Читать онлайн «История религий. Том 2». Страница 77

В XIX в., когда в условиях постепенного развития буржуазных отношений сёгунат стал приходить в упадок, поколебалось и положение буддийской церкви. В ряде провинций господствовавшие в них оппозиционные по отношению к сёгунам князья стали предпринимать антибуддийские действия, ориентируясь на реставрацию синтоизма как самостоятельной религии, которую можно было бы объявить государственной. Так, в 1843 г. князь провинции Мито ликвидировал на своей территории 190 буддийских храмов и приказал перелить на пушки их колокола; тут же были запрещены некоторые буддийские обряды, в том числе похоронные, вместо них предлагалось прибегать к синтоистскому ритуалу. Были приняты меры к консолидации синтоистского духовенства, и преимущественно его антибуддистских элементов. Революция Мэйдзи (1868), уничтожившая сёгунат и установившая в Японии самодержавие микадо, имела одним из своих последствий преследование буддийской религии и духовенства.

Была взята линия на воскрешение синтоизма как государственной религии. Таким образом буддийской церкви был нанесен серьезный удар. Указом микадо буддийское и синтоистское богослужения были строго разграничены, буддийским священникам запрещалось выполнение синтоистских церемоний. Буддийско-синтоистские храмы были переданы в руки синтоистского духовенства, причем последнее подверглось чистке с целью удаления пробуддийских элементов. Большое количество земель, принадлежавших буддийским храмам, правительство конфисковало, а многие храмы ликвидировало. Так, в префектуре Тояма в 1870 г. было 1730 буддийских храмов, а в 1871 г. оставалось только 7. Микадо демонстрировал и собственный отказ от буддизма. Он ликвидировал буддийское святилище в своем дворце, удалил из дворца статую Будды, отменил ранее проводившийся буддийский праздник императора.

Однако вскоре императорской Японии пришлось ослабить, а затем и прекратить свою антибуддийскую политику. Выяснилось, что буддизм пустил прочные корни в быту и сознании народных масс, которые в ряде случаев оказывали сопротивление властям, вступаясь за права и прерогативы буддийской церкви. В некоторых случаях властям приходилось быстро отменять свои антибуддийские мероприятия. Когда в 1868 г. прописка населения по буддийским приходам была заменена пропиской по синтоистским приходам, это вызвало такое сопротивление населения ряда провинций, что уже в 1873 г. реформа была отменена и принят порядок, по которому прописка производится в храме той или иной религии в зависимости от того, какой существует в данной местности. Организованный сразу после переворота и преобразованный вскоре в министерство департамент по делам синтоистской религии, ставивший ее своим существованием в исключительное положение, был упразднен, а все религиозные вопросы переданы в ведение министерства просвещения. Наконец, принятая в 1889 г. конституция провозгласила принцип свободы совести, таковым буддизм был опять легализован, правда, уже на равных основаниях с синтоизмом. К тому же буддийская церковь потеряла значительную часть своих материальных богатств 50.

Видимо, в этих условиях руководители буддийской церкви поняли, что надо удерживать те позиции, которые еще можно отстоять. Они стали доказывать правительству свою полную лояльность в отношении существующего строя и свою готовность проповедовать культ императоров не менее активно, чем синтоизм.

Буддизм стал распространяться в Корее в IV в., его привезли китайские монахи, специально с миссионерскими целями посещавшие страну. Первоначально очагом этой религии на Корейском полуострове стало Когурё, одно из трех существовавших тогда в Корее государств (остальные именовались Пэкче и Силла). Немного позже, но в том же столетии он распространился в Пэкче и через полтора столетия — в третьем корейском государстве. К тому времени, когда Силла сумела подчинить себе остальные государства и создать одно общее (VIII в.), буддизм во всех трех государствах был уже признанной государственной религией.

В это время, однако, такое же положение государственной религии занимало в Корее конфуцианство. Немного позже проник в страну и даосизм. В общем буддизм не вел с этими религиями прямой борьбы. Были, правда, периоды конфронтации буддизма и даосизма. Так, например, в середине VII в., когда представитель когурёсской сангхи Подок повел борьбу против даосизма, убеждая вана (властителя) Поджана не допускать даосизма под предлогом того, что новая религия вызовет духовный разброд в стране, ван не согласился с этим, и даосизм стал распространяться, ослабляя позиции буддийской сангхи. То, что вскоре Когурё потеряло свою независимость, объясняется некоторыми авторами именно тем, что оно не пользовалось в это время былой поддержкой, которую оказывали ему сангха и вообще буддисты.

