Читать онлайн «Епархиальные реформы». Страница 12

Записка «32‑х» представляется нам попыткой ответить на утверждения, выраженные, в частности, в опубликованной позднее записке Победоносцева, но, очевидно, «витавшие в воздухе»: об отсутствии зависимости между вопросом об отделении Церкви от государства и вопросом об ее обновлении. Основная мысль «32‑х» следующая: для того, чтобы возвратить Церкви «всю силу плодотворного влияния на все стороны жизни человеческой»[222], должна быть восстановлена «свободная самоуправляющаяся Церковь»[223] (имеется в виду свобода от государства). При этом авторы записки выступали в русле церковной традиции, когда указывали, что «свободный строй жизнедеятельности церковной не может подлежать усмотрению человеческому», ибо он определен в апостольском строе и в канонах[224]. Кратко описывая свои представления об этом церковном строе, авторы записки ставили на первый план именно епархиальное управление, реформа которого отражается на приходах и повторяется в церковной организации на высшем уровне: в системе окружного и всецерковного правления. Основные черты епархиального управления, по мнению авторов, следующие:

Епископ, засвидетельствованный при избрании от клира и народа местной Церкви, есть средоточие и образец пастырства в пределах Церкви, вверенной его попечению, центр всей жизнедеятельности и средоточие любви церковной[225].

Выше мы высказывали мнение, что одной лишь свободы от государства могло быть недостаточно для устранения бюрократичности в Церкви и восстановления соборности как живого общения. Авторы записки, очевидно, осознавали эту проблему и указывали:

Чтобы быть действительным, а не по имени лишь пастырем вверенного ему стада, [епископ] совершает пастырское служение свое <…> совместно с сонмом пресвитеров, как своих советников, сотрудников и сослужителей, пред лицом народа, в общении всего тела Церкви[226].

В качестве вторичных выводов из этих основных положений, авторы обращали внимание на недопустимость практики перемещения епископов и предлагали сократить территории епархий до пределов уездов. Сравнивая записку «32‑х» с записками Витте и митрополита Антония, мы видим, что и здесь, и там прежде всего ставится вопрос об освобождении Церкви от опеки государства и о формах независимого от государства самоуправления Церкви, в том числе и на епархиальном уровне. Так же, как Витте, «32 священника» указывали на необходимость введения соборности, но, в отличие от «представительства» Витте, акцентировали внимание больше на взаимодействии епископа, клира и паствы. Как мы помним, стремясь упразднить консисторию, Витте не давал указаний на то, как сохранить стабильность управления в епархии. Записка «32‑х» пыталась заполнить этот пробел, подчеркивая пастырскую составляющую деятельности епископа, его единение с паствой, и при этом указывала на практическую меру – сокращение размера епархий. Вместе с тем, несомненно, что предложение «32‑х» в известной степени «наивно» и может быть охарактеризовано как «иллюзия быстрого разрешения сложных вопросов»[227].

Публикация записки «32‑х» и вскоре после этого записок митрополита Антония и Витте[228] спровоцировала широкие дискуссии в прессе и обществе. Дискуссии в прессе постепенно утихли к середине 1907 года[229], проявляя себя впоследствии отдельными всплесками[230]. Наряду с печатными выступлениями, значительную роль сыграли дискуссии в рамках благочиннических и епархиальных съездов и собраний духовенства, пик которых приходился на осень 1905 года. Об этом свидетельствует умножение публикаций их материалов в периодике[231]. «Вопросы о необходимости церковного обновления широко и свободно обсуждались на многих епархиальных съездах», свидетельствует «Церковный вестник», указывая, что «на них приглашались по местам и светские лица, не только пастыри, но и пасомые»[232]. Частично эти съезды созывались архиереями для консультаций по поводу вопросов, направленных Святейшим Синодом на их отзыв. Созыв съездов мог быть и личным почином архиерея или инициативой духовенства, одобренной епископом. Впрочем, были случаи и неодобрительного отношения архиереев к таким инициативам. Так, петербургская газета «Слово» писала в июне 1905 года:

Московское духовенство (разумеется, не все), несмотря на строгий запрет местного митрополита касаться вопроса о церковной реформе, изложило свои pia desideria в интересной записке[233].

