Читать онлайн «К вопросу теории и практики экономики переходного периода». Страница 4

Выбор уровня абстракции при решении данной теоретической задачи, в принципе, должен быть функцией от объекта исследования и характера поставленной задачи. Нельзя сказать, что более абстрактный анализ всегда хуже или лучше более конкретного (или, что то же самое, "точность" всегда хуже или лучше "реалистичности"). Там, где ситуация приближается к рынку совершенной конкуренции (однородный товар, большое количество равных по силе участников, полная и легко доступная информация, неизменные правила игры, в частности отсутствие непосредственного государственного вмешательства), например, на финансовых рынках, преимущества неоклассического подхода весьма ощутимы. По мере же нарастающего отклонения от идеальной модели, становятся весомыми достоинства альтернативных подходов. Однако все вышесказанное относится к "абсолютному наблюдателю", беспристрастно оценивающему, какой исследовательский подход следует применить к данной области экономики. С нашей точки зрения, необходимо дополнительно включить в рассмотрение факторы, относящиеся к жизни самого профессионального сообщества ученых-экономистов. Прежде всего, на практике экономист редко имеет возможность выбирать между различными парадигмами: он применяет ту, которой его обучили. И здесь кроется одна из главных дополнительных причин лидирующего положения неоклассической теории: ей гораздо легче обучать.

Впрочем, на дополнительных причинах большой популярности неоклассики среди экономистов стоит остановиться подробно.

Во-первых, здесь следует упомянуть ее универсальность. Достаточно описать ограничения, в которых действует экономический субъект и любую ситуацию можно представить как максимизацию его целевой функции при данных ограничениях. (Убедительные примеры можно найти в работах Г.Беккера). Переходя от одной проблемы к другой, экономисту-неоклассику нет нужды менять язык и инструментарий своей теории, в то время как институционалист, к примеру, вынужден всякий раз начинать все сначала.

Во-вторых, неоклассические модели позволяют варьировать степень сложности или детализации обсуждаемых проблем. Трудности можно без труда нарастить или убрать. Это чрезвычайно важно с педагогической точки зрения, так как позволяет изучать проблему на дозированном уровне сложности (начальном, промежуточном или продвинутом ). В то же время объяснить какую-либо неоинституциональную модель, к примеру "контракт, сопряженный с личными отношениями" (relational contract) Уильямсона, можно только на достаточно сложном уровне.

В-третьих, неоклассическому формальному анализу может благоприятствовать сама структура "рынка экономистов. (См. исследования швейцарского экономиста Б. Фрая) 13/. В Северной Америке, лидирующей в настоящее время в основном направлении экономической теории, продавцы услуг на этом рынке - экономисты и их покупатели - университеты - ведут практически свободную конкуренцию. Мобильность специалистов в Америке очень велика, длительные контракты являются скорее исключением, чем правилом, государственное регулирование отсутствует, информация о новых вакансиях фактически общедоступна. На таком конкурентном рынке нужен простой общий критерий качества преподавателей-экономистов, которым является количество публикаций в научных журналах. Отсюда закономерно смещение центра тяжести к статьям, требующим минимальной стадии "до письменного стола": сбора и обработки фактического материала, изучения конкретных институтов и пр. Типичным образцом "нормальной науки" является усовершенствование известных в литературе формальных моделей: доказательство их при несколько иных предпосылках, модификация ограничений и т.д. Отсюда мощный поток статей, отличающихся точностью, а не реалистичностью. Кроме того, наличие в работе математического аппарата определенного уровня облегчает оценку профессионализма автора при рецензировании и т.д. (для менее формализованных наук эту же роль, выполняют сноски на известных авторитетов). Американские университетские экономисты сравнительно редко занимаются практической деятельностью: консультированием государственных орта-нови частных компаний (за исключением очень престижного участия в Совете экономических консультантов президента): между факультетами экономики и "бизнеса" стоит китайская стена, с обеих сторон которой легко почувствовать взаимное раздражение (теоретики бывают более знамениты, а практики больше зарабатывают).

