Читать онлайн «Ребенок в мире Эроса». Страница 24

Это не только поэтический образ, но и отражение реальности. В дневнике 1906 года он записывает, обращаясь к своему возлюбленному Павлику: «Я не люблю его, я влюблен в него, как никогда, как кошка, и я плачу от любви, ревности и злости»19.

Еще одним «знамением» века была «метафизика любви» З. Гиппиус, где всесторонне обоснована идея андрогинности в человеке и бисексуальности в его поведении. Об это уже шла речь в моей книге20 и в разрезе рассматриваемой темы можно сослаться на строки из дневника ее сестры 1907 года: «Желание в детстве быть девочкой, желание быть с девочками, чтоб приняли. (У Наты желание быть мальчиком. И у того и другого — зависть. А у меня желание соединить и то и то»)21

Кроме упомянутых подходов, для начала XX века был характерен взрыв общественного интереса к криминальным аспектам педофилии. Мечта Ф. М. Достоевского о том, что люди «нехороши … потому что не знают, что они хороши. Когда узнают, то не будут насиловать девочку»22 осталась благим пожеланием. Увы, в жизни насиловали и девочек и мальчиков. В монографии М.Н. Золотоносова под характерным заголовком «Отщеpenis Серебряного века» описана личность Константина Сергеевича Мережковского (брата Дм. Мережковского), который не только написал педофильско-фашистскую утопию «Рай земной», но и был классическим садистом-педофилом, объектом которого были девочки от 3-х до 13 лет . Не зря он получил известность как «русский маркиз де Сад» символ абсолютного зла23. Автор приводит и хронологию педофилического дискурса в русской литературе: 1) Ф.М. Достоевский «У Тихона» (Бесы); И.И. Ясинский «Исповедь»; К.С. Мережковский «Рай земной»; Добрый Роман; и завершает этот ряд «Лолита» В.В. Набокова. Следует отметить, что В.В. Набоков еще в 1939 году, т. е. за 20 лет до «Лолиты» написал рассказ «Волшебник», где основной мотив связан с мужчиной и девочкой.

Сексуальные идеалы К.С. Мережковского, судя по этим материалам, сводились к реализации идеи неотенизации женщины, воплощенной в героинях его романа — 12-летних худеньких девочках, не знающих стыда и страха и активно стремящихся к мужчинам. Они противопоставлены «маткам», т. е. девочкам, которым предстоит только рожать, в то время как нимфетки призваны только любить. Для начала XX века эти идеи «человеководства» и «власти над гениталиями» были новы и будоражили воображение многих. Центральной была мысль о пробуждении страстной, ненасытной женщины в обличье невинного (в том числе и физически) ребенка. Эти «бездны» характеризуют не только русское миросозерцание. Хорошо известно, что наиболее возбуждающим моментом для взрослого (и мужчины и женщины) являются проявления полового вожделения у ребенка, даже в сочетании со страхом. Любрикация у девочек и эрекция у мальчиков приобретают значение ключевых раздражителей; символизируя своеобразную «готовность» ребенка и даже желание контакта.

Революция и последующие за ней крупнейшие социально-политические сдвиги в жизни миллионов людей привели к кардинальному изменению ребенка и функции его тела, включая сексуальность. Об этом уже отчасти шла речь ранее когда затрагивался вопрос о педологии и ее подходах к воспитанию. В качестве иллюстрации сошлемся на 2 работы украинских авторов середины 20-х годов прошлого века, изучавших детскую сексуальность после гражданской войны. Авторы констатировали значительный уровень «сексуальной распущенности» как реальной, так и вербальной и слабость педагогических воздействий на ситуацию в условиях неустроенности быта. Примат отдавался, конечно, социальной среде, которая была призвана модифицировать поведение детей в нужном направлении24,25. Переход к городскому образу жизни в 30-е года в СССР и доминирование однодетной городской семьи значительно изменило ситуацию. Детей обоего пола стали готовить к труду, к новым формам быта и досуга, к социальной мобильности. Эти моменты были заложены в идеологии пионерского и комсомольского движения. Высокий престиж физической культуры и спорта; готовность к труду и обороне, ставшая государственной политикой, культивировали идеал здорового и бодрого тела. Налаженная система вакцинопрофилактики, патронажа детей первого года жизни, профилактических осмотров в детских учреждениях, доступного летнего отдыха, спортивных школ позволила добиться существенных результатов в показателях здоровья и физического развития детей и подростков. Тезис о детях как единственном «привилегированном» классе при социализме был одним из самых привлекательных для миллионов людей.

