Читать онлайн «Философия психологии. Новая методология». Страница 72

Потому что при таком раскладе нет той заветной точки обзора, которая бы основала системность.

Нет поэтому ничего странного в пессимистичности оттенков хайдеггеровского мировоззрения и, например, измышлений Г. Башляра, когда один говорит о «данности» бытия (чем подразумевает наличие кого-то, кто «дал»), другой о «со общности» бытия духу (где также незримо присутствует сообщающий). Но ведь и сам человек – частица сущего, кроме того, ведь так любят говорить о «самоволии» человека, хотя в такой ситуации правильнее было бы говорить не о «данности» или «со общности» бытия, а о «взятости» его человеком, который, будучи по своей сути активным деятелем, всегда берет нечто у сущего. Философия имеет маленький генетический (возможно, приобретенный) дефект – она двоична, и если ее гносеологическая система сломалась на диаде «объекта» и «субъекта», то мировоззренческая – на диаде сущего и человека.

Психософия решает вопрос о начале онтологических помышлений, безоговорочно отдавая приоритет человеку, и, заручившись таким образом системностью, она видит и сущее так, что от этого кроме всего прочего есть и толк. Наш мир дает нам лучшее понимание самого человека, мир есть для нас, другого мира мы не знаем; но если где-то и есть иное, то можно с большой долей уверенности говорить о том, что оно и там будет устроено принципиально таким же образом, – только то, что у нас оказывается овеществлением, там, у них, будет называться иначе. А нас интересует именно «устройство», поскольку от второго вопроса – о «данности», «со общности» и проч. – мы заведомо отказались.

Сущее для нас построено с учетом нас, а правильнее было бы говорить, используя фундаментальный принцип одноименной теории, – в отношении с нами. Да, человек входит в отношение с этим загадочным «нечто», лежащим вне его, и тут рождается третье (принцип третьего). Недаром слов, которыми мы награждаем сущее, множество