До появления буддизма в Корее среди ее населения были распространены все верования и культы первобытной религии — фетишизм и вера в душу, полидемонизм, поклонение небесным светилам, культ предков. С появлением буддизма эти верования, связанные с ними культы не исчезли, они продолжали бытовать, синкретизируясь с буддизмом. Конечно, верования и их состояние труднее прослеживаются, чем выполнение обрядов, составляющих культ, но именно по выполнению обрядов можно судить о состоянии тех или иных верований и степени приверженности к ним населения. В данном случае факты говорят о том, что население Кореи с принятием буддизма ни в коей мере не отказалось от добуддийских верований и культов. На протяжении многих столетий бытовала синкретизированная религия буддизма с добуддийскими религиями. «По-прежнему, — пишет Р. Джарылгасынова, — в 10-ю луну приносились жертвы небу, причем основные жреческие функции в этом обряде выполнял «ван». «Ван» участвовал и в церемонии жертвоприношения пещере Сухель». Жертвоприношения небу приносились и перед войной, и в других сложных случаях жизни корейского общества.

Небо было не единственным астральным объектом поклонения корейцев, ставших буддистами. К этим объектам относились и солнце, и луна, и многочисленные планеты и звезды. «Культ семи звезд Большой Медведицы, — пишет та же исследовательница, — бытовал у корейцев до недавнего времени» 52. Вместе с поклонением светилам имело значение и астрологическое их использование, по состоянию светил гадали о грядущих общественно важных событиях: о войне и мире, засухе и наводнении, землетрясении или извержении вулкана.

Горы, реки, моря, пещеры были, по представлениям корейцев, населены сверхъестественными существами-демонами, которым надо было в определенные даты приносить жертвы, возносить молитвы, это делалось, помимо того, в экстраординарных случаях.

Культ предков, занимающий такое важное место в конфуцианстве, казалось бы, плохо гармонировал с буддийским вероучением, в котором он не играл роли. Тем не менее он сохранился в полной силе и в последующие времена, чему способствовало его государственное значение; особенно почитались предки здравствующего вана и действительный или мифический или полумифический ван — основатель государства. Публичные жертвоприношения своим предкам регулярно совершали сами ваны.

К появлению буддизма в Корее государственные власти относились в общем благожелательно. В каждом из трех государств он скоро стал государственной религией, что отнюдь не упраздняло конфуцианства в качестве таковой. А с распространением даосизма и он был принят на вооружение властями.

Ценность буддизма для государства обусловливалась тем, что он давал идеологическое освящение централизаторским тенденциям, присущим деятельности властей, как в период существования трех государств, так и после их объединения. Наивысшую ценность в этом отношении представляло конфуцианство, прямо воплощавшее идею государства как высшей ценности. Немалый вклад в распространение этой идеи внес и буддизм, имевший то преимущество перед конфуцианством, что он оказывал духовное воздействие на более широкие массы, ибо он был более доступен для них образным характером своих верований и обрядностью. Поэтому государственная власть опиралась одновременно на обе эти религии.

В некоторые периоды ранней истории Кореи сангхе удавалось в какой-то мере ослабить свою зависимость от государства. Так, с конца VIII в. она воспользовалась его ослаблением и в значительной мере вышла из-под его контроля. Но до этого времени сангха находилась под непосредственным управлением ванов и их бюрократического аппарата. Все должностные лица в управлении ею назначались ванами, а на низших «этажах» — наместниками округов. В государстве Силла, чтобы гражданин мог поступить в монастырь, он должен был получить специальное разрешение вана, что достигалось не без труда.

Поступление в монастырь было притягательной целью для человека из народных низов: он освобождался от тяжелого крестьянского или ремесленного труда, от многочисленных налогов и повинностей, в том числе и от военной повинности. Власть не была заинтересована в поощрении таких намерений и с трудом давала разрешение на поступление в монастырь. По отдельным оказиям это все же иногда делалось даже в массовом масштабе. Так, например, чтобы снискать благоволение сверхъестественных сил и исцеление от постигшей его болезни, ван Хындок в 830 г. дал разрешение на уход в монахи одновременно 150 претендентам.