Читать онлайн «Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект». Страница 43

Если он развивается дальше, ему придется прояснить условия различных видов познания – естественно-научного, гуманитарного, вненаучного, мистического, а затем отрефлексировать науку и другие виды познания вообще.

Следуя этой логике, дальше он попадает в мир предельного для данной культуры опыта и оказывается в ситуации кантовских антиномий, даосских парадоксов и тетралеммы Нагарджуны.

Именно предельный для данной культуры опыт имеет для нее максимальное развивающее воздействие. Когда этот опыт становится объектом внимания профессионального сообщества, в нем находятся серии, затем закономерности, и он становится способным порождать новый научный опыт.

Начать нам следует с рассмотрения человеческой ситуации в современном мире как условия любого мышления и познания. Что такое человеческая ситуация или человеческое положение? Мы не так-то часто задаем этот вопрос, принадлежащий к серии «проклятых вопросов», потому что, когда задумываешься над подобными вопросами, ты теряешься и, как Сократ, понимаешь, что «ничего не знаешь». Вопросы эти порой кажутся неразрешимыми, и, несмотря на их «неразрешимость» и способность ставить нас в тупик, тем не менее мы можем извлечь из этого и нечто продуктивное.

С древнейших времен, когда люди задумывались о том, «что есть человек», они всегда отмечали тот фундаментальный факт, что человек – это свидетель происходящего, своеобразные очи Бога в этом мире. Что Бог смотрит на мир через все живое (идеи средневековой схоластики), в том числе через глаза человека (Я. Бёме). Что мы – свидетели всего происходящего. Идея свидетельствования очень важна. Она связана с тем, что в нас, как в людях, есть некая инстанция, которая всегда бодрствует. Мы, как эмпирические существа, можем забываться, быть бессознательными, спать, но в нас есть некая инстанция свидетельствования, нечто вечное.

Среди размышлений о человеческой ситуации время бережно донесло до нас изречение Протагора о том, что «человек есть мера всех вещей, существующих в том, что они существуют, и несуществующих в том, что они не существуют». Аналоги этого изречения мы можем найти у всех народов. О какой же мере всех вещей говорилось в этом изречении? Почему картина мира, которую мы имеем, пронизана человеком, неотделима от нас: мы видим, воспринимаем и описываем мир именно в диапазоне человеческих ценностей, именно в масштабе человека.

Почему же человек является мерой вещей? Потому, как говорят уже наши современники, философы-экзистенциалисты, что человек живет в «просвете бытия». «Просвет бытия» означает, что человек набрасывает себя на бытие и видит бытие в свете своего сознания. Мы осознаем бытие, мы в контакте с большим миром через этот просвет, и другого нам не дано.

До экзистенциалистов другие мыслители, принадлежащие, например, к индийской традиции (там много школ, описывавших положение человека), например, адепты одной из буддистских школ, Читтаматры (что переводится как «только ум»), утверждали, что реален только ум человека, где под умом понималась совокупность всех психических процессов, включая сознание, а все остальное – лишь проекция ума. Нам хорошо известна точка зрения на проекции из глубинной психологии, где говорится о том, что в отношениях людей всегда возникает проекция неких глубинных состояний одного человека на другого, «перенос» того, что принадлежит мне, моих взглядов и т.д. на другого человека, наделение качествами и энергией этой проекции или, наоборот, принятие в себя. Такого рода процессы переноса и проекции происходят постоянно.

Некоторые писатели, художники, мыслители используют метафору кинотеатра или театра, где мы как бы режиссеры спектакля, который называется жизнь (тоже очень известная метафора), что все происходящее – спектакль. Истоки такого взгляда в европейской культуре можно найти у Платона с его образом пещеры, где он говорит о том, что видимый нами мир есть не что иное, как проекции теней на стену пещеры. Это дало Платону возможность говорить о проекции и о первовещах, «идеях», в свете которых мы воспринимаем мир.

