Читать онлайн «Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века». Страница 4

Орден обладал огромными церковными привилегиями, поскольку подчинялся одному папе и не должен был принимать инспектирующих епископов, хотя вскоре у ордена появился собственный клир; булла Omne datum optimum[4] позволяла братьям-капелланам служить мессу и раздавать Святые Дары даже во время интердикта. Как духовных лиц, братьев мог судить только церковный суд: об ордене говорили, что это одновременно и церковь в церкви, и государство в государстве.

Новые братья вступали в орден не только для того, чтобы сражаться, но и для того, чтобы молиться. Они не видели в этом никаких противоречий. По словам святого Бернара, «убивать ради Христа» – это злоубийство, а не человекоубийство, это уничтожение несправедливости, а не несправедливого, и потому желательно; в самом деле, «убить язычника значит приобрести славу, ибо это прославляет Христа». Задолго до Крестовых походов папы Лев IV и Иоанн VIII говорили, что чистые сердцем воины, погибшие в сражениях за церковь, наследуют Царство Божие. Смерть в бою – мученичество, и этим путем в следующие два столетия прошли 20 тысяч тамплиеров.

Однако в корне их идеалы были идеалами созерцательного монашества. Монах отказывается от собственной воли и желаний ради поиска Бога; монашескую жизнь часто называют мученичеством, в котором монах должен умереть, чтобы воскреснуть. Многие из первых братьев-тамплиеров в конце концов оказались в монастырях, и не будет преувеличением назвать их цистерцианцами. Действительная служба – обычно проходившая в духе пожарной бригады, которая несется по первому зову разбираться с тюркскими захватчиками, – была лишь перерывом в аскетической жизни. Самая большая трудность для монаха – не самоотречение или целибат, а подчинение малейшему приказу командира; тамплиеру не дозволялось без разрешения даже поправить стремя. В бою они не давали и не просили пощады, не имели права требовать выкупа. «Они пренебрегали жизнью, но были готовы умереть на службе Христа», исполненные того священного умоисступления, в котором, по Эккехарду, находились первые крестоносцы. Этих солдат с обрезанными волосами, в белых плащах с капюшонами, невозможно было спутать ни с кем. В случае пленения им грозила смерть; после битвы на Кровавом поле в 1119 году атабек Тогтекин отдавал французских пленников своим солдатам в качестве мишеней для стрельбы или отрубал им ноги и руки и бросал на улицах Алеппо, где их приканчивали горожане, хотя это происходило еще до появления тамплиеров, чья участь была куда горше. Если брат терял свой черно-серебряный Гонфалон-Босеан (Beau Seant), его изгоняли из ордена. Это была высшая кара, которая также полагалась за переход к сарацинам, ересь или убийство христианина.

Папы и богословы часто напоминали им, что священная война – не цель сама по себе и что кровопролитие изначально зло. С первых дней ордена некоторые западные христиане не верили в его идеалы. Английский мистик, цистерцианский аббат Исаак Этуальский написал при жизни Бернара Клервоского: «…этот ужасный новый военный орден, который кто-то весьма лестно окрестил Орденом пятого Евангелия, основан для того, чтобы принуждать неверных принять Христа силой меча. Его члены считают, что имеют право нападать на всех, не исповедующих имя Христово, оставляя его в нищете, если же они сами гибнут, таким образом несправедливо нападая на язычников, их зовут мучениками за веру… Мы не утверждаем, что все их дела неправедны, но мы настаиваем, что их дела могут стать образцом для множества будущих зол».

Однако большинство современников восхищались новой общиной, и, когда Гуго де Пейн умер в 1136 году в собственной постели, у рыцарей Храма уже были соперники – Иерусалимский странноприимный орден Святого Иоанна Крестителя. Жерара на посту магистра в 1120 году сменил брат Раймон де Пюи, гениальный организатор. Благодаря своим трудам орден уже стал богатым и популярным, он принимал в Иерусалиме более тысячи паломников в год, а его больницы и странноприимные дома распространились по всему королевству. Он получил пожертвование в виде земли от Готфрида Бульонского, а также приобрел в собственность имения во Франции, Италии, Испании и Англии. Раймон был прекрасным специалистом по управлению этими европейскими владениями, обустраивал дома, доходы от которых шли на доставку еды, вина, одежды и одеял для больниц; некоторые были обязаны снабжать больных дорогостоящими продуктами, например белым хлебом. Папы дали госпитальерам множество привилегий: Иннокентий II запретил епископам налагать интердикт на часовни госпитальеров, Анастасий IV позволил им иметь собственных священников, а англичанин Адриан IV – собственные церкви. В 1126 году упоминается констебль ордена, что предполагает некую военную организацию, но самый ранний год, о котором точно можно говорить, что орден тогда уже вел военные действия, – это 1136 год, когда король Фульк дал им участок земли в Бейт-Джибрин, в ключевой точке на дороге из Газы в Хеврон. Там выросла первая из огромных крепостей госпитальеров – замок Ибелин. Этим они обязаны святому Бернару, который дал им возможность взять в руки оружие. Христианская война не только стала почетным духовным делом, но и способом обрести святость. Без великого цистерцианца братья-иоанниты никогда бы не превратились в военный орден. К 1187 году они контролировали уже более двадцати великих твердынь Утремера.

