Читать онлайн «История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства». Страница 20

Согласно преданиям, к моменту смерти Махавиры у него было — кроме большой мирской общины — 14 тысяч монахов и 36 тысяч монахинь. Цифры, возможно, преувеличены, но более удивительным кажется преобладание женщин среди адептов джайнизма, в монастырях и в миру. Это тем более странно, что, по свидетельству некоторых учителей-джайнов, монахиням не дано достичь освобождения: им не разрешается практиковать монашеское обнажение. Однако столь большая численность женщин, монахинь и мирян, возможно, объясняется глубинной архаической традицией: считается, что Махавира проповедовал преимущественно равным себе, военной и светской знати, и можно предположить, что женщины этого круга находили в учении Махавиры — учении, уходившем корнями в архаическую индийскую духовность, — тот религиозный путь, в котором им отказывал ортодоксальный брахманизм.

Своим самым серьезным оппонентом Будда считал Машкарина (Макхали) Госалу. Ученик и в течение нескольких лет помощник Махавиры, Госала практиковал аскезу, овладел магическими способностями и возглавил школу адживиков. Некоторые штрихи биографии Госалы, выявленные в буддийских и джайнских текстах, рисуют его как могущественного мага. Своим «магическим» огнем он умертвил одного из своих учеников: после состязания с Махавирой в магических умениях несчастный был проклят им и умер (это случилось, вероятно, в 485 или 484 г. до н. э.).

Этимология термина адживика до сих пор остается неясной. Подвергшиеся нападкам буддистов и джайнов, учение и практики адживиков с трудом поддаются восстановлению, и, за исключением нескольких цитат в трудах противников адживикизма, их канонические тексты до нас не дошли. Известно лишь, что это было очень древнее, на несколько поколений предшествовавшее буддизму и джайнизму учение.

Отличие Госалы от всех его современников — его непреклонный фатализм. "Старания человека бесполезны" — вот суть этого вероучения со стержневым словом ньяти ("предопределение", "судьба"). В одном буддийском источнике приводятся следующие слова Госалы: "Нет ни причины, ни повода безнравственного поведения. Люди предаются пороку без причины и повода, чистые чисты без причины и повода, ни одно "я" само по себе не действует. У человека нет своих силы[…], энергии […], устремления […] и отваги […]. Все существа, индивиды, все твари, все живое не имеет своей воли, своей силы, своей энергии. Они эволюционируют согласно предназначенному, исходя из обстоятельств и собственной природы…" (Саманнапхаласутта, 54). Иными словами, Госала отвергает общее для индийских вероучений понятие кармы: любое существо, по Госале, проходит свой собственный цикл длиной в 8 400 тысяч эонов (махакальпа) и внезапно, без усилия получает освобождение. Будда же считал преступным подобный безоговорочный детерминизм и поэтому критиковал Госалу гораздо чаще других своих оппонентов. «Фатализм» (ньяти), по Будде, был самым опасным заблуждением.

Однако Макхали Госала, несомненно, занимает самое оригинальное место в истории индийской мысли: детерминистская концепция привела его к изучению природных явлений и законов жизни.[170] Адживики отвергали ношеное одежды — обычай, появившийся задолго до Махавиры и Макхали Госалы; кормились подаянием подобно всем странствующим аскетам и придерживались строгих правил питания, нередко изнурительными обетами доводя себя до голодной смерти. Вступлению в общину предшествовал древний ритуал: неофит должен был обязательно получить ожог, взяв в руки раскаленный предмет. Его также закапывали по шею в землю и затем вырывали на голове волос за волосом. До сих пор остаются тайной спиритуальные техники адживиков. У них явно существовали традиции аскезы и собственные методы медитации. Нам известны лишь невнятные ссылки на нирвану адживиков — разновидность высшего Неба других мистических школ.[171]

Будда никогда не считал свое учение жесткой системой. Он не только отказывался рассуждать о философских вопросах, но хранил молчание и по существенным пунктам своей доктрины, например, об образе жизни святого, ушедшего в нирвану. Это молчание Будды позволило сосуществовать совершенно противоположным толкованиям постулатов его доктрины с начала ее возникновения и породило различные школы и секты. Устные проповеди Благословенного и каноническая литература не дают нам решений всех возникающих вопросов, и трудно надеяться, что исчерпывающие ответы будут найдены и в будущем. Но — раз уж невозможно полностью восстановить "подлинное слово" Будды — вряд ли можно делать вывод и о том, что уже в самых ранних текстах его доктрина была радикально искажена.

