Читать онлайн «Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата». Страница 10

Мы можем с уверенностью утверждать, что излюбленные рассказы о богах и героях с древнейших времен сохранялись путем устной передачи, но с 2000-х годов до Р. Х. эти тексты стали все чаще фиксироваться письменно. Поскольку старый шумерский язык становился все менее понятным читателям, многие классические тексты дословно переводились на аккадский с помощью вышеупомянутых словарей. Параллельные двуязычные версии гимнов, заклинаний и нарративных историй предоставляли материал, на котором древние ученые мужи в академической тиши исследовали как аккадскую, так и шумерскую грамматику и выполняли сравнительный анализ этих двух языков, нисколько не родственных друг другу. А на круглых, похожих на булочку с изюмом ученических табличках мы находим как упражнения в искусстве клинописного письма, грамматике и практической математике, по которым можно восстановить тогдашнюю школьную программу, так и довольно откровенные тексты, в которых палочка писца используется совсем не по школьному назначению.

В результате беспорядочных раскопок XIX века архивы торговых и банковских семей часто оказываются распыленными между разными собраниями, но тщательная коллективная работа сегодняшних исследователей позволяет детально восстанавливать внушающие нам благоговение записи о браках, рождениях и смертях, а также сведения о рыночных ценах на разные товары. Эти клерки и бухгалтеры были бы очень удивлены, узнав наше сегодняшнее отношение к их записям. А нас больше всего должны удивлять клинописные библиотеки первого тысячелетия до Р. Х., в которых самые настоящие библиотекари систематизировали и хранили большие собрания табличек, стоявшие в нужном порядке в специальных нишах. К концу первого тысячелетия до Р. Х., в то время как в простонародных кварталах владение клинописью, да и сам вавилонский язык стали сходить на нет, в ученых кругах развивалась все более сложная клинописная литература, например в области астрологии и астрономии.

Клинописные таблички, бесценные для нас сегодня, в древности просто выбрасывались, или пускались в переработку, или даже использовались для забутовки при строительстве. Очень редко археологи находят их в хорошей сохранности; как правило, это таблички, оказавшиеся замурованными в развалинах, поддающихся датировке. В целом количество найденных табличек увеличивается с течением времени; однако даваемые ассириологами оценки распространенности какой-нибудь таблички с трудом могут приниматься в расчет, потому что они не отражают ничего, кроме самого факта ее сохранности.

Самая знаменитая клинописная библиотека принадлежала Ашшурбанапалу (668–627 гг. до Р. Х.), последнему из великих ассирийских царей и большому библиофилу. Главный библиотекарь его оборудованной по последнему слову техники Царской библиотеки в Ниневии постоянно разыскивал интересные таблички – как старые, так и новые; идея была в том, чтобы собрать в одном месте все письменное наследие. Это собрание, которым сегодня гордится и наслаждается Британский музей, было одним из настоящих чудес античности (далеко превосходящим всякие там висячие сады и александрийские маяки). Мы и сегодня можем читать письменные распоряжения Ашшурбанапала «книжным агентам» царской библиотеки, рыскавшим по всему вавилонскому югу его державы в поисках любых табличек с текстами, еще не представленными на царских книжных полках, и для этого иногда бравшим таблички взаймы, иногда воровавшим их, а иногда просто реквизировавшим:

Слово царя к Шадуну:

Я благополучен, да будет сердце твое спокойно!

В день, когда ты прочтешь мою табличку, возьми Шумайю, сына Шуму-укина, Бел-этира, его брата, Аплайю, сына Аркат-или, и писцов из Борсиппы, которых ты знаешь, и собери все таблички, которые в их домах, и все таблички, которые хранятся в храме Эзида. Таблички: царские амулеты для ритуала очищения рек в (месяц) Нисан; амулеты для рек в (месяц) Ташриту; «Дом набирания воды»; амулет для рек при «решениях Сина»; 4 амулета для головы царской постели и для ног царской постели; кедровое оружие для головы царской постели; (заговор) «Пусть Эа и Асаллухи соберут воедино всю свою мудрость»; серия «Битва»; все, сколько доступно, ты соберешь и пошлешь мне вместе с табличкой «Их кровь» в одну колонку; «Стрела не пролетит мимо человека в битве»; «Идущий по степи»; «Входящий во дворец»; советы для «Поднятия руки»; надписи на камнях и… что благоприятно для царственности; «Очищение города»; «Головокружение»; «Беспокойство», все, что нужно для дворца, и редкие известные тебе таблички, которых нет в Ассирии. Разыщи их и доставь мне! Я написал администратору храма и градоначальнику. В домах, куда ты руку свою наложишь, никто табличку пусть от тебя не скроет!

А если ты найдешь табличку или ритуал, благоприятные для дворца, о которых я не писал тебе, – также возьми их и отправь мне[21].

При этом царь не любил вавилонского почерка, поэтому все добытые для него таблички тщательно переписывались на ассирийский манер, чем занималась большая группа самых опытных столичных каллиграфов. В быстро растущей ниневийской библиотеке находилось самое богатое собрание табличек из когда-либо существовавших под одной месопотамской крышей; этим в некотором роде предвосхищалась идея будущей Александрийской библиотеки [15].