Их устав развивался очень медленно. Христианин должен любить Христа в других христианах – эта заповедь была основой странноприимной и больничной деятельности госпитальеров. В уставе тамплиеров говорилось, что брата надлежит исключить из ордена за убийство христианина, но за убийство сарацина-раба полагался только выговор; они не видели Христа в сарацинах. Служение госпитальеров сделало их более человечными, да и присутствие женщин в ордене тоже не могло не оказать смягчающего влияния. Брат Раймон, по-видимому, взял за основу августинский устав и затем опробовал разные идеи из устава ордена Бедных Рыцарей. Братья давали обеты бедности, целомудрия и послушания; они должны были питаться только водой и хлебом и исполнять требования больных, которых посещали ежедневно. Отдельно оговаривалось положение хирургов, которые обедали вместе с рыцарями-монахами, большое внимание уделялось управлению больницей. Как и у тамплиеров, члены ордена разделялись на четыре разряда: рыцари, сержанты, братья-служители и капелланы. Также была оговорка и о рыцарях-собратьях из мирян. Булла Александра III от 1178 года гласит, что «по обычаю Раймона» братья могли брать оружие, только когда выносилось знамя креста, – чтобы защищать королевство или напасть на языческий город. Их одеяние состояло из черной мантии с белым крестом на груди, она имела форму круглой палатки и была очень неудобна во время боя, и черной скуфьи (хотя вне обители братья иногда надевали белые тюрбаны)[5]. Кроме того, к каждой больнице были прикреплены сестры милосердия. В двадцати странах военные действия были лишь дополнительным занятием госпитальеров (оно даже не упоминалось в уставе ордена до 1182 года), и его милитаризация была долгим и медленным процессом.

В конце концов его структура стала похожа на устройство ордена тамплиеров, и главными в братстве стали рыцари. Бейлифы, так называли старших офицеров, включали магистра, выбираемого тем же порядком, что и магистр ордена тамплиеров, также он был единственным бейлифом, занимавшим свой пост пожизненно; далее великого прецептора (иногда называвшегося великим командором) Иерусалима, заместителя магистра; казначея; маршала; ризничего, или главного интенданта; странноприимника и, наконец, туркопольера, который командовал туркополами – легкой конницей из местных. Командории представляли собой небольшие подразделения рыцарей и сержантов, которые управляли группами примыкающих друг к другу владений. В Сирии командоры подчинялись непосредственно магистру, но в других местах структура была сложнее, и европейские командории объединялись в приории, а приории в провинции, соответствующие странам. Как и у тамплиеров, высшей властью обладал генеральный капитул. Менее многочисленное собрание – ординарный капитул, напоминающий кабинет министров, – помогал магистру и действовал в качестве тайного совета по государственным делам и публичного совета по рассмотрению ходатайств. Его кворум составлял «почтенную палату казначейства». Каждая провинция, приория и командория имела собственный капитул[6].

Их повседневная жизнь была не менее монашеской, чем у тамплиеров. Служились малые часы. Само собой, псалмы, читавшиеся в поминовение усопших, имели большое значение для воинов, которые часто бились против численно превосходящего врага, которые ожидали смерти так же часто, как и встречались с ней. Поэтому псалом 26 Dominus illuminatio mea: «…кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?.. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться», или псалом 17 Diligam te, Domine: «ибо Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня; Ты обратил ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня: они вопиют, но нет спасающего… я рассеваю их, как прах пред лицем ветра, как уличную грязь попираю их», с горячностью повторяли маленькие конные отряды, выходившие против превосходящих сил врага, и крохотные гарнизоны в осажденных крепостях с недостающим количеством защитников.