Читать онлайн «Нетократия». Страница 38

Тем более интересно отметить, что наиболее упорные, крайние националисты – неонацисты Западной Европы, фашисты, сражающиеся за региональное самоопределение в Восточной Европе, изоляционисты и исторически идеализированные фундаменталисты Северной Америки, Восточной Азии и Ближнего Востока, то есть те, кто из преданности все еще крепко сжимает знамя расизме – единственные группы, преуспевшие в построении функциональных электронных сообществ исключительно по национальному признаку. Это – проявление фрагмеграции (см. предыдущую главу). Строго дисциплинированные и организованные субкультуры продвигают опои интересы с помощью стратегических альянсов в Сети с себе подобными. Все более 'мягкие' формы национализма – флаги, традиции, вся эта национальная гордость – наоборот, не имеют площадки в виртуальном мире, и потому не имеют будущего в информационном обществе. Границы национального государства сегодня так же не нужны, как и при прорыве капитализма. Кроме того, дезинтеграция национального государства усиливается и ускоряется, когда его институты беспомощны в осуществлении контроля и, более кип, сбора налогов в условиях 'новой экономики'.

Следствием такого развития стала острейшая проблема – постоянный подрыв авторитета государственных институтов. Когда иконы в ключевых областях жизни не подкреплены никакой властью, но чрезвычайно снижает уважение граждан к законодательному и репрессивному аппарату государства. Особенно это касается тех групп, чье экономическое положение и статус выиграли в результате монологического развития. Те же, кто мертвой хваткой цепляется за обломки государства, частично представляют прежний правящий класс, осознающий, что вместе с государством исчезают его положение и прежние привилегии, а, частично, из представителей нового низшего класса, которые понимают или чувствуют, что текущие перемены не сулят им ничего хорошего.

С другой стороны, нетократам государство со всеми его ограничениями в основном представляется иррациональным, но преходящим источником раздражения, препятствующим передвижениям в глобальной деревне. Пережитки национализма, по мнению нетократов, – постыдная болезнь, от которой давно пора излечиться -разновидность умственной отсталости, удерживающая старый правящий класс в состоянии бессилия и упадка, а низший класс -и неизменно подчиненном положении. Короче, вид эпидемии, иллюзия, бороться с которой – акт милосердия. Для нетократов поднятие национального флага есть оскорбительный пример вульгарности и дурного вкуса. Это, конечно, не мешает новому высшему классу использовать любые возможности для создания символов и торговых марок в интересах своих электронных сект, подчас, в форме все тех же устаревших национальных флагов. Доменный адрес Советского Союза,.su, был, к примеру, одним из самых популярных интернет-адресов среди нетократов после распада СССР

Полиция и судебная система оказываются все более беспомощными перед лицом растущего числа электронных преступлений, глобальной сетевой мафии, мотивацией для которой скорее является создание самости и повышение статуса в своей группе, чем экономическая выгода. Это приводит к росту выступлений в пользу наделения органов правопорядка все большими ресурсами. Как государственные налоговые органы оказываются в безнадежно подчиненном положении сравнительно с мобильной нетократией, контролирующей взламывающую границы виртуальную экономику, так и полицейские силы пасуют перед преступностью, которая вообще не имеет определенной географической привязки.

В то же время быстро рушится буржуазная семья: когда промышленное производство резко сокращается в пользу информационного менеджмента и сектора услуг, условия на рынке труда меняются. Появляется избыток низкоквалифицированной рабочей силы; одновременно открываются богатые возможности для женщин, что в свою очередь наносит серьезный ущерб и без того испытывающей давление семье. С начала 1960-х число разводов на Западе растет постоянно. Все это ведет к серьезному кризису в информационном обществе. Высвобождается огромное количество ничем не связанной социальной энергии, когда разрушаются общественные институты старой парадигмы и исчезает сама основа социальной идентичности большинства людей.

В эпоху раннего капитализма параллельно с развитием столичных центров развивалась городская культура другого типа, американский философ и историк Мануэль ДеЛанда назвал ее метрополией, – форма города, возникновение которой возможно только при капитализме. В отличие от столиц, метрополии небыли центрами нации, ни культурными, ни экономическими, ни политическими. Напротив, они располагались на морских побережьях, в местах схождения важнейших морских трасс, и потому во многих отношениях оказывались изолированными от остальной нации. В то время как столица черпала рабочую силу и ресурсы в окружающей ее сельской местности, метрополии наживали богатство на международной торговле, на ввозе сырья и товаров из других стран и из других метрополий. Эти независимые морские порты стали перевалочными пунктами важнейших транспортных путей, через которые проходили огромные количества людей, товаров, предметов роскоши, в которых так нуждались столичные города и другие государства. Сила метрополий основывалась не на контроле над территориями, а на контроле над товарными и финансовыми потоками.