Инициативы по созыву съездов получили дополнительную поддержку в синодальном определении от 18 ноября 1905 года, предлагавшем к руководству архиереев правила по устроению приходов. При этом отмечалось, что эти правила «не могут не вызвать потребности в особых пастырских собраниях для обмена мыслей по этим предметам», в связи с чем было принято соответствующее решение:

Святейший Синод благословляет созываемые, по мере надобности, пастырские собрания в пределах благочинии, уездов и епархий <…> с предоставлением, если представится надобность, приглашать и мирян[234].

Обязательную силу постановления таких съездов приобретали, тем не менее, лишь после утверждения их архиереем.

Еще одним направлением развития дискуссий стало создание общественных организаций, в рамках которых обсуждались вопросы о реформе. В основном это две организации: «Группа петербургских священников» (позднее – «Союз ревнителей церковного обновления», еще позднее – «Братство ревнителей…») и «Московская комиссия по церковным вопросам». Каждая из этих организаций проводила семинары, издавала под авторством того или иного своего члена статьи, и, наконец, каждая организация выпустила по сборнику статей, посвященных реформе[235]. В рамках «Московской комиссии» работали некоторые из наиболее активных в будущем членов соборного отдела, занимавшегося вопросами епархиального управления – А. И. Покровский[236] и И. М. Громогласов[237]. В программу работ комиссии входила «реформа церковного управления», в том числе – «вопрос о выборном начале в применении к высшему и низшему духовенству» и «коренная реформа епархиального управления на началах широкого применения принципа соборности»[238]. Однако изданный комиссией сборник содержит в себе лишь работы по первому вопросу той же программы, – «о церковном Соборе». Было ли продолжение работ комиссии, – нам неизвестно. Если же говорить об общих принципах комиссии, то она ставила перед собой целью освобождение религии и Церкви «от стеснительной опеки государства», «борьбу с клерикальным бюрократизмом, утвердившимся в нашем церковном управлении и подточившим рост ее творческих сил» и, наконец,

самое полное и широкое восстановление древнего принципа церковной соборности, полного участия всех членов Церкви (не только епископов, но также белого духовенства и мирян) в различных видах и формах церковной жизни, начиная с низшего – церковного прихода – и кончая высшим областным собором всей Русской Церкви[239].

«Союз ревнителей церковного обновления» вырос из той самой «группы 32‑х священников», которая в свое время подала записку митрополиту Антонию. В дальнейшем эта группа продолжала собираться, в нее входили новые члены, в том числе и миряне, и к осени она приняла новое имя[240]. По мнению священника Георгия Ореханова, Союз являет собой радикализацию мнений группы «32‑х»: в программных документах Союза дискуссия о необходимых реформах в Церкви редуцировалась к противостоянию белого духовенства и епископов[241]. Отношение Союза к вопросу епархиального управления включалось в общее воззрение на реформу в Церкви:

Союз полагает, что начало церковного единства находит свое восполнение в церковной соборности. Она должна осуществиться во всех церковных организациях от меньших до больших (приход, епархиальный, областной соборы и учреждения при них) и во всех сторонах церковной жизни, во всей деятельности Церкви, в церковном управлении и в церковном суде.

Понимание соборности Союзом предполагало, что «будущие Соборы Русской Церкви должны включать в себя как членов клира, так и мирян». Наконец, «утверждение соборности в жизни церковной требует возможно скорого восстановления выборного начала при замещении всех церковных служений, включая и епископское»[242]. Эти положения были развиты в статьях, вошедших в сборник, изданный Союзом; они будут рассмотрены ниже. В 1907 году, на фоне общего спада предсоборных дискуссий, «Братство церковного обновления» прекратило свое существование[243].