Это очень древняя мысль о том, что в нас есть нечто, что влияет на наше восприятие. Платон называл это «идеями», Кант называл это трансцендентальными и априорными вещами, которые запредельны нам в том смысле, что они даны нам до какого бы то ни было опыта. Такого рода априорными формами восприятия или опыта Кант называл пространство, время – это уже есть, и в этих предуготовленных формах мы воспринимаем.

К подобным воззрениям так или иначе склонялись представители философской школы, называемой «идеализмом». Согласно марксистским источникам, идеалисты – это те, которые говорят, что сознание первично по отношению ко всему существующему, а материалисты – те, которые говорят, что материя первична. Два полярных взгляда и их всевозможного рода комбинации: и материализм, с одной стороны, и идеализм – с другой, и не материализм и не идеализм, всякие формы нигилизма и т.д. Этими полярностями и всем, что их заполняет, мы можем описать все существующие философские системы.

Но неужели наивные заблуждающиеся идеалисты не принимали существование внешнего мира? Беркли, Кант, Гегель или Мах так сильно заблуждались? Конечно же это карикатурные, идеологически выстроенные образы философов-идеалистов, которые рисовались марксистской философией. Ни Беркли, ни Кант, ни Гегель, ни Мах конечно же не утверждали абсурдную вещь – что внешнего мира не существует и он вторичен. Они, как мыслители, глубоко смотрящие в суть дела, утверждали одну очень важную мысль, от Платона и даже с более древних времен, о том, что существующий внешний мир дан нам только через наши переживания, и никак иначе.

Мы вступаем в контакт с этим миром через наши органы чувств, получаем через них сенсорную информацию, и вся получаемая через органы чувств и через внечувственные каналы (интуиция, экстрасенсорика) информация обрабатывается теми программами переработки информации, которые мы усвоили в жизни. Эти программы имеют культурно-историческую природу, они тесно связаны с временем, местом и личной историей и привязаны к конкретным координатам нашей телесности и чувственности. Их работа в чем-то аналогична компьютерным программам, которые тоже обрабатывают информацию, или работе телевизионного приемника, принимающего некие излучения и преобразующего их в видимое изображение. Так вот, в нас тоже действуют всевозможного рода программы, которые обрабатывают поступающую информацию. Под информацией я имею в виду все потоки информации, которые мы получаем через органы чувств, мышление, речь, тело, все вербальные и невербальные каналы.

Вот примерно, что имеют в виду так называемые объективные и субъективные идеалисты, когда говорят о том, что мира, как такового, нам не дано, он дан нам только через просвет бытия, через свет сознания: куда мы посветили фонариком-лучом своего внимания, в этом мире и в этом свете мы и воспринимаем.

Вот о чем, собственно говоря, мыслили древние и в чем им вторят современные философы, говоря, что человек живет в просвете бытия. Бытие – слово, обозначающее, что мир бесконечно больше любых слов об этом мире, бесконечно больше любых картин мира, которые у нас существуют, и этот мир дан нам через наше личное существование, которое накладывает на него неотделимо личный отпечаток, свой взгляд, свое представление. Конечно, в этом «своем» взгляде есть много того, что мы почерпнули от всех других людей, этот взгляд пронизан нашими «интересами» и «деятельностью», и когда люди со сходными взглядами образуют группы, получается одно село, одна национальность, одна команда, одна творческая лаборатория и т.д.

В том факте, что каждый из нас видит мир в просвете бытия, всегда и неизбежно через призму своих представлений, коренится неуничтожимое экзистенциальное измерение человеческой жизни. Это – экзистенциальное измерение, потому что, будучи конечными, ограниченными, пристрастными, мы все время растем и в процессе роста, в процессе жизни мы должны принимать ответственность и, самое главное, совершать поступки и через это расширять свое сознание.

Известный психокибернетик Грегори Бейтсон ввел понятие редактора реальности, или редактора восприятия. Посредством него Большая Реальность становится тем миром, который мы воспринимаем. В идею редактирования реальности Бейтсон обобщил известные представления о том, что наше восприятие обусловлено установками, ценностями, воспитанием, бессознательным, т.е. привязано к пространству, времени, зависит от многочисленных историко-культурных факторов. В итоге то, что мы воспринимаем, является отредактированной версией Большой Реальности [15-16].