканиям молодежи, сам искал и сомневался, то Победоносцев со свойственным ему особым безразличием к чужой беде, аподиктической неспособностью не просто к дискуссии – к диалогу, принципиальной безликой анонимностью убивал всякое сомнение, всякий поиск и всякое сочувствие к страданиям. Его отставка и смерть не были замечены в лихорадке первой революции, но это был действительно символ конца империи.

Чуть ли не единственным случаем, когда Николай обнаружил силу чувств, было его бракосочетание. У него был роман с балериной Матильдой Кшесинской, семейной любовницей Романовых, которая потом вышла замуж морганатическим браком за одного из великих князей; и вдруг Николай влюбился в немецкую провинциальную принцессу, высокую стройную красавицу Аликс, полностью подходящую династическую партию. Отец был против, поскольку у него были свои планы: Александр III, осуществляя курс на историческую переориентацию российской политики, хотел женить сына не на немке, а на француженке из дома Орлеанов. Но Николай проявил характер, а Александр III не был упрямым самодуром. Этот брак сыграл трагическую роль для супругов и для России. Аликс была женщиной недоброй, со скрытой, истерической, предельно религиозной натурой, из-за своей психической неуравновешенности склонной к мистике. Все эти черты были усилены неизлечимой болезнью их единственного сына, так долго ожидаемого наследника, цесаревича Алексея. Словно предчувствуя ужасный конец свой и своих детей, больного мальчика и старших девочек, в том кровавом екатеринбургском подвале в 1918 г., Аликс – императрица Александра Федоровна – постоянно требовала от мужа твердости и неуступчивости в борьбе с врагами-либералами, и Николай поддавался ее натиску.