Читать онлайн «Ребенок в мире Эроса». Страница 5

Ситуация радикально изменяется в мире начала XXI века, когда становятся очевидным те тупики, в которых может оказаться цивилизация, равно как и необходимость поиска альтернативных подходов. Мир должен обрести новые пути, но, не «впадая» в детство, а пробуя себя вновь и вновь, как ребенок, непрерывно испытывающий себя в овладении правилами игры культуры и языка. Можно согласиться с тем, что ребенку гораздо легче войти в современное кросскультурное, виртуальное сообщество и войти равным. Похоже, что префигуративность нашей цивилизации проявляется, прежде всего, именно в этом. Стремительно внедрившиеся в экранный мир молодое поколение обретает в нем свои идеалы и нормы и выступает в роли проводника консервативных родителей в эту реальность. Интерес к «детским» способам поиска выхода из трудных и, зачастую, тупиковых ситуаций — не случайная девиация мирового социокультурного процесса и не исполнение евангельских пророчеств о том, что, не уподобившись детям, нельзя войти в царство Божие. Это насущная императивная потребность человечества, которое сейчас все более и более напоминает ребенка, заблудившегося в собственных игрушках.

Все это так, но у «детского тела» человечества есть и другая сторона. Оно слабо, но в этой слабости и податливости заключена огромная мощь и способность к адаптации. Оно в состоянии, подобно весенней травке, пробивать толщу напластований истории и искать новые горизонты в мире неопределенностей. В нем заключена еще неисчерпанная сила формообразования, связанная с симбиозом человека с другими живыми и неживыми объектами Вселенной. «Болея» детскими болезнями, оно накапливает потенциал социально-психологического иммунитета к злу и насилию, невежеству и жестокости. Исчерпав логику классического рационализма, оно стало обращаться к интуитивным решениям ребенка, видящего мост там, где взрослый видит только пропасть.

Этот момент особенно важен, когда идет поиск и обоснование принципов коэволюции природного и общественного развития, синхронизации темпов развития внутреннего и внешнего мира человека. Детство в этом отношении представляет огромное и мало исследованное поле научного поиска, ибо оно являет собой момент становления и синергийного взаимодействия природно-эволюционных основ сексуальности и культуральных механизмов. Это создает особую ситуацию, которая с трудом поддается классической рационализации, вызывая необходимость обращения к концепциям фрактальности и сингулярности. Это не дань методологической «моде» и не «реверанс» в сторону постмодернистских изысков, а насущная потребность выразить сложность этой проблемы. В истории сексуального развития, каждого ребенка «спрессована» не только тайна воспроизводства всего живого и механизма ее обеспечивающего, но и уникальное воплощение социокультурной модели данного этноса на данной стадии его развития. Это капля, отражающая суть океана, еловая ветка как ель в миниатюре и нелинейный, стохастический процесс самоорганизации этой уникальной системы, имеющей свой аттрактор в виде состоявшегося пубертата. Можно указать на одну из плодотворных попыток постижения сущности процессов коэволюции т. н. «дендроидно-ретикулярный принцип»10. Согласно этому системообразующему фактору при бифукарционном ветвлении образовавшаяся ветвь отсекает возможность «реализации» другой в том же направлении, что ведет к невоспроизводимости коэволюционных процессов. Эта модель хорошо объясняет механизм формирования органов и их функциональную, дифференциацию, а также ряд других биологических феноменов.

