Читать онлайн «Религии современности. История и вера». Страница 30

По какому пути пойдет развитие исламского мира — этот вопрос имеет огромное значение и для той части человечества, которая не принадлежит к мусульманской общине, поскольку исламский мир становится важным политическим и экономическим фактором для всего земного шара, во всяком случае для Европы и Америки. К этому добавляется и то обстоятельство, что со временем всё более увеличивающееся число мусульман будут проживать за пределами исламского мира и их судьбы окажутся непосредственно связанными с судьбами тех, с кем они будут жить рядом. Ясно, что все исламские группы, действующие как внутри, так и вне исламского мира, стремятся сами или вынуждены сотрудничать в политическом и хозяйственном отношении с неисламскими группами, чтобы достичь своих целей. Таким образом, и те, кто не является мусульманами, втягиваются в развитие исламского мира, в процесс принятия решений, и со своей стороны могут выбирать, кого они хотят поддержать для обеспечения мирной совместной жизни. Безусловно, подавляющее большинство мусульман стремится к мирной жизни на планете, на которой всем бы хорошо жилось, однако мнения о том, какой путь ведет к этой цели, очень сильно расходятся. Эти расхождения, видимо, в значительной мере определят характер и направление дискуссий среди мусульман и не-мусульман в ближайшие десятилетия.

История религий не стоит на месте. Она непрерывно развивается. Новые' откровения не просто отпочковываются и отделяются от классических религий, но при возникновении так называемых «новых религий» формируются новые системы, появляются новые имена их основателей. Когда они с целью шире развернуть миссионерскую деятельность выходят за пределы собственного культурного круга и вторгаются в тот или иной «чужой» культурный круг, возникает масса проблем, которых практически не знали рассмотренные выше мировые религии на стадии их возникновения. Теперь новые религии, если они претендуют на распространение в мировом масштабе, должны считаться с новой ситуацией. Для их теологии это означает необходимость ассимиляции, или адаптации по отношению к чужой культуре, то есть так называемой «аккультурации». При этом происходит неизбежная верификация, корректировка и даже полное устранение отдельных теологических и этических принципов и интеграция «чужих» религиозных элементов, представленных на поле миссионерской деятельности, в результате чего возникает религиозная система эклектического и синкретического характера, способная претендовать на некоторую универсальность. Этот процесс мы можем наблюдать при рассмотрении религии Бахай, которая является самой молодой, находящейся в процессе отпочкования от других религий.

Кто хочет постичь ту или иную религию, тот должен прежде всего понять тот контекст, в котором она возникла, и изучить те обстоятельства, которые привели к её возникновению, те условия, в которых действовали и обращались к миру её основатели. Это в полной мере относится и к бахаизму. Его предыстория тесно связана с шиитским исламом, который в Персии (Иране) приобрел особое мистическое и пророческое измерение. Оба основателя веры Бахай — Сайид Али Мухаммед из Шираза (1819–1850), имевший почетный титул Баба, Мирза Хусейн Али Нури — из Нура (1817–1892), прозванный Баха Улла (Блеск Божий — Прим, перев. — С.Ч.), происходили из определенного религиозного окружения, где было возможно, к примеру, развитие теософской школы в Исфахане и деятельность таких мистиков, как Шейх Ахмад из Асы (умер в 1826 г.), что находилось буквально на краю исламской легальности и с настороженностью и подозрением воспринималось правоверными, ортодоксальными исламскими учеными-богословами — улемами. Именно мистик Шейх Ахмад после долгих странствий обосновался в Иране, в Ездане, где он собрал вокруг себя группу учеников, которым он излагал Коран в духе гностицизма и спиритуализма, основываясь при этом на откровении Пророка Мухаммеда. Как мистик он рассматривал, в частности, вознесение Пророка на небо (Сура 17,1) как аллегорию, сама идея воскрешения из мертвых была в его представлении неким шифром, обозначавшим мистическое возвращение души к своим истокам, соединения с Богом. С другой стороны, Шейх Ахмад проповедовал также, что очень скоро свершится пришествие имама Махди (в персидском языке «Аль Каим» — буквально «тот, кто возвысится»), При этом он опирался на древнее шиитское представление о «спрятанном» двенадцатом имаме, который как легендарный Мухаммед Ибн Хасан (Каим) в 260 году по хиджре (873 году нашей эры) получил земное избавление с тем, чтобы со временем вернуться на землю: он вернется, когда несправедливость между людьми переполнит чашу терпения, когда насилие и войны будут уже нестерпимы, тогда Махди придет, чтобы основать тысячелетнее царство мира. Подобные проповеди, обещавшие положить конец страданиям, угнетению, с радостью и доверием воспринимались верующими мусульманами, которые в 1260 году по хиджре (в 1844 году) отмечали тысячелетие со дня «избавления» (чудесной смерти и исчезновения) двенадцатого имама. И хотя такого рода идеи и проповеди встречали враждебное отношение со стороны шиитской ортодоксии, движение Шейха Ахмада продолжало развиваться, оно даже находилось под защитой и покровительством иранского шаха. Наследник Шейха Ахмада Сайид Кязим Расти даже побуждал своих учеников искать по всей стране имама Махди[92].

