Читать онлайн «Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение». Страница 37

Неизвестный автор, который ответствен за то, что первым внедрил языческие идеи об аде и рае в христианскую литературу, произвел свою концепцию будущей жизни от различных дохристианских традиций. Это и картина, включенная в одиннадцатую книгу Одиссеи, и эсхатологические мифы Платона, и шестая книга Энеиды, и орфические и пифагорейские предания. Влияние этих идей через Апокалипсис Петра простиралось очень далеко. Оно сказывается в Божественной комедии, средневековой скульптуре и всем искусстве Ренессанса.

В древней Церкви имело хождение несколько сочинений под названием Апокалипсис Павла. Помимо коптского трактата из Наг–Хаммади, в котором описывается восхождение Павла с четвертого неба до десятого, до нас дошел другой, гораздо шире распространенный Апокалипсис Павла. Он сохранился в греческом, сирийском, коптском, эфиопском, славянском и латинском вариантах[429]. Предисловие, написанное, по–видимому, в Египте около 250 г., так передает нам историю о чудесном обретении оригинала:

Во времена консулата Феодосия Августа–младшего и Цинегия [т.е. в 388 г.] в Тарсе, в доме, который некогда принадлежал святому Павлу, жил один уважаемый человек. Однажды ночью ему явился ангел с откровением. Он приказал хозяину сокрушить основание дома и предъявить народу то, что он там найдет. Ему все это показалось наваждением.

Но ангел явился в третий (?) раз и бичевал его и принудил сломать основание. Когда он подкапывал дом, он обнаружил мраморный ящик с надписями по стенкам. В нем было откровение святого Павла и его сандалии, в которых он ходил, проповедуя слово Божье.

Созомен, который повторяет этот рассказ в своей Церковной истории (7,19), сообщает, что эта книга, «хотя и не признается древними, все еще ценится большинством монахов». В то же время он сомневается в подлинности истории и высказывает предположение, «не еретики ли ее сочинили». Августин высмеивает безрассудство тех, кто написал Апокалипсис Павла, полный басен и претендующий на то, что там рассказано услышанное апостолом согласно 2 Кор 12:4 (In Joh. Tract 98, 8). Апокалипсис Павла упоминается в Decretum Gelasianum среди апокрифических книг, которые не были признаны.

Это сочинение тесно связано с Апокалипсисом Петра. Последний получает в нем весьма пространное продолжение. Один из ангелов, который при восходе и заходе солнца рассказывает Богу о делах каждого человека (пар. 7–10), ведет апостола Павла в рай. На вратах рая висят золотые скрижали с именами праведников. С небес он видит океан, окружающий землю и озеро Ахерузию, белее молока, в котором архангел Михаил крестит раскаявшихся грешников, чтобы они могли войти в город Христа. Он добирается до этого города через озеро на золотом корабле. В городе он видит четыре реки, одну — из меда, другую — из молока, третью — из вина и четвертую — из масла (пар. 19–30).

После этого блаженного путешествия ангел показывает Павлу страдания осужденных в аду. По просьбе Михаила и других ангелов и ради самого Павла Христос дарует осужденным отдых от мучений по воскресеньям (пар. 31–44)[430].

Некоторые писания мужей апостольских какое–то время признавали в разных местах авторитетными. Климент Александрийский и Ориген пользовались Дидахе как Писанием. Есть свидетельство, что и в следующем веке в Египте его расценивали так же.

Текст (Первого) послания Климента вместе с частью так называемого Второго послания Климента содержится в Александрийском кодексе греческой Библии V века (окончание рукописи повреждено). Этим посланием пользовались Ириней, Климент Александрийский и Ориген. Нам известно, что около 170 г. Первое послание Климента обычно читали на богослужениях в Коринфе (см. с. 124).

Послание Варнавы в какое–то время едва не включили в канон. Климент Александрийский счел нужным написать к нему комментарий в своих Гипотипосах, ныне утраченных. Ориген называет его соборным — этот термин он в других местах употребляет по отношению к 1–му Посланию Петра и Иоанна. В Синайском кодексе греческой Библии IV века оно располагается после Нового Завета.