Подведем первые итоги рассмотрения феноменов неотении и педогенеза и шире всего, что известно к настоящему времени о биологической и этологической основе детской сексуальности. Кроме упомянутых источников сошлемся еще на Джека и Линду Палмер, авторов руководства по эволюционной психологии11 и на работу отечественного этолога В.Р. Дольника12. Итак, природа заложила в геном врожденные механизмы сексуального поведения, в том числе и моторных актов, направленных на стимуляцию своих и чужих половых органов, причем как в однополом, так и в разнополом вариантах. Эти программы спаривания проигрываются в феноменах детских сексуальных игр и в актах их вербализации, о чем пойдет речь далее. У ребенка происходит запечатление (импринтинг) облика родителей и, прежде всего, матери и в этом смысле родительская любовь содержит известный компонент сексуальности, на что обратил внимание З. Фрейд еще 100 лет назад. Мужчин привлекают более юные и симпатичные фигуры женщин с индексом талии и бедер 0.7, что имеет адаптационный смысл в эволюции. Для женщин (и в меньшей степени для мужчин) весьма характерна неотенизация проявляющаяся в 2-х направлениях. Во-первых, это сохранение у совершеннолетних и зрелых особей, поведенческих и морфологических признаков детского и подросткового возраста, в том числе меньшая площадь волосяного покрова тела и лица, определенные пропорции тела и др. Во-вторых, это то, что обозначается как сохранение молодости с помощью соответствующих культуральных механизмов (борьба с поседением волос, морщинами, оволосенением ног, излишним отложением жира в форме песочных часов, декоративная косметика и т. п.). Ряд исследователей считают эти механизмы биологическими детерминантами педо — и эфебофилии13. В становлении детской сексуальности крайне важен обонятельный импринтинг в виде рудиментов назо-анальных контактов, столь широко распространенных в животном мире для опознания по типу «свой — чужой». Кроме того, приобретает все большее значение зрительный импринтинг, фиксирующий те внешние признаки, которые оказываются ключевыми для сексуального возбуждения. Отсюда проистекает неуемный интерес к разглядыванию половых органов, подглядыванию за уринацией и дефекацией и др. Эволюционно объясним до некоторой степени и феномен акселерации полового развития, ибо это имеет адаптационный смысл. Сдвигание на более ранний срок признаков полового созревания (месячные у девочек и эякуляция у мальчиков) предполагает возможность более ранних браков и, соответственно, воспроизведения потомства. Определенный эволюционный смысл можно усмотреть и в так называемой «инверсии доминирования», когда мужчина в период ухаживания становится как бы ребенком, «белым и пушистым», послушным и покорным, демонстрируя женщине намерение заботиться о будущем потомстве и о ней самой. Этот механизм лежит в основе психологии заигрывания, когда происходит смена «да» и «нет», агрессии и послушания, убегания и догоняния. От животных предков к нам перешло т. н. «быстрое» и «поощрительное» спаривание, легшее в основу феномена проституции. Появившаяся и закрепившаяся в эволюции специфически человеческая гиперсексуальность (прежде всего женщин) видимо была основой для появления половой стыдливости и как следствия одежды, украшавшей и одновременно укрывавшей половые органы. В этом же ключе трактуется и феномен женского оргазма, являющийся, по мнению В.Р. Дольника следствием маскулинизации женщины14.

Изложенные сведения и концепции о некоторых феноменах биосоциальной эволюции сексуальности применительно к детскому возрасту пока не укладываются во всеобъемлющую и объяснительную схему. Скорее это фрагменты знаний, позволяющие усматривать некоторые аналогии и гомологии и дающие некоторый простор для гипотетических предположений. Ясно одно — при всей важности биолого-эволюционных и этологических подходов к изучению детской сексуальности, огромное значение имеют психологические механизмы их реализации, о чем пойдет речь далее.

Психология сексуального развития ребенка вот уже более столетия является одним из самых дискуссионных разделов психологической науки и практики воспитания. Вспомним хотя бы бурю общественного негодования по поводу ранних работ З.Фрейда о детской сексуальности, где утверждалось, что ребенок «под влиянием соблазнения может стать полиморфно-извращенным» и он «ведет себя в этом отношении как средняя некультурная женщина»15. Само по себе сравнение не ново: женщину сравнивали с ребенком во многих отношениях, наверное, всегда. А.Шопенгауэр зафиксировал это в максиме: «женщины… ребячливы, вздорны и близоруки, одним словом, всю жизнь представляют из себя больших детей: род промежуточной ступени между ребенком и мужчиной, который и есть, собственно человек»16. Наш современник, директор знаменитого Института Кинси Джон Бэнкрофт, автор универсальной теоретической модели психосексуального развития ребенка в конце XX в. констатирует широко распространенную боязнь исследования детской сексуальности. Другой выдающийся исследователь, президент Международной психоаналитической ассоциации Отто Кернберг с удивлением пишет, что «конкретных исследований сексуального опыта детей проведено крайне мало, если они вообще есть. Это говорит о нежелании признать существование детской сексуальности»17. Авторы современного фундаментального руководства по сексологии вообще начинают раздел «Детская сексуальность» парадоксом: «Детство — неизвестная страница в исследованиях пола…»18. Примерно в этом же духе пишут Гэри Ф.Келли, Р.Крукс, К.Баур, Дж. Мани и другие классики этого жанра.