Читать онлайн «Введение в Новый Завет Том I». Страница 8

Третий фактор: согласие с правилом веры. Возможно, поначалу понятие «канон» (норма) применяли к стандартным верованиям христианских общин и лишь впоследствии — к стандартному собранию текстов. Важность правила веры можно проиллюстрировать рассказом из «Церковной истории» Евсевия (6.12.2–6): антиохийский епископ Серапион (около 190 года) обнаружил, что община соседней Росской церкви пользуется Евангелием от Петра (с которым он не был знаком). Поначалу оно лишь показалось ему странноватым, но он проявил терпимость. Однако когда Серапион впоследствии выяснил, что это евангелие цитируется в поддержку докетического учения (о неполноте человеческой природы Иисуса[29]), он запретил использовать его в церкви. Согласно некоторым гностическим сочинениям, Иисус не умер на кресте в полном смысле этого слова, — тезис, приводивший к уничижению христианского мученичества. В противовес четыре Евангелия и Павловы послания, которые придавали кресту и смерти Иисуса главнейшее значение, а также Деяния (с рассказом о мученической смерти Стефана), предпочитались христианскими общинами, в которых кровь мучеников оказалась семенем церкви. Причиной непростого отношения Дионисия Александрийского к Откр и причиной, по которой он исследовал вопрос об авторстве этой книги, было учение о тысячелетнем царстве Христа на Земле (Откр 20:4–5); Дионисий отвергал именно милленаристскую/хилиастическую доктрину.

Вместе с тем при всей значимости этих трех факторов они не вполне отдают должное церковной интуиции относительно воли Духа.

Произведения различных литературных жанров, о которых мы говорили, имели разную историю канонизации. Вообще же эта история проливает свет на подходы, которые определили окончательную форму НЗ.

Письма Павла. Именем Павла подписано 13 новозаветных писем, адресованных отдельным общинам или людям и написанных в течение приблизительно полувека (или больше, если Пастырские послания были созданы позже 100 года). Если даже считать, что копии сохраняли сам Павел[30] и четыре—пять авторов девтеропаулинистских писем, мы все же не знаем, как эти копии собирались. Если копии не хранились отправителями, то письмами могли обмениваться общины–адресаты, находившиеся неподалеку друг от друга (Кол 4:16), в результате чего возникали собрания. По–видимому, однако, некоторые письма были отредактированы уже после своего отправления, а такой литературный процесс означает нечто большее, чем общинный взаимообмен. Вот одно из правдоподобных объяснений: после того как были написаны Деяния и о деятельности Павла стало широко известно, его письма стали целеустремленно собирать. По разным гипотезам, такие собрания могли осуществляться Онисимом (Флм 10), Тимофеем или авторами Павловой школы (возможно, кем‑то из авторов девтеропаулинистских писем); но такие попытки должны были продолжиться и после первого послепавлова поколения. Хотя около 100–120 годов некоторые писатели (например Игнатий Антиохийский и авторы 1 Клим и 2 Петр) выдают знакомство с несколькими письмами Павла, первое ясное свидетельство большого собрания мы находим лишь несколько десятилетий спустя (Поликарп, Маркион). Признанные Маркионом 10 писем не включали Пастырские послания[31]. К концу II века 13 посланий находили все большее признание на Западе, а на Востоке скоро стала добавляться и 14–е (Евр); на Западе эта последняя книга получила широкое признание лишь к IV веку.

Евангелия. В конце концов церковью были признаны четыре Евангелия, созданные приблизительно между 65 и 100 годами. Почему именно четыре? Хотя Павел и не ссылается ни на какое письменное произведение, его предостережение против благовестил «вопреки тому, что мы благовествовали вам» (Гал 1:8–9; КП) наводит на мысль: аксиоматичным тогда было представление об одном–единственном благовестии (см. 1 Кор 15:11). Евангелие от Марка (самое раннее, по мнению большинства ученых) торжественно именует себя «Евангелием [доброй вестью] Иисуса Христа (Сына Божьего)» (Мк 1:1; КП), ничем не показывая, что существовали какие‑либо иные версии провозвестия. Когда спустя несколько десятилетий автор Евангелия от Матфея создал свой труд, он включил другой материал (видимо, из Q — сборника речений) в переработанный вариант Мк, очевидно, предполагая, что читателям больше не придется обращаться к этим двум более ранним источникам. Автор Третьего Евангелия знает о «многих» предыдущих повествованиях, но решает «последовательно написать» все сам, чтобы лучше донести истину до Феофила и других читателей (1:1–4; КП). Тот факт, что в Иоанновых посланиях нигде не цитируются Мк, Мф и Лк (даже в тех случаях, когда синоптические темы хорошо послужили бы автору), подсказывает, что для Иоанновой общины лишь Четвертое Евангелие было «благовестием, которое мы слышали» (1Ин 1:5; СП; ср. 3:11). Епископ Папий (около 125 года) знал о нескольких Евангелиях, но до 150 года нет никаких явных свидетельств о том, чтобы в той или иной церкви читалось в качестве авторитетного более одного Евангелия.