Столицы и метрополии в капиталистическом обществе выполняли совершенно разные функции. В то время как столица воплощала саму власть, метрополии были в известной степени свободны от ограничивающих законов и правил. Поэтому метрополии стали центрами разнообразных видов деятельности и явлений, которые рассматривались правителями государства и националистическими пропагандистами как сомнительные, сточки зрения морали, и опасные для общества. Это могло быть ростовщичество, проституция, работорговля – все, что в позднем средневековье считалось подозрительным. По этой причине метрополии стали ареной для всякого рода экспериментов по части стилей жизни и образов мысли, потому что обладали степенью свободы, немыслимой для самого государства. В метрополии гонимые и ненавидимые находили убежище. Люди приходили и уходили – это не только позволялось, но и в точности соответствовало идее метрополии. Контролю уделялось меньше внимания, и со временем развился кочевой стиль жизни, а охота к перемене мест стала стилистическим идеалом метрополий.

Мобильность в метрополии была слишком высока, чтобы в ней могло действовать правило 'большинства', представлявшего какую-то групповую целостность. Мобильность и разнообразие привели к выработке гибкой политической структуры, характеризуемой временными альянсами между различными группировками. Политика была направлена на поиск функциональных компромиссов, а не на достижение консенсуса относительно идеологии. Государства, ориентированные на торговлю и плюрализм, например Швейцария и Нидерланды, развили относительно пассивные и прагматичные политические институты в стиле метрополии, в отличие от централизованных. Важно отметить, что в таких государствах, а равно и во всех чистых метрополиях, никогда не случалось массовых революционных выступлений, которые периодически сотрясали все государе та о чрезмерной центральной властью. Это подтверждает наш тезис о том, что идея политической революции является частью капиталистической идеологии, этого симбиоза этатизма и национализма, а не аномалией или зловещим предзнаменованием.

Благодаря тому, что столица взяла на себя задачи создания и управления национальным государством с его бюрократическим и военным аппаратом, метрополии могли сосредоточиться на торговле, мореплавании и завоевании колоний. Такое сотрудничество и разделение труда шло на пользу обеим сторонам. Метрополии отвечали за международные связи: они воспринимали, перерабатывали и пересылали сигналы внешнего мира и благодаря своей банковской системе обеспечивали движение денежных средств, необходимое для экспансии капитализма. В обмен на товар первой необходимости и рабочую силу метрополия снабжала с ижицу колониальными товарами – тканями и специями. Помимо этого, метрополии под эгидой государства основывали на отдаленных землях колонии и концессии, примером чего могут служить те монополистические торговые компании, что действовали под европейскими флагами в восточной части Азиатского континента. В награду за то, что торговые компании метрополий поднимали государственные флаги на новых территориях, что зачастую приводило к образованию там новых метрополий, таких как Гонконг, Макао, Сингапур и Гоа, метрополии обладали неограниченной свободой в освоении неисчислимых колониальных богатств и развивающихся рынков.

Поскольку такое сотрудничество было выгодно обеим сторонам, между метрополией и столицей развивалось сотрудничество к виде 'ненулевой' игры – вид симбиоза. Между двумя типами городов происходило интенсивное сообщение, шел обмен не только товарами и услугами, но также идеями и людьми. Столица олицетворяла политическую и военную силу: регистрация, каталогизация и выработка законов, а также идеология коллективной принадлежности. Метрополии вносили свой вклад в развитие финансовой системы, торговли, культуры и искусства, духа индивидуализма и предпринимательства. Следует помнить, что вплоть до конца XIX века прирост населения в основном обеспечивался за счет сельской местности. В городах властвовали вирусы и бактерии, избавлявшие города от перенаселения. Эпидемии, регулярно проносившиеся по миру, приносили значительно больший ущерб городам из-за высокой плотности населения и более низкого уровня гигиены и санитарии, чем в сельской местности. Поэтому ее роль, помимо снабжения сырьем и продовольствием, состояла еще и в снабжении городов все новой и новой рабочей силой.