Читать онлайн «Иерусалим. История Святой Земли (сборник)». Страница 27

Наследник престола английского, чувствуя свое бессилие, ограничил ратный подвиг опустошением Назарета в отмщение магометанам за великолепный храм Благовещения, разоренный Бибарсом. Сам Эдуард едва не лишился жизни под кинжалом ассасинов, посланных Старцем горы, и, заключив мир с султаном Египта, возвратился в отечество. Он был последний из князей Европы, посетивший крестоносцем Св. Землю. Еще одна слабая надежда оставалась сирийским христианам. Архидьякон, сопутствовавший Эдуарду, избран был, еще во время своего пребывания в Птолемаиде, на кафедру римскую под именем Григория X и, оставляя Сирию, обещал ей скорую помощь стихами псалма: «…аще забуде тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя».

Патриарх Иерусалимский и оба великие магистра последовали за ним на Запад. Григорий лично сдержал свое слово, немедленно отправив в Сирию на собственном иждивении до пятисот воинов; но знаменитый Лионский собор, созванный им для спасения Палестины, на коем присутствовали до тысячи епископов, посланные всех западных государей и даже татарского хана, никого не подвиг на священную брань. Император греческий Михаил Палеолог, желая польстить папе, обещал от себя вооруженную помощь; но он слишком был занят собственным колеблющимся царством. Палестина оставлена была своей судьбе, и скоро пали ее последние оплоты.

Иерусалим, об освобождении коего никто не хотел заботиться, был, однако, предметом спора трех государей, искавших себе только тщетного титула. Король Кипра, Генрих, и его преемники, два Гуго, носили оный, по благословению папы Иннокентия; король Неаполитанский Карл, убийца Конрадина, полагал, что иерусалимский венец внука императора Фридриха скатился к ногам его с плахи несчастного юноши, и Мария, княгиня Антиохийская, оспаривала также венец сей, происходя, как и король Кипрский, от Изабеллы, дочери Амори Иерусалимского. Латинский патриарх, три великие магистра, представители императора и двух королей, Франции и Англии, и три купеческие республики, Венеция, Пиза и Генуя, разделяли между собою обладание Птолемаидою, разбитой на столько же участков, сколько было в ней различных племен и властей, и потому никакой договор с магометанами не мог оставаться твердым. Частная ненависть враждующих между собою христианских народов в Европе беспрестанно отзывалась в стенах Птолемаиды и нарушала мир внутренний и внешний; как не было мира внутри самой Акры, так не было его и между городами поморья, которые еще оставались в руках христиан; каждый из них отдельно заключал договоры с султанами Египта, и мамелюки пользовались этими случаями, чтобы еще более разрознить врагов своих взаимною завистью. Иногда требовали они от христиан обещания не строить новых укреплений и не помогать друг другу, даже не обновлять своих храмов, и безрассудные на все соглашались.

Жесточайший их гонитель Бибарс, в течение семнадцати лет не дававший покоя покоренной им Сирии, умер наконец в Дамаске; но султан Калаун, избранный на его место из эмиров мамелюкских, не уступал ему деятельностью воинскою против христиан. Он нанес последний удар монгольским ордам в кровопролитной битве на равнинах Эмеса и, склоненный к миру графом Триполийским, жестоко отомстил царям Армянскому и Грузинскому за их союз с монголами. Вся малая Армения предана была огню и мечу, и сам царь Грузии, посетивший втайне св. места для поклонения, открыт был своими врагами и увлечен пленником в темницы Каира. Недостаток флота удерживал Калауна от конечного разорения городов христианских; он боялся еще навлечь на себя оружие Запада, потому и заключил последний мирный договор с Птолемаидою, но продолжал брать приступом отдельные замки рыцарей, на берегу моря или в горах, и, наконец, несмотря на смиренные мольбы графа Боэмунда, подступил со всеми силами к стенам цветущего Триполи. Более месяца длилась кровопролитная осада; никто из рыцарей и баронов палестинских не подал руку помощи бедствующему Боэмунду. Триполи разорен был до основания; все его народонаселение погибло, и богатая пристань опустела. Магометане старались истребить все, что только могло привлечь христиан западных к роскошным берегам Сирии. Тир, Сидон и Птолемаида спокойно ожидали той же участи, и вскоре разразилась буря воинская над сею последнею столицею Востока (1294 г.).