Более того, иногда обычай использовать только одно Евангелие был сопряжен с опасной нетерпимостью. Некоторые иудео–христиане пользовались каким‑то евангелием собственного сочинения, но многие предпочитали Евангелие от Матфея, ибо оно призывает соблюдать каждую йоту и каждую черту Закона (Мф 5:18). Очевидно, это делалось в противовес языкохристианам, которые использовали другие тексты, чтобы оправдать несоблюдение Закона. Гностические толкования на Евангелие от Иоанна появились рано, ибо оно могло оправдать гностическое неприятие мира[32]. Таким образом, концентрация только на одном Евангелии подчас служила интересам богословия, впоследствии отвергнутого многими христианами. В противовес «большая церковь» установила обычай читать более одного Евангелия[33]. После 150 года признание четырех Евангелий все более росло. Татиан попытался найти компромисс между одним и четырьмя, создав из четырех Евангелий одну гармонизированную версию (Диатессарон). В течение нескольких столетий этот компромисс признавался сироязычными церквами Востока (но не Греческими и Латинскими церквами). Ириней на Западе и Ориген на Востоке помогли укорениться мнению, что четыре отдельных Евангелия — воля Божия о церкви.

Маркион (около 100–160 года)[34] сыграл своеобразную роль катализатора в формировании новозаветного канона. Воспитанный в христианстве (возможно, даже сын епископа), этот блестящий богослов приехал с Востока в Рим около 140 года. Он провозгласил, что ветхозаветный Творец — лишь демиург («бог века сего» 2 Кор 4:4; КП), знающий только строгую справедливость. Иисуса же в человеческом образе послал в мир «иной», «чужой» Бог, — Бог всевышний и любящий[35]. С учетом все большего дистанцирования христиан от Закона, культа и синагоги (см. Павловы послания, Евр, Ин), полное отвержение Маркионом иудейского наследия неудивительно. Все же пресвитеры Римской церкви осудили его как ересь (около 144 года). После этого Маркион основал собственную церковь со своей структурой, и она просуществовала около трех столетий.

Подтверждение своей концепции Маркион находил у Павла, который, по его мнению, полностью отвергал Закон (и ВЗ). Он создал свой канон христианских писаний, подобрав их таким образом, чтобы они работали на его тезис: Евангелие от Луки (euaggelion; без Лк 1–2) и десяти Павловых посланий (apostolikon; без Пастырских посланий)[36]. Реакция на Маркионово неприятие ВЗ повлияла на последующее решение «большой церкви» сохранить ВЗ как слово Божие для христиан. Оппозиция усеченному маркионовому канону была также одним из факторов[37], подтолкнувших церковь к более широкому euaggelion (четыре Евангелия, а не только Лк) и более широкому apostolikon (как минимум 13 писем Павла, а не 10). Как расширение apostolikon можно рассматривать и признание Деяний (второй части двухтомника Луки). С их рассказом о деятельности Петра, старшего из двенадцати спутников Иисуса, предваряющим рассказ о Павле, Деяния естественно было поместить между собранием четырех Евангелий (повествующих об Иисусе) и отобранными письмами Павла. То же стремление подчеркивать роль Двенадцати, видимо, объясняет включение 1 Петр и 1 Ин. Как бы то ни было, около 200 года (плюс–минус несколько десятилетий) признание 20 книг[38] в качестве НЗ было уже широко распространено у греческих и латинских церковных авторов. Эти книги заняли свое место в каноне подле книг ВЗ.

Завершение собрания. Остальные семь текстов (Евр, Откр, Иак, 2–3 Ин, Иуд, 2 Петр) цитировались в II‑IV веках, а в некоторых церквах и признавались в качестве Писания. Однако приблизительно к концу IV века на греческом Востоке и латинском Западе образовался широкий (но не абсолютный) консенсус относительно 27 книг канона[39]. Эта стандартизация предполагала, что церкви признавали книги, вызывающие некоторые сомнения у них, но авторитетные в других церквах; такой «экуменизм» отражал рост контактов и общения между Востоком и Западом. Ориген отправился в Рим и узнал о взглядах на Библию церкви, где Петр и Павел погибли мученической смертью, и которая боролась против Маркиона. В свою очередь, такие поздние западные мыслители, как Амвросий Медиоланский и Августин ознакомились с трудами Оригена, а через них — со взглядами на Библию глубоко образованных александрийских христиан. Наиболее эрудированный латинский отец церкви Иероним провел многие годы в Палестине и Сирии. Поэтому в каком‑то смысле более широкий канон IV века, как и меньшее собрание конца II века, свидетельствовал об опыте того, что Игнатий Антиохийский ранее называл «кафолической церковью» (Послание к Смирнянам 8:2).