Пастырь Ерма использовался как Писание Иринеем, Тертуллианом (до его обращения в монтанизм), Климентом Александрийским и Оригеном, хотя, согласно Оригену, в церкви его не читали. Канон Муратори отражает отношение к этой книге уже во времена, когда канон был составлен, однако, согласно неизвестному составителю, его могли читать в церкви, но не объявлять Писанием (строка 73–80).

Постепенно были составлены и списки апокрифических книг, предостерегающие верных от того, чтобы принимать их за часть Св. Писания. Один такой список вошел в ранний латинский документ, так называемый Decretum Gelasianum, который рукописные источники приписывают одновременно папам Дамасу, Гормизде и Геласию. Документ состоит из пяти частей, в одной из которых дан список книг, относящихся к Ветхому и Новому Заветам (в последний не включен Апокалипсис). В другой части приведен длинный список апокрифов (62 названия) и еретических писателей (35 имен). Согласно фон Добшютцу (von Dobschьtz)[431], этот труд не имеет к папам никакого отношения, а представляет собой частную компиляцию, составленную в Италии (но не в Риме) в начале VI века.

Более поздние канонические списки — Стихометрия Никифора[432]; каталог 60 канонических книг; и прежде неизвестный список 35 «поддельных евангелий», который включен в секцию римской эпохи Самаритянской еврейской хроники II (Sepherha–Yamim)[433]. Безусловно, такой бурный расцвет апокрифической литературы свидетельствует о силе воображения, владевшего христианами, и православными, и еретиками[434].

К концу II века начали складываться списки книг, которые стали воспринимать как христианское Св. Писание. Иногда они включали лишь те писания, которые относились только к одной части Нового Завета. Например, как выше отмечалось, в первой книге Комментариев на Матфея[435] Оригена он перечисляет Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна в качестве «бесспорных Евангелий», а в пятой книге Комментариев на Иоанна[436] он говорит о нескольких посланиях Павла, Петра и Иоанна.

Среди более полных списков новозаветных книг наиболее древний — канон Муратори, который на основании внутреннего свидетельства датируется концом II века[437]. За этим анонимным каталогом через век с лишним последовал еще более полный список новозаветных книг, подготовленный Евсевием Кесарийским после довольно продолжительных изысканий. Оба списка заслуживают подробного анализа. В них можно открыть важные вещи, которые помогут понять, как развивался канон Нового Завета.

Канон Муратори — один из наиболее важных документов для ранней истории канона Нового Завета. Он включает 85 строк, написанных на варварской латыни с орфографическими ошибками. Названный по имени своего открывателя, видного итальянского историка и богослова Людовико Антонио Муратори[438], он был опубликован в 1740 г. Это — образец небрежности, с какой переписчики средних веков копировали рукописи[439]. Кодекс, в котором сохранился список, представляет собой рукопись VIII века, ранее хранившуюся в древнем монастыре в Боббио, а ныне — в Амброзианской библиотеке в Милане (MS J. 101 sup.). В ней 26 листов (27х17 см) на довольно грубом пергаменте. Она содержит несколько богословских трудов трех Отцов Церкви IV и V веков (Евхерия, Амвросия и Златоуста), и несколько ранних символов веры. Очевидно, рукопись была обиходной книгой некоего монаха, который переписывал в нее разнообразные тексты из разных источников.

Список канонических книг начинается с середины предложения вверху десятого листа и прерывается на 23–й строке правой страницы 11–го листа. Остальная часть этой страницы и правая страница 12–го листа содержат отрывок из св. Амвросия, 30 строк которого переписчик по невниманию скопировал дважды. Это повторение вкупе с частыми разночтениями в двух копиях одного и того же материала явно демонстрирует небрежность переписчика[440] и показывает, что многочисленные орфографические ошибки принадлежат ему, а не автору оригинала. Это стало еще заметнее по следующей находке в Монте Кассино — небольшие фрагменты того же текста[441], включенные в четыре рукописи Посланий Павла, которые относились к XI— XII векам и не были списаны с миланского манускрипта. Даже после сличения текстов остается множество вопросов, которые можно решить только путем предположений. Разные черты латинского текста привели многих ученых (но не всех[442]) к выводу, что это более или менее адекватный перевод с греческого оригинала[443]. Фонетические и морфологические особенности латинского текста и перекличка с Иеронимовой Вульгатой (1 Ин 1:1–4 в строках 33–34) говорят за то, что латинский перевод был сделан после начала V века[444].