Читать онлайн «Учение древней Церкви о собственности и милостыне». Страница 7

Великие начала новой жизни во Христе, возвещенные в Евангелии, нашли свое дальнейшее раскрытие и осуществление, прежде всего, в уче­нии и жизни святых апостолов и первенствующей Церкви. И как в лич­ной жизни святых апостолов, так и в их учении и, наконец, в самой жизни руководимой ими первенствующей Церкви мы находим совершенно опре­деленно выраженное отношение к праву собственности, вполне, конечно, согласное с началами, возвещенными миру Христом Спасителем. Начала эти — внутреннее отрешение от исключительного владения собственно­стью и готовность всем своим делиться с другими. В своей личной жизни святые апостолы являлись прямыми подражателями своему Господу: они не имели собственности, как это ясно выступает из свидетельств самих святых апостолов. «Серебра и золота нет у меня», — говорит о себе апо­стол Петр[85], и апостол Павел свидетельствует об апостолах вообще: «Мы нищи... мы ничего не имеем»[86]. Апостольская точка зрения на собствен­ность вполне, конечно, совпадает с учением Господа: все должно огра­ничиваться необходимым: «Имея пропитание и одежду, — говорит св. апостол, — будем довольны тем»[87]. Сам апостол Павел трудился ради этого, не желая обременять верных[88], и при этом еще служил другим, находившимся при нем[89]; и однако часто не имел и где голову прикло­нить, и чем насытиться, и во что одеться. «Я часто был, — пишет он о себе, — в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе»[90]. И если в своем лице святые апостолы во всей чистоте осуществили евангель­ское начало всецелого отрешения от своего и служения другим, то в сво­ем учении они призывали к этому же верующих. Мы уже сказали, что истинное отрешение от собственности вовне выражается лично каждым в осуществлении евангельского повеления: всякому просящему у тебя давай; а в жизни общины такое внутреннее отрешение имеет своим прямым следствием общение имуществ, когда свободно отказываются от того, чтобы называть что-либо своим. И оба эти проявления христи­анского отрешения от своего нашли свое выражение в учении апостолов и в самой жизни Церкви апостольского периода. Всюду в писаниях апо­столов мы читаем призыв делиться своим достатком с нуждающимися[91], а в самой жизни первенствующей Церкви встречаем и действительное идеальное осуществление этого завета в форме общения имуществ. Вот как, просто и трогательно, повествует об этом книга апостольских Дея­ний: «Все верующие были вместе и имели все общее; и продавали име­ния и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждо­го... У множества уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее... Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и пола­гали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду»[92]. Такова чудная картина того единения духа, какое царило в первохристи- анской общине; и, оценивая это явление жизни первенствующей Церкви с этической точки зрения, мы в праве в описанном порядке видеть иде­альное воплощение тех начал, какими проникнуто Евангелие в его отношении к устроению материальной стороны человеческой жизни. У множества верующих было одно сердце и одна душа; царила, иначе сказать, любовь, как действительная основа жизни, делавшая то, что спадали оковы эгоизма, и каждый свободно отказывался от своего ради общего блага. Нет ни малейшего сомнения, что эта картина жизни пер­венствующей Церкви должна иметь громадное значение для христиан­ской этики в ее учении о материальной культуре. Эта картина показы­вает с наглядной простотой, но и бесспорной убедительностью, что нравственным долгом для христианина должно быть не «приобретение, хранение и умножение» имущества, но такая полнота переживаний лю­бящей души, при которой была бы психологически невозможна самая мысль об исключительности моего права на обладание известным пред­метом. Христианство никогда не посягало на неприкосновенность права собственности и признавало юридическое право каждого владеть своим не только в известных словах св. апостола Петра Анании[93], но и в стро­жайшем осуждении всякого посягательства на чужое[94]. Однако, самая природа христианской любви такова, что там, где она действительно ца­рит, мы всегда встречаем и общение имуществ, подобно тому, как оно было в жизни первенствующей Церкви. Для иллюстрации нашей мысли мы укажем на жизнь семьи. Закон признает право каждого члена семьи на обладание известной собственностью. Между тем, в действительности нет такого внешнего деления «моего» и «твоего» в жизни каждой семьи, связанной чувством живой любви. Этим чувством была одушевлена и пер­венствующая Церковь, у которой живо было сознание того, что один у всех Отец Небесный, один Спаситель мира и все они — братья и сестры, призванные вместе совершать свое земное течение и вместе стремиться к спасению. Насколько такое сознание должно быть свойственно каждой христианской общине, настолько несомненно, что в идеале устроения Царства Божия на земле в Церкви Христовой мы должны мыслить та­кое единение духа, а неразрывно