С самого начала буддийская община (сангха) была организована по монастырскому уставу (виная), и это гарантировало ее единство. Буддийские монахи разделяли основополагающие идеи учения — перевоплощение, воздаяние за содеянное, практику медитации, ведущей в нирвану, "состояние Будды". Кроме того, еще при жизни Благословенного многие миряне, не отошедшие от светской жизни, сочувствовали его учению. их любовь к Будде и щедрые подношения сангхе давали им «гарантии» посмертной жизни в «райских» местах, а впоследствии — и наиболее благоприятное перевоплощение: этот тип набожности характерен для "народного буддизма". В религиозной жизни Азии он распространился весьма широко и обрел обширную мифологию, систему ритуалов, способствовал развитию литературы и искусства.

Можно считать, что Будда не принимал ни космогонических и философских теорий брахманов и шраманов, с одной стороны, ни различных техник доклассической санкхьи и йоги, с другой. Что касается космологии и антропогонии, о чем он отказывался говорить, то ясно, почему он пришел к убеждению, что мир не был создан ни богом, ни демиургом, ни злым духом (как считали гностики и манихеи; см. § 229 и далее), но существовал всегда, т. е. постоянно сотворялся злыми или добрыми действиями людей. Действительно, по мере накопления невежества и грехов, сокращается не только человеческая жизнь — сама Вселенная тоже приходит в упадок (эта идея характерна для индийского миропонимания, но она проистекает из архаических концепций прогрессирующего упадка в мире, из-за чего он нуждается в периодическом пересотворении).

Будда принимает и развивает аналитические начала санкхьи и практику созерцания йогинов, но полностью отказывается от их философских построений и, в первую очередь, от идеи Себя, (пуруши). Он решительно отказывается от разного рода полемики, что наглядно подтверждается его знаменитым диалогом с Малункьяпуттой. Этот монах сетовал, что Благословенный, мол, не ответил на важные вопросы: вечна Вселенная или не вечна; конечна или бесконечна; идентичны ли душа и тело или это разные вещи; существует ли Татхагата после смерти или не существует; и т. д. Малункьяпутта просит Учителя либо дать определенный ответ, либо признаться: дескать, не знаю. В ответ Будда рассказывает ему такую историю. Человек ранен отравленной стрелой. Друзья и родные ведут его к врачу, а бедняга всю дорогу кричит: "Не дам вынуть стрелу! Скажите прежде, чья эта стрела? Кшатрия или брахмана? […] Велика ли его семья? И сам он — высокий, среднего роста или коренастый? Из какого он города? Или он из деревни? Не прикасайтесь к ране, пока не узнаю, из какого лука выстрелили. […] Какая была тетива? […] Что за оперение на стреле? […] Чем ее заострили?" Раненый умер, так и не узнав всего этого, продолжал Благословенный. То же суждено и тому, кто будет философствовать, а не идти путем святости. Почему Будда отказался от дискуссии? "Потому что не имеет смысла все, что не связано с духовной жизнью, что не помогает отвратиться от мира, отказаться от него, изжить желания, обрести покой и, достигнув все понимания, уйти в нирвану!" Будда говорит Малункьяпутте: я не учу ничему, кроме четырех благородных истин ("Маджхима-никая" I 426).

Сердцевина учения Будды — четыре "благородные истины". Он поведал их миру в своей первой проповеди пяти верным ученикам в Бенаресе, спустя некоторое время после своего «просветления» (§ 149).

Первая истина касается страдания или скорби (на языке пали: дуккха). Для Будды — как и для большинства индийских мыслителей и верующих после эпохи упанишад — все есть страдание. "Рождение есть страдание, утрата — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание. Быть связанным с тем, что не любишь — страдание. Быть разделенным с тем, что любишь — страдание […] Не иметь того, что желаешь — страдание. Короче говоря, любое соприкосновение с любой из пяти скандх порождает страдание" ("Маджхима-никая" I 141). Уточним, что термин дуккха — его переводят чаще всего как «скорбь», «страдание» — имеет более широкий смысл и включает в себя различные формы добра и даже некоторые духовные состояния, обретенные в результате медитации. Воздавая должное духовному блаженству этих йогических состояний, Будда добавляет, что "они, дуккха, непостоянны и подвержены изменениям" ("Маджхима-никая" I 90). Потому они и дуккха, что мимолетны, преходящи.[172] Ниже мы убедимся в том, что Будда сводит "я" к сочетанию пяти категорий, «агрегатов» (скандх) физических и психических сил и уточняет, что дуккха — все пять категорий.[173]