Читать онлайн «История религий. Том 1». Страница 46

Отвергая такое безудержное удревнение начала христианизации Руси, нельзя, однако, не видеть того, что этот процесс начался задолго до Владимира. Систематические набеги славян на Византию, происходившие начиная с VI в., должны были неминуемо знакомить их с господствовавшей в этом государстве верой и с нравами его обитателей. В том же направлении и, конечно, еще более эффективно должны были действовать торговые связи славян с Византией и с оставшимися в Крыму после Великого переселения народов христианизированными готскими племенами, а также сношения с частично христианизированными хазарами.

Существует предание о том, что в 60-е годы IX в. приняли христианство в Константинополе киевские князья Аскольд и Дир. Однако свидетельства об этом весьма ненадежны, и с большей долей вероятности можно предположить, что первой русской христианкой на княжеском троне была княгиня Ольга. Приняла она христианство уже в зрелом возрасте, каковому событию предшествовала сложная дипломатическая игра с византийским императором Константином Багрянородным. Как бы ни старались церковные и близкие к ним историки изобразить княгиню Ольгу благочестивой и убежденной поборницей христианской веры, эпопея ее обращения выглядит как откровенный торг из-за вполне земных благ и интересов.

«Крещение», проведенное киевским князем Владимиром около 988 г.4, явилось все же серьезным качественным сдвигом в процессе христианизации Руси.

После смерти князя Святослава один из его сыновей — Владимир одержал победу в междоусобной борьбе с братьями, убил восседавшего на киевском княжеском престоле своего брата Ярополка и стал единоличным главой большого славянского государства с центром в Киеве. Одним из первых актов его деятельности на новом посту было установление на холме близ собственного дворца святилища в честь группы древнеславянских божеств. Летопись так сообщает об этом событии: «И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей…» 5

Чтобы понять смысл культового рвения молодого князя, надо обратить внимание на то, что рядом с идолом центрального киевского бога Перуна были поставлены и периферийные боги: предполагалось учреждение синкретического культа, призванного завершить религиозным объединением то политико-государственное единство Руси, которого Владимиру удалось добиться. Для иллюстрации этого замысла можно привести еще одно сообщение летописца: «Владимир посадил Добры-ню, своего дядю, в Новгороде. И придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу» 6. До этого Перун явно не пользовался общим почитанием, Владимир же решил, что он должен сделать культ этого киевского бога общегосударственным, не исключая культов местных богов, а подчиняя их центральному. Перед нами пример проводимого сверху планомерного перехода от стихийно сложившегося энотеизма к организованному государственному супремотеизму. Вскоре, однако, Владимир соблазнился возможностью более эффективной реализации идеи единого общегосударственного культа. В конце концов эта идея была осуществлена насаждением христианства.

Источники рассказывают о данном событии весьма пространно, но достаточно запутанно и противоречиво. Следует, правда, отметить, что русских источников, современных описываемым событиям, не существует. Самый ранний из них — «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — написан между 1037 и 1050 гг., следующий по времени — «Память и похвала князю русскому Володимеру» Иакова Мниха — датируется 1070 г., летописное же сообщение, как и современные ему «Сказания о святых Борисе и Глебе» Нестора Печерского, появилось не раньше 1113 г.7 Напомним, что крещение Владимира и все, связанное с этим событием, относится к концу 80-х годов X в. Несколько ближе по времени к этим событиям стоят иностранные источники: сообщения Титмара Мерзебургского, ряда византийских и арабских авторов, даже одного армянского 8. Попытаемся воспроизвести ту противоречивую картину, которую дают указанные источники.

Летопись сообщает о том, что к Владимиру являлись послы от народов, исповедующих различные веры, и убеждали его каждый в превосходстве именно своей религии 9. Е. Е. Голубинский, а за ним и большинство историков считают все повествование о соревновании послов неисторичным, основываясь на том, что в более ранних по сравнению с летописью источниках никаких сведений о приходе миссионеров разных вер к Владимиру не имеется 10.

Историки по существу единодушно пришли к тому, что установить точную картину крещения Владимира невозможно. С. В. Бахрушин говорит о четырех вариантах этой картины 11. Е. Е. Голубинский писал еще более категорично: «Кто любит занимательные и замысловатые повести, не заботясь ни о чем другом, для кого сказка предпочтительнее всякой действительной истории, лишь бы имела указанное качество, того сейчас переданная повесть о крещении Владимира должна удовлетворить вполне, ибо достоинство замысловатости ей принадлежит бесспорно. Но немного критики, немного просто некоторой меры в вере — и с пространною повестью тотчас же должно случиться такое чудо, что от нее останется только голый остов, а потом и от этого голого остова останется только одна половина» 12.

Ясно, что в конце 80-х годов X в. князь Владимир принял христианскую веру в ее византийской разновидности от византийского же духовенства, выполнявшего поручения светских властей империи. Понятны и мотивы, которые побуждали обе стороны действовать в указанном направлении. Византия стремилась привязать к себе религиозными узами своего сильного и беспокойного северного соседа, обретя в нем если не вассала, то во всяком случае союзника в борьбе с другими, не менее беспокойными соседями. Киеву же было нужно получить религиозно-идеологическое оружие для укрепления начал государственности в формировавшемся феодальном порядке.

Для Владимира собственное крещение явилось лишь вступлением к решению огромной задачи, которую он поставил перед собой, — христианизации населения всего княжества. Речь могла идти прежде всего о совершении внешнего акта, которым символизировалось принятие новой веры, т. е. о водном крещении. Поворот в религиозном сознании людей, связанный с убеждением в ложности старой веры и в истинности новой, притом такой поворот, который был бы основан на знании содержания христианского вероучения, мог быть для подавляющего большинства населения лишь делом отдаленного будущего. Изменения в быту, связанные с отказом от старых культов и их праздников и обрядов, с распространением специфически христианских форм культа и быта, могли происходить чрезвычайно медленно, по существу, как увидим ниже, на протяжении ряда столетий. Но формально акт перехода в новую веру символизировался простым и единственным обрядом, свершение которого давало право властям считать данного подданного христианином. В этом плане киевский князь развил бурную активность сразу после собственного крещения.

Прежде всего перед ним стояла задача обращения самих киевлян. Летопись содержит довольно красочный рассказ об этом событии. Вернувшись из Корсуни с новоявленной княгиней Анной — сестрой византийских императоров и с группой «священников корсунских с мощами святого Климента и Фива», а также с иконами и с «сосудами церковными», Владимир сразу распорядился ниспровергнуть всех идолов — «одних изрубить, а других сжечь». Досталось и Перуну: его привязали к хвосту коня и поволокли к реке, причем двенадцать человек были к нему приставлены «колотить его жезлами». Сочувствие населения было, видимо, на стороне преданного поруганию бога: «…оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения». Бывшего бога сбросили в Днепр, а Владимир приказал, чтобы за его маршрутом вниз по реке непрерывно следили с тем, чтобы отпихивать его от берега, если он будет приставать к нему, и чтобы он был оставлен в покое только после того, как минует пороги.

Тут же было отдано распоряжение всему населению Киева собраться в определенный день и час к берегу Днепра и его притока Почайны для крещения: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг». Люди повиновались этому приказу, причем летописец утверждает, что они «с радостью пошли». На реке же ничего больше не оставалось, как делать то, что приказано: «Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда!..»» 13 С Днепра и Почайны толпа, заключавшая в себе «людей без числа», разошлась по домам христианской.