Интересно, что Фрай выделяет и вторую модель рынка экономистов - регулир

уемую, характеризующуюся длительными, часто пожизненными контрактами, государственным финансированием и сильным государственным регулированием (к примеру, в Германии почти все заявки на преподавателей экономики в университетах и предложения соискателей проходят через единое государственное ведомство, расположенное в Дортмунде). Не находясь под постоянным давлением конкуренции, экономисты могут заниматься здесь более долгосрочными исследованиями, в первую очередь представляющими интерес для главных заказчиков - государственных органов. Отсюда - сравнительно более конкретный уровень анализа, склонность европейских экономистов ко всякого рода институциональным исследованиям, большая престижность занятия всяческих государственных постов для экономистов-теоретиков (среди множества примеров достаточно назвать Л.Эрхарда и А.Папандреу). Правда, сам Фрай полагает, что с дальнейшей интеграцией в рамках Европейского союза в Западной Европе сложится примерно такой же конкурентный рынок экономистов, как в США и Канаде. Однако вряд ли эту действительно наметившуюся тенденцию стоит преувеличивать. Профессора экономики - не футболисты, которым недавно разрешили играть за любую команду стран ЕС. Не следует исключать даже возможный рост культурного национализма и регионализма в ответов дальнейшую экономическую и политическую интеграцию (вспомним хотя бы ограничения на использование англицизмов во франкоязычных текстах во Франции). Хотя есть и важный фактор, подкрепляющий отмеченную Фраем тенденцию: соискатель, претендующий на признание мировым сообществом академических экономистов, должен публиковать свои работы на английском языке и желательно в авторитетных (американских и английских) журналах. В этом отношении показательна судьба немецкого "Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft", превратившегося в англоязычный по преимуществу "Journal for institutional and Theoretical Economics". Правда, общая направленность журнала не стала чисто неоклассической

это орган нового институционализма,

Что касается нашей страны, то здесь мобильность преподавателей экономики и конкуренция между ними крайне незначительны. Однако, с другой стороны, государство дает университетам так мало, что вряд ли его можно рассматриваться в качестве серьезного заказчика. В наших условиях более влиятельными могут быть другие факторы, в первую очередь боязнь формул со стороны громадного большинства отечественных преподавателей экономических дисциплин. Здесь - важный шанс для институциональных и прочих более "конкретных" направлений исследования. (Еще раз напомню, что сейчас речь идет не о содержательных соображениях, а о чисто внешних, привходящих факторах выбора между различными исследовательскими парадигмами).

Однако в этих условиях наиболее вероятно временное усвоение институционализма на крайне поверхностном, декоративном уровне и использование его в качестве методологического прикрытия от неоклассики. На самом деле легкость институционализма (и старого, и тем более нового) обманчива: проведение серьезного институционального исследования может быть на порядок труднее построения неоклассической модели, поскольку требует детального знакомства со многими реалиями экономики, права, политики, морали и психологии народа. Эмпирический материал в этой области, вероятно, не более доступен, чем надежная статистика для эко-нометрических исследований. Я думаю, что когда на сцену выйдет новое поколение российских экономистов, не испытывающих комплекса неполноценности перед математикой, оно быстро осознает преимущества, которые создает для нормальной (в Куновском смысле) науки формальная неоклассическая теория.

Переход от централизованной к рыночной экономике в странах Восточной Европы и республиках бывшего СССР является важнейшим экономическим событием для второй половины XX века 14 / в той же мере, как Великая депрессия 1930-х годов была им для первой половины века. Поэтому, несмотря на невысокий престиж среди экономистов проблем компаративистики и развития, представители различных исследовательских подходов не остались в стороне от проблем переходной экономики. Литература по этим проблемам, принадлежащая авторам из самих переходных стран и "посторонним наблюдателям", представляет собой необозримый поток, коСТР 10