Итак, предыстория, или начальная фаза зарождения религии Бахай определяется мистическим и пророческим контекстом. Введение этой религии в жизнь связано с именем и деятельностью Сайида Али Мухаммеда, который был сыном купца из Шираза; его семья вела свое происхождение от Али — зятя Пророка Мухаммеда. Сайид Али Мухаммед имел возможность изучить в Ширазе движение Шейха Ахмада с его халиастическими пророчествами и ожиданиями и вместе со своими товарищами по школе отправился на поиски предсказанного имама Махди. При этом он сам «открылся» своему другу, одному из учеников Шейха Ахмада мулле Хусейну из Бушира, которому в ночь на 23 мая 1844 года он «открылся» как заветный, предсказанный Пророком «рупор Божьего слова», «желанного для моего сердца и ваших сердец»[93], но пока только провозвестник чего-то несравненно большего, а именно «Баба», что дословно означает «дверь», или «врата», ведущие к обещанному имаму. Обоснованием этого откровения стал его комментарий к суре Иосифа (Коран, сура 12), записанный им той же ночью и составленный в аллегорическом духе. Позднее, в сентябре того же года, во время паломничества в Мекку, повторил он свое откровение, сказав: «Истинно говорю я вам, никто, кроме меня, ни на востоке, ни на западе не в праве претендовать на то, чтобы быть вратами, ведущими людей к познанию Бога… И я торжественно обещаю немедленно открыть тот стих Корана, который истинность моего послания подтвердит»[94]. Титул «Баба», или на фарси «хазрети-Баб», что означает «его святейшество Баба» ясно указывает на то, что в это время Али Мухаммед сам не считал себя заветным имамом Махди. Он хотел быть лишь «посредником», связующим звеном, обеспечивающим доступ к «тому, кто должен придти».

Узкий кружок молодежи, сплотившейся вокруг «Баба», к которому принадлежала также поэтесса, а впоследствии мученица Курратул-Айн, включал 18 членов, сам Баба был девятнадцатым. В этом заключена символика числа «19»: оно составляет на языке фарси сумму букв слова «бисмалла» («бисмаллахи-рахмани-рахим»), которое является введением в каждую суру Корана. Таким образом, 19 членов этого общества были названы «буквами» вечно живого Бога и составили первую ячейку нового религиозного движения.

Сначала Баба оставался верен шиитскому исламу, совершал паломничество в Мекку, писал «Книгу права», в которой утверждал положения шариата, и сам себя трактовал скорее в качестве реформатора ислама, нежели основоположника новой религии или носителя святого начала. Однако в июле 1845 года после возвращения в Шираз из Мекки он был арестован и заключен в горную крепость Мах-Ку в Азербайджане. Здесь, видимо, по началу он пользовался некоторыми свободами, и мог сочинить свои «баяны» — религиозные основы нового вероучения в персидском и арабском изложении. Его разрыв с шиитским исламом произошел в 1848 году, когда он высшим духовным сановникам Тебриза сам себя назвал имамом Махди, который упразднит шариат. Когда присутствующие услышали это, они, по свидетельству одного из очевидцев, «оцепенев от ужаса», склонили головы. Шиитские правоверные и великий визирь потребовали от хазрета Баба, чтобы он разъяснил им смысл этого неслыханного заявления. Тот же отвечал на это, — вероятно, неслучайно в унисон тому, что говорил Иисус перед судьями: «Я — посланник Божий, я — тот единственный, к чьему имени вы взываете уже тысячу лет, тот, чьего прихода вы стали свидетелями, тот, через кого сам Бог открывает вам свою волю, ускорив и приблизив час своего откровения. Воистину, народы Востока и Запада должны внимать моему слову и быть верными мне»[95]. Из-за этого Баба был разоблачен как богоотступник и еретик, предатель ислама. Ничто уже не могло помешать суду над ним, его осуждению и преследованию его сторонников. 9 июля 1850 года в Тебризе он был приговорен к смертной казни и казнен. Шоги Эффенди, последний непосредственный авторитет в религии Бахай, сообщает в своей биографии «Бог проходит мимо» о чудесах и знаках, которые якобы произошли во время мученической смерти: после того как команда, производившая экзекуцию, обрушила залпы выстрелов на безоружного и пороховой дым рассеялся, Баба на мгновение пропал — толпа наблюдавших за казнью потеряла его из виду. «Его нашли целым и невредимым в том самом помещении, где он провел предыдущую ночь». «Я закончил беседу с Сайидом Хусейном (своим секретарем), сказал он. Теперь вы можете исполнить свое намерение»[96]. Когда команда вторично исполнила акт казни, «пыльная буря затмила солнце и ослепли глаза присутствующих». В тот же миг удар землетрясения потряс город Шираз. Во всём этом очевидно типологическое сходство со смертью распятого Иисуса. Шоги Эффенди описывает смерть Баба в таком же торжественном тоне: «Апофеоз, который обозначил конец этой жизни, стал высшей точкой героических деяний на веку посланника Бахай… Этот конец по праву можно считать беспримерным, и равных ему нет в истории жизни всех прежних основателей религиозных систем»[97]. Г. Рёмер называет хазрета Баба «идеальным святым в духе суфизма»[98].