Ах, если бы провести хотя бы неделю в библиотеке Ашшурбанапала! Великая мечта всякого исследователя клинописи: все таблички каждого многотабличного документа стоят на полках подряд одна за другой; все 12 глав Эпоса о Гильгамеше – вот они здесь, целиком, без единого пропуска; ни одной расколотой таблички, а если такое и случается, то ее немедленно заменяют на точную копию. В этой библиотеке любой текст можно было прочесть целиком. Сегодня об этом трудно даже помыслить: найти полностью сохранившуюся табличку – большая редкость, и ассириологам приходится жить в мире фрагментов, осколков и испорченных знаков, никогда не зная точно, «чем кончится этот рассказ». Во времена Ашшурбанапала ученый спор о том, как интерпретировать непонятную фразу в чьем– то письме царю о сулящих невзгоды событиях можно было разрешить, сняв с полки (1) общеупотребительную версию – полностью, (2) версию, пришедшую с юга, из Вавилона или из Урука, – полностью; (3) весьма «нестандартную» версию, например происходящую из малоизвестного провинциального источника, но все же требующую рассмотрения, – полностью; и наконец, (4) большое количество ранее составленных объяснений и комментариев, в которых ученые мужи прошлых эпох оставили много полезных соображений, – каждый такой комментарий полностью. Возможно, в отделе редких изданий бережно хранились древние таблички, несмотря на свое фрагментарное состояние представлявшие большую ценность, в то время как библиотечные сотрудники продолжали поиски других, лучше сохранившихся экземпляров. Сегодня нам приходится собирать всю эту библиотечную коллекцию из маленьких фрагментов, и надо сильно напрячь воображение, чтобы представить себе то время, когда единственной трудностью для читателя клинописных табличек было правильно понять смысл знаков и слов. Деятельность царя по собиранию и сохранению глиняных манускриптов самого высокого качества имела отдаленным результатом то, что материалы, оказавшиеся в распоряжении первых исследователей клинописи в середине XIX века, являлись и самыми полными, и наиболее сохранными среди всего, что в принципе можно было раскопать.

Когда в 612 г. до Р. Х. объединенное войско мидийцев и вавилонян разрушило Ниневию и сожгло все дворцовые постройки, включая Библиотеку, для хранителя глиняных табличек это было не столь чудовищной катастрофой, какой позднее стало сожжение Александрийской библиотеки для хранителя ее папирусных свитков. Когда в середине XIX века библиотека Ашшурбанапала была обнаружена археологами под руководством Остина Генри Лэйарда, перед их взором, как он это сам прекрасно описывает, предстали тысячи табличек и их фрагментов, великолепно сохранившихся в обожженном до состояния хрупкой терракоты виде, в ожидании своей расшифровки будущими поколениями ассириологов. К счастью, многие литературные сокровища Ашшурбанапала хранились в нескольких копиях; поэтому сегодня тексты зачастую могут быть полностью восстановлены по нескольким табличкам-копиям даже в случае, когда ни одна из них не сохранилась целиком. Именно в этой библиотеке были обнаружены ассирийские фрагменты об Атрахасисе и Эпос о Гильгамеше, впервые идентифицированный и переведенный Джорджем Смитом.

В музейных коллекциях по всему миру лежит такое количество клинописных табличек, что еще многие поколения ассириологов не будут ощущать нехватку в рабочем материале; наоборот, имеется постоянная нехватка в квалифицированных исследователях. После того как в XIX веке была завершена расшифровка клинописной письменности и обоих месопотамских языков, планка профессиональной подготовки ассириологов была установлена очень высоко. Настоящие гиганты в нашей области – в основном выходцы из германских питомников – еще до того, как обратиться в первый раз к вавилонским источникам, уже знали латынь, древнегреческий, древнееврейский, арабский, коптский, эфиопский, сирийский и арамейский языки. Они были не только знатоками в своем деле, но и во всех отношениях выдающимися учеными; скорость и глубина их мысли могла вызывать лишь восхищение. В 1976 г., когда я только начинал работать в Чикаго, Эрика Райнер, в то время главный редактор Чикагского ассирийского словаря, вспоминая своих предшественников Бенно Ландсбергера и Лео Оппенхейма (последних корифеев старой немецкой школы), как-то заметила, что каждый из них прочел все клинописные тексты, опубликованные с момента открытия этой письменности в 1850 г., и более того – помнил в них каждую строчку. Конечно, сегодня, когда клинописные источники и посвященные им книги и статьи публикуются непрерывным потоком, такая просвещенность выходит за границы человеческих возможностей. Поэтому современные ассириологи обычно ограничивают сферу своих исследований одним из двух языков и каким-либо ограниченным периодом его развития, причем эта специализация становится все более узкой. Когда-то в классе у Лэмберта, если какой-нибудь заезжий ассириолог, представляясь, произносил лощеную фразу «я специалист в…», она подвергалась суровому осуждению, а потом заглазно и осмеянию, потому что считалось: настоящий исследователь клинописи должен читать все публикации источников на обоих языках, причем достаточно бегло, и всю научную литературу о них. Это требование сослужило мне большую службу при поступлении в Британский музей; я и сегодня считаю его правильным.