Легат папский осуждал мирный договор с султаном; новое пособие, присланное Григорием на помощь христиан, было виною последней войны их с мамелюками; ибо буйные воины, собранные из всех сословий, грабили окрестности Птолемаиды. Раздраженный султан не хотел более слышать ни о каком удовлетворении; умирая сам, посреди приготовлений к походу, он взял клятву с сына своего Халиля, что довершит предпринятый подвиг. Огромное полчище мамелюков двинулось из Египта к стенам смятенной Птолемаиды. Латинский патриарх Иерусалима, благочестивый старец, созвал на совет баронов, великих магистров и граждан и пламенною речью возбудил всех к отчаянной защите. При первой вести об опасности король Кипра и Иерусалима Генрих II приплыл с восемьюстами всадников и восьмью тысячами пехотинцев. Они разделили между собою защиту обширных укреплений Птолемаиды, обновленных королем Франции: французы и англичане взяли на себя оборону одной части стен, король Кипра с магистром Тевтонским и два другие великие магистра, тремя отдельными отрядами, расположились по крепким твердыням; но последний час Птолемаиды уже пробил. Необозримый стан сарацинский покрывал всю окрестную равнину, от моря до соседних гор, ибо шестьдесят тысяч всадников и сто сорок тысяч пеших, от берегов Евфрата и Нила, собрались под знамена Халиля, чтобы разрушить последний оплот христиан; до трехсот огромных орудий действовало против потрясаемых ими стен.

Великий магистр храмовников, по совещанию с некоторыми из вождей, решился просить мира в стане мамелюков, и султан, еще не испытавший силы врагов своих, согласился отступить с условием, чтобы каждый из жителей внес за себя по червонцу поголовной дани; но предложение сие было с презрением отвергнуто прочими властями и народом; сам великий магистр едва не сделался жертвою раздраженной черни. Начались кровопролитные приступы, в коих отчаяние осажденных не уступало мужеству осаждавших; ни с той, ни с другой стороны не было пощады, но множество врагов одолевало; мало было защитников по обширному пространству укреплений. После первых горячих стычек уныние овладело сердцами воинов, ибо не видели никакой пользы от кровопролитий. Многие искали спасения на судах, потому что море было открыто осажденным, и в несколько дней число защитников уменьшилось до двенадцати тысяч; обычные распри между вождями довершали бедствие. В час страшного приступа к той части города, которую защищали рыцари Кипра с Тевтонским орденом, малодушный король тайно отплыл со всею своею дружиною, и на другой день одно только отчаянное мужество храмовников и госпитальеров спасло город, в который уже вторглись враги сквозь пролом незащищаемой стены. Не более семи тысяч воинов оставалось в Птолемаиде. Доблестный патриарх еще однажды созвал на совет всех вождей и, убеждая их к взаимному миру, умолял не выдавать неприятелю последней надежды христиан Востока.

Ободренные своим пастырем, защитники Птолемаиды выдержали еще несколько жестоких приступов, во время коих часто старческий голос его раздавался позади бежавших по улицам города и возвращал их к бою. Уже султан Халиль отчаивался одержать верх: но переметчики, из числа христиан, подкрепили его надежды, он решился на последний приступ. После многих кровопролитий неприятель ворвался в проломы; оба великие магистра, храмовников и госпитальеров, движимые отчаянием, устремились в стан сарацинский и опять восстановили битву, но смертью обоих рыцарей и всей их дружины кончилась сия неровная сеча. Не было уже более кому защищать город; отовсюду врывались в него враги; страшная буря присоединила ужасы своих молний и громов. К ужасам сего страшного дня пламя разлилось по улицам с толпами неистовых мамелюков; народ бежал к пристани, чтобы найти спасение на судах; но там одни только богатые покупали себе места ценою своих сокровищ; простой народ отталкивали веслами, и множество потонуло, ибо самая буря не позволяла приблизиться ладьям. Вожди спаслись заблаговременно; патриарха Иерусалимского едва могли силою увлечь на корабль, который вскоре потонул под бременем искавших на нем спасения, ибо чадолюбивый пастырь всех хотел принять к себе и погиб жертвою своей христианской любви.

Еще в некоторых частях города мужественно бились несколько рыцарей Храма и госпитальеров, и держался замок храмовников на самой пристани; но немного спустя обрушилась и сия последняя твердыня, со всеми ее защитниками; вся Птолемаида представляла взорам одно пространное пепелище, где не было никому пощады. Через несколько дней Тир, Сидон и Бейрут, устрашенные падением Птолемаиды, открыли врата свои победителям и подверглись той же бедственной участи; так совершенно исчезло владычество христиан на Востоке, основанное мечом и мечом сокрушенное. Падение Птолемаиды было повторением падения Иерусалима; ибо с нею совершенно окончилось королевство франков в Палестине, восемьдесят восемь лет державшееся в стенах Св. Града и сто девяносто лет на берегах Сирии.