Ситуация начала меняться, когда государство уже не смогло финансировать эти программы, а в бытовой культуре населения стали набирать темп такие явления, как алкоголизм, наркомания, беспризорность и безнадзорность, нестабильность семьи. Произошло резкое падение престижа материнства, значительно обострились проблемы, связанные с телесным и духовным развитием ребенка. Он оказался товаром среди товаров, утратив статус абсолютной ценности общества, что вернуло такие, казалось бы, ушедшие в прошлое явления, как торговля детьми, эксплуатация детского труда, детская проституция и т. п. То же самое можно сказать о росте детской жестокости и садизма.

В материалах трех международных научных конференций, посвященных проблемам серийных убийств и социальной агрессии (Ростов-на-Дону — 1995, 1998, 2000), приводятся многочисленные данные о деструкции телесного и духовного мира современных детей и подростков, о росте агрессивного и аутоагрессивного поведения. Малолетние алкоголики и наркоманы, убийцы и насильники, проститутки обоего пола и самоубийцы стали восприниматься как привычный элемент жизни современного российского общества. Тело ребенка оказалось полностью десакрализованным, утратило ореол невинности и стало рассматриваться как недозрелый вариант патологического тела современного человека. В то же время реклама продолжает усиленно эксплуатировать имидж здорового и счастливого ребенка в любящей, полноценной семье, который беспрерывно потребляет все — от памперсов до кулинарных изысков на радость своим, столь же беззаботным, родителям. Детское тело стало весьма действенной рекламной наживкой, оказывающей тем не менее, мощный фрустрационный эффект и порождающей соответствующие механизмы психологической защиты.

Итак, можно констатировать последовательную смену образов тела ребенка в русском национальном самопознании на протяжении более чем тысячелетнего развития общества и государства. Вначале это сакральное тело отроков и отроковиц, призванных продолжить дело своих родителей и быть их опорой и утешением в старости. Этноспецифическая «постфигуративность» (по М. Мид) детства в допетровской Руси испытывала мощное влияние православной традиции с ее особым отношением к телу и телесным феноменам. Детство не было, да и не могло быть «особой» проблемой для общества, оно имело все, что и мир взрослых, но в своей «детской» дозе. Разумеется, все эти процессы определялись соотношением удельно-вечевого и единодержавного укладов жизни (по Н.И. Костомарову) и системой тягот, которые несло каждое сословие. Дети несли свою «ношу», а их телесное развитие укладывалось в работающую модель патриархального общества. В. Розанов с горечью писал «матери в деревнях, когда умирают их дети на первом или втором году их жизни, с радостью говорят: «Слава Богу, он еще не нагрешил»26.

Абсолютный примат государственности, начиная с эпохи Петра I, модифицировал эту модель. Дети и их рождение рассматривались как умножение подданных государя императора и, следовательно, «тела» государства. «Шапкозакидательство» в качестве метода решения проблем могло родиться только в России, ибо по словам того же В. Розанова: «Девушка без детей — грешница». Это «канон Розанова» для всей России 27.

Смена сельского типа культуры городским, две мировые и одна гражданская война в XX веке, массовые миграции и репрессии, падение авторитета православия привели к появлению нынешнего типа отношения к ребенку и его телесному развитию. Тело ребенка уже и не сакрально, и не «государственно», и вопрос «быть ему или не быть» решается чаще по воле случая. Дискутируемый долгие годы вопрос о наличии «материнского инстинкта» у женщины и его социально-психологических трансформациях, так или иначе, вплетен в еще более сложную проблему — одиночества и отчуждения, аномии и утраты ориентиров смысла жизни. Это один из парадоксов современной России, к числу которых можно отнести и повышенный интерес к проблемам детской сексуальности. Упомянем только несколько пассажей на этот счет. Так В.В. Жириновский предлагает «широкое развитие межвозрастного секса… по типу отношения дети-родители» с коммерциализацией процесса потери девственности28. Э. Лимонов провозглашает: «идеал мой, мой секрет — девочки или мальчика нежных, с неразбухшими членами, худеньких, хрупких, в мире как в зачарованном саду живущих»29. В иронических строках И. Яркевича «Каждой семье — своего педофила» просматривается серьезная мысль, которая им формулируется предельно четко: «Абсолютно любой мужчина является педофилом… а в культурном плане и в социальном, и в бытовом; вся детская литература — это литература педофилов»30.