с ним — и единение в имуществе, ре­альный свободный отказ в отношении владения своим имуществом от того юридического начала, которое лежит в основе царства эгоизма. Мы, та­ким образом, смотрим на единение имуществ в первенствующей Церкви, как на ту идеальную форму, в какой должно выражаться каждое искрен­нее стремление общества устраивать жизнь на христианских началах. Но мы не можем ограничиться только подобным положительным утвержде­нием и должны сказать два слова по поводу отношения к интересующему нас факту нашей научной этики. Отношение это удивительное. Вот, на­пример, как оценивается этот факт в нашей серьезнейшей научной систе­ме нравственного богословия. Указав на факт общения имуществ в среде членов первенствующей Церкви, описанный книгой Деяний, ученый мо­ралист заключает: «Известно, что общение имуществ первых христиан было кратковременным и местным; существовало оно недолго только в Иерусалиме. И оказалось оно непрактичным: иерусалимская община настолько обеднела, что другие христианские общины посылали ей вспоможения»[95]. Такое поверхностное, почти ироническое отношение к великому явлению церковной жизни прямо-таки непонятно. В задачу нашего труда не входит исследование исторических судеб общения иму- ществ в древней Церкви. Ограничимся замечанием, что нельзя с уверен­ностью сказать ни того, что общение имуществ было только в Иеруса­лимской церкви, ни того, что это общение было кратковременным, и церковь Иерусалимская обеднела именно вследствие такого общения. Когда мы будем излагать святоотеческое учение о собственности, то уви­дим всю рискованность того заключения, что общение имуществ было только в Иерусалимской церкви и продолжалось очень недолго. А каждому, знакомому с историей Иерусалима во второй половине I века, ясно, что, если и могло общение имуществ неблагоприятно отразиться на матери­альной стороне жизни Иерусалимской церкви, то, во всяком случае, это было не единственное неблагоприятное условие, но что Иерусалим постиг целый ряд внешних бедствий. И самый призыв апостола Павла, обращен­ный к Коринфской церкви, всегда дает возможность предполагать такой порядок, какой указывал сам апостол, когда призывал коринфян помогать бедствующей Церкви: «ныне, — писал св. апостол, — вот избыток в вос­полнении их недостатка, а после их избыток в восполнение вашего недо­статка, чтобы была равномерность»[96]. Ясно, что это место не о том гово­рит, будто общение имуществ «оказалось непрактичным», но о том желании апостола, чтобы оно распространилось на все христианские церкви, и чтобы последние, разделенные большим пространством, со­знавали себя членами одного великого целого — Церкви Христовой — и братьями друг другу. Но если и отрешиться от такой исторической перспективы, то с чисто этической христианской точки зрения такое полуироническое отношение к делу нужно признать вовсе неподходя­щим и не имеющим для себя никакой опоры во взглядах представителей древней Церкви. Нужно заметить, что, если мы и процитировали лишь одну систему покойного профессора Олесницкого, то потому, что в ней наиболее определенно и научно честно высказан отрицательный взгляд на опыт жизни первенствующей Церкви. В других случаях это делается под маской лицемерных комплиментов по адресу высоты жизни первен­ствующей Церкви. Но сущность дела от этого не меняется, и господст­вующий у нас взгляд на общение имуществ в первые дни христианства тот, что на это общение смотрят, не как на идеальную форму устроения материальной жизни членов церковного братства, но как на утопиче­скую попытку, окончившуюся неудачно. Но хотя это взгляд и господст­вующий, тем не менее, — вовсе неуместный в христианской этике. Ведь жизнь первенствующей Церкви была тем временем, когда в ней обильно царили благодатные дары Св. Духа, когда в среде этой Церкви находи­лась Матерь Божия и все апостолы, которые и были главными руково­дителями церковной жизни. Едва ли при таких условиях возможно ви­деть в братском общении имуществ членов первенствующей Церкви случайную и неудавшуюся попытку организовать жизнь на истинно братских началах. Если даже и согласиться с тем, что этот опыт дела христианской любви оказался и неудавшимся — для такого суждения, однако, мы не имеем данных — то, во всяком случае, не место иронии и жалким комплиментам там, где выступает налицо режущий разлад идеальных требований христианской любви и эгоистических традиций человеческого общежития. Самая неудача организации жизни первенст­вующей Церкви не могла бы послужить помехой видеть в этой органи­зации идеальную ее форму, точно так же, как отсутствие в христианском мире любви к ближним не может служить препятствием к тому, чтобы это начало признавалось нормой христианских отношений. И если, как мы сказали, единение имуществ в христианской общине есть необходи­мый результат, вернее — выражение духа любви членов Церкви друг к другу, то мы считаем себя вправе с научно-христианской точки зрения утверждать, что общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной стороны жиз­ни членов Христовой Церкви.