Читать онлайн «Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение». Страница 4

В это же время внимание к проблеме канона Св. Писания начинают проявлять и в континентальной части Европы, в частности во Франции. Так, Ришар Симон (R. Simon, 1638— 1712), «отец библейской критики», в дополнение к своим эпохальным работам о Пятидесятнице, за которые он лишился сана, затронул указанные проблемы в книге под названием «Критическая история текста Нового Завета, или Установление истины относительно деяний, на которых основана христианская религия»[20].

Вскоре после выхода в свет этой монографии крупный протестантский историограф Жак Баснаж де Беваль (J. В. de Beuval, 1653–1723) посвятил проблеме канона главу в своей «Истории Церкви от Христа до наших дней»[21]. Он находит, что в первые три века христианства не существовало определения о границах новозаветного канона. Местные церкви имели право включить в канон или отвергнуть ту или иную книгу. Эта свобода особенно заметна у Восточных церквей, нередко исключавших из канона Апокалипсис.

Выдающийся французский богослов Луи Элл и дю Пэн (L. Е. Du Pin, 1657—1719) опубликовал свою «Dissertation preliminaire ou prolйgomиnes sur la Bible» (в 2–х т., Paris, 1699), которая вскоре вышла в английском переводе под названием «А Compleat History of Canon and Writers of the Books of the Old and New Testament, by way of Dissertation» (2 т., London, 1699, 1700). Название предполагает всестороннее исследование проблемы канона как такового, но том о Новом Завете разочаровывает читателя, ибо главным образом он посвящен текстологической критике книг Нового Завета, а также исагогике, то есть языковым особенностям и вариантам текста.

В Германии в эпоху Просвещения заявил о себе пионер библейской критики Иоганн Саломо Семлер (J. S. Semler, 1725–1791). В четырех томах своей сумбурной работы, носящей название «О свободном исследовании канона»[22], Семлер формулирует два программных тезиса, открывающих путь к «свободному исследованию». Они базируются на предпосылках исторического и догматического свойства. С одной стороны, Семлер полагает, что Слово Божье и Св. Писание не идентичны, так как последнее содержит в себе такие книги, как Руфь, Эсфирь, Песнь Песней и Апокалипсис. Семлер считает, что они имели значение только для своего времени и не могут служить в наши дни «нравственному росту» личности. Вследствие этого христиане ни в коем случае не могут признать все канонические книги одинаково боговдохновенными, равно как и одинаково значимыми.

Второй тезис гласит, что вопрос о принадлежности той или иной книги к канону имеет сугубо исторический смысл. Канон, как его понимает Семлер, возник по соглашению части тогдашних клириков. Они санкционировали использование упомянутых книг в церковном чтении и для наставлений. На первых порах единообразия не было: в отношении некоторых книг существовали не столько даже колебания, сколько тенденция отказывать им в каноничности и даже в подлинности апостольского происхождения. Палестинские христиане признавали писания тех апостолов, которые осуществляли свое служение среди евреев, незнакомых с Павловыми Посланиями. Те же, кто был обращен проповедью апостола Павла, хорошо знали, что им не адресовывались Послания Иакова, Петра и Иуды, и не имели возможности распространять их в своих общинах.

Работа Семлера, развернувшая наступление широким фронтом, вынудила других богословов второй половины XVIII века обратиться к проблеме канона. Обстоятельный и подробный труд Шмида[23] изыскивает возможность защитить традиционную точку зрения; Корроди[24] развил идеи Семлера дальше; Вебер[25] занимал промежуточную позицию. После того как улеглись догматические столкновения, спровоцированные книгой Семлера, Фридрих Люкке опубликовал трезвый, критический анализ Евсевиева свидетельства о каноне Нового Завета — знаменитого отрывка из Церковной истории, III, 25[26].

Эйхгорн — уже в первой половине XIX века — включает в свое «Введение в Новый Завет»[27] обсуждение вопроса о новозаветном каноне. Он первым приписал Маркиону инициативу собрать писания Нового Завета и настаивал на том, что ядро будущего канона сформировалось к 175 г. по P. X. Де Ветте расширил временные границы постепенного формирования канона до 400 г.[28], в то время как Шлейермахер, начав с конца, то есть с 400 г., направил свое исследование назад в «непроглядную тьму второго века»[29]. Кирхгофер, пользуясь ларднеровским собранием святоотеческих трудов, издал объемное собрание документов по истории канона со времени возникновения до Иеронима. Впоследствии, в гораздо более расширенном и дополненном варианте и с подробным введением, его издал А. Г. Чартерис (Charteris)[30].

В Соединенных Штатах Америки первая книга, всецело посвященная библейскому канону, написана Арчибальдом Александером (1772–1851), основателем (1812) и первым профессором Принстонской семинарии[31]. В основу своей работы он положил метод исторического анализа, предложенный Джонсом, с параллельным использованием святоотеческих свидетельств, собранных Ларднером. В качестве критерия принадлежности канону Нового Завета он выдвинул апостольское происхождение той или иной книги, прямое или косвенное (последнее относится к Евангелиям от Марка и от Луки). Устанавливается оно на основании исторически проверенных патриотических свидетельств первых веков христианства. Что до вопроса о каноничности Евангелий, важное место занимает косвенно затрагивающая его трехтомная работа Эндрю Нортона (А. Norton) «Свидетельства в пользу подлинности Евангелий» (The Evidences of the Genuineness of the Gospeb)[32]. Автор, прежде заведовавший кафедрой библейской литературы в недавно открытой Гарвардской богословской школе, тщательно исследует свидетельства Отцов, связанные с передачей и исторической подлинностью четырех Евангелий.

После смерти Александера профессором кафедры Нового Завета в Принстонской семинарии стал его сын, Джозеф Эддисон Александер (J. A. Alexander, 1809–1860), который также занимался проблемой канона. В посмертно опубликованных записках[33] он рассуждает о семи новозаветных книгах, каноничность которых оспаривалась в ранней Церкви: Послание к Евреям, Послание Иакова, 2–е Послание Петра, 2–е и 3–е Послания Иоанна, Послание Иуды и Апокалипсис. В своем анализе патристических источников, касающихся употребления этих книг, Александер был осторожнее отца и не замалчивал в свою пользу, что ранних свидетельств о некоторых из этих посланий очень мало. Это он относил на счет, во–первых, ограниченного числа произведений, дошедших до нас с тех времен, во–вторых, отсутствием быстрых средств коммуникации, в–третьих, тем, что верховный авторитет был за устным преданием.

Ближе к концу XIX века о разных аспектах проблемы канона писали два других выпускника Принстонской семинарии (оба окончили ее в 1876 г.), которые стали впоследствии ее профессорами.

Бенджамин Б. Уорфилд (В. В. Warfоeld) пытался подтвердить достоверность и каноничность 2–го Послания Петра[34], а в 1888 г. Джордж Т. Первс (G. T. Purves) прочитал цикл лекций (L.P. Stone lectures), опубликованных под названием «Свидетельство Иустина Мученика о раннем христианстве» (The Testimony of Justin Martyr to Early Christianity)[35]. Уорфилд напечатал еще и часто переиздававшийся памфлет, озаглавленный «Как и когда сформировался канон Нового Завета» (The Canon of the New Testament: How and When Formed)[36].

Среди монографий, появившихся в континентальной Европе в середине XIX века, одной из наиболее заметных стала работа Карла Августа Креднера фон Гизена (К. А. С. von Giesen). Его «Историю новозаветного канона» (History of the New Testament Canon)[37], отредактированную посмертно Г. Фолькмаром (Volkmar) в 1857 г. и опубликованную в Берлине в 1860–м, характеризует богатство сведений, а также ясность и объективность изложения. Сделав общий обзор того, как развивались представления о каноничности новозаветных писаний и их отличиях от апокрифов, Креднер подробно анализирует данные Мураториева фрагмента и другие западные и восточные документы. В 1863 г. Адольф Хильгенфельд также обращается к фрагменту Муратори (который он переводит на греческий), чтобы проследить развитие новозаветного канона[38]. Лейпцигский специалист по палеографии и критической текстологии Константин фон Тишендорф (С. von Tischendorf) выступил против принятой его соотечественниками точки зрения. На страницах небольшой брошюры[39] он утверждал, что канон Нового Завета был полностью определен к началу II века.

Из британских ученых XIX века существеннейший вклад в изучение канона внес Брук Фосс Уэсткотт (В. Ε Westcott) своей книгой «Общее обозрение истории новозаветного канона» (А General Survey of the History of the Canon of the New Testament)[40]. В этой исчерпывающей работе автор методично прослеживает, как признавали авторитетность новозаветных книг в век мужей апостольских и апологетов, во времена Диоклетиана, Вселенских соборов, кратко обсуждая и взгляды отцов–реформаторов. По Уэсткотту, определение канона было одним из первых инстинктивных деяний христианского сообщества, основанным на общем исповедании церквей, а не на индивидуальных мнениях их членов. Приняли канон не в результате дискуссий; скорее, канонические книги отделила от остальных интуитивная проницательность всей Церкви.