Читать онлайн «Знаковые бренды». Страница 28

Ни тем, ни другим они не располагали. И тут некая высшая сила проявила нежданное милосердие. То ли ветер подул с другой стороны, то ли пресловутые цены на нефть сдвинулись в нужном направлении.

Диана Брукс и Кристофер Дэвидж вычислили самых внушительных клиентов 1995 года. Дальнейшие действия были спланированы в жанре военной кампании. Среди всего, что должно было обрушиться в 1995 году на аукционы, имелись три чрезвычайно аппетитных коллекции.

Во-первых, три картины (Пикассо, Матисс, Ренуар) из собрания некоей госпожи Памеллы Харриман. Их предварительно оценили в $20 млн.

Во-вторых, коллекция семейства Колен, которая могла в случае удачи уйти миллионов за тридцать.

И, наконец, в-третьих, коллекция недавно скончавшейся госпожи Джин Стрэлем. Которая стоила больше, чем две остальные вместе взятые.

Собрание покойной госпожи Стрэлем и превратило аукционный сезон в головокружительную авантюру. К полному, кстати сказать, изумлению всех действующих лиц.

Дело в том, что Джин Стрэлем при жизни весьма высоко ценила интеллигентность и сугубо британский шарм аукционеров Christie’s. И все свои приобретения и продажи совершала исключительно при их посредстве. Почтенная дама вполне недвусмысленно заявляла, что именно Christie’s принадлежит честь устроить окончательную распродажу после ее кончины. А также всячески намекала на то, что это обстоятельство упомянуто в ее завещании.

Christie’s в ответ оказывал госпоже Стрэлем некоторые мелкие, но весьма ощутимые любезности. Например, устраивал распродажу ее коллекции скульптур совершенно безвозмездно. Чтобы не омрачать идиллические отношения с клиенткой такими меркантильными подробностями, как комиссионные.

Причиной такого эксклюзивного внимания была не столько сама коллекция, сколько один ее экспонат. «Портрет Фернандеса де Сото» работы Пабло Пикассо. Того самого «голубого периода», который на художественных аукционах считается самой большой редкостью. Более того, был в наличии даже и вполне конкретный любитель живописи, вот уже несколько лет жаждавший приобрести нечто «от Пикассо». И исключительно «голубого периода».

Любителя звали сэр Эндрю Ллойд Уэббер. И, подобно госпоже Стрэлем, он также предпочитал иметь дело исключительно с Christie’s. Иными словами, предварительная программа сезона складывалась следующим образом. Коллекция Стрэлем и готовый на все Ллойд Уэббер принадлежат Christie’s. А за Памеллу Харриман и семейство Коленов предстоит вести тяжкие позиционные бои.

Но тут Диана Брукс произвела целый ряд не вполне понятных действий.

Во-первых, она пригласила на обед владельца одной картинной галереи Дэвида Мэйсона. Который был посредником сэра Ллойда Уэббера на художественных аукционах.

Во-вторых, она с непонятным безразличием забросила как госпожу Памеллу Харриман, так и семейство Коленов. И вместо того чтобы посылать к ним экспертов, предлагать скидки с комиссионных, гарантии и льготы, безучастно наблюдала за тем, как обе коллекции уплывают в руки конкурентов.

После того как было объявлено, что Christie’s действительно получил право на обе коллекции, Диана Брукс отправилась к наследникам госпожи Стрэлем. И обратила их внимание на то, что ни один, даже самый достойный, аукцион в мире не в состоянии справиться с тремя столь внушительными распродажами за один сезон.

Вероятно, «Диди» Брукс вложила в это предприятие всю свою деловую настырность и дамское очарование. В итоге самая дорогостоящая коллекция сезона – коллекция Стрэлем – и впрямь была передана ее Sotheby’s.

Разумеется, под исполненные боли вопли конкурентов, которые слишком поздно спохватились, что в завещании на самом-то деле ничего не сказано. А на джентльменское соглашение в суде не сошлешься. В мае 1995 года в течение буквально трех дней был получен ответ сразу на два вопроса.

Первый. Кто из конкурирующих фирм займет первое место?

И второй. Можно ли считать, что художественный рынок вышел из четырехлетнего кризиса, едва ли не стоившего жизни двум крупнейшим аукционам мира?

Обе коллекции, проданные с Christie’s, принесли в совокупности ожидаемые $50 млн. Распродажа собрания Стрэлем на Sotheby’s закончилась с результатом $62 млн, который вполне можно счесть сногсшибательным.

Сэр Эндрю Ллойд Уэббер не обманул возложенных на него надежд. И даже в последнюю минуту разрешил своему посреднику Дэвиду Мэйсону повышать цену не до $25 млн (как это было оговорено накануне), а до $30 млн. Торговля прекратилась на двадцати шести с половиной. Вместе с комиссионными Пикассо обошелся Уэбберу в $29,5 млн. И был немедленно отправлен в его поместье в сопровождении двух телохранителей.

Это была самая дорогая продажа на обоих аукционах за последние пять лет. По уровню цен хотя бы отдаленно сопоставимая с продажами до катастрофы 1990 года. В кабинетах обеих фирм раздался вздох облегчения. Шаткое равновесие восстановили.

В Шотландии все овеяно легендой – будь то озеро Лох-Несс или клан Маклауд, клан бессмертного Горца, борющегося с темными силами. Есть свое предание и у семьи Чивасов, фамилия которых красуется на бутылках знаменитого виски. Мол, своим успехом Джеймс Чивас обязан тому что почти полтора века назад нарушил главную заповедь выпивающего человека – «не мешай напитки». Как бы то ни было, но с той поры самыми продаваемыми сортами стали виски blended, то есть «смешанные».

Шотландское слово «chivas» восходит к древнекельтскому seims («узкое место», «устье реки»). Так называлась местность на северо-востоке Шотландии, где в Северное море впадает река Ис, берущая свое начало в Грампианских горах. Издревле выходцы из этих мест носили фамилию Чивас. Шотландцы произносят ее как «Шиэвас», смакуя гласные, словно горная река неспешно журчит по камням.

200 лет назад жил здесь потомственный земледелец Роберт Чивас, у которого было 12 детей. Десять сыновей, достигнув совершеннолетия, как водится, один за другим покинули отчий дом. Старший брат Уильям стал шкипером на торговом судне, и судьба понесла его к берегам Индии, Цейлона и Японии. А Джеймс и Джон подались в город Абердин, чтобы посвятить себя торговле.

Портовый Абердин в начале XIX века развивался даже быстрее, чем шотландская столица Эдинбург, во многом благодаря своему географическому положению: близость города к морю располагала к товарообмену. В Абердин свозили зерно, шерсть и продукты с Хайленда – северных районов Шотландии, сюда же приходили с континента и из колоний суда, трюмы которых ломились от товаров. Только с 1801 по 1841 год население Абердина выросло с 27 тыс. до 63 тыс. человек.

Сначала пути Джона и Джеймса Чивасов в Абердине разошлись. Джон устроился в крупную одежную лавку, дослужился до управляющего и в конце концов открыл свое дело – стал шляпным мастером. Джеймс же нанялся продавцом в дорогой продовольственный магазин Уильяма Эдварда на Кастл-стрит. Он прилежно торговал шотландским сыром, ветчиной, маринованными говяжьими языками, а также заморской экзотикой – чаем и карри. Усердие Джеймса не осталось незамеченным, и в конце концов хозяин магазина Эдвард сделал его партнером по бизнесу. Главное, чему научил Джеймса его опытный коллега, – товары должны быть только высочайшего качества, а покупатель в магазине – царь и бог.

В 1839 году преуспевающие компаньоны переехали на Кинг-стрит, 13 (число это еще сыграет свою роль в судьбе компании). Это был магазин новейшего устройства – большая торговая площадь, просторные подвалы для хранения пива, вина и других напитков.

В 1842 году Шотландию впервые посетила королева Виктория. Ей так понравились эти места (холмистые пейзажи, пастбища, виды на море, многочисленные речушки и озера, неспешное, почти курортное течение жизни – и в то же время близость цивилизации), что на следующий год она вернулась, а при королевском дворе появилось понятие «шотландские каникулы». Вскоре Виктория купила замок и поместье Бэлморал, благоустроив их так, чтобы они годились для светских утех и развлечений – охоты, конной езды, балов и морских прогулок. Вслед за королевой потянулась свита, и Шотландия стала входить в моду.

В августе 1843 года Чивас получил письмо: лорд Ливерпульский сообщал, что «королева Виктория дарует Джеймсу Чивасу милость стать поставщиком продуктов двора Ее Императорского Величества». С той поры такие письма (сейчас бы их назвали контрактами) приходили на Кинг-стрит, 13 ежегодно. Примеру королевы последовали герцогиня Кентская и принц Уэльский.

После смерти Уильяма Эдварда бизнес перешел к Джеймсу. Он начал практиковать такой удобный для клиентов вид услуг, как индивидуальный заказ. Сохранилась записка от герцога Эдинбургского, страдавшего ревматизмом, в которой тот просит Чиваса, помимо провизии, прислать ему несколько пар шерстяных носков. Джеймс Чивас снискал себе славу безотказного исполнителя самых невероятных поручений. Лорд Абердинский, например, доверял ему и пригласить оркестр для бала, и доставить морем такую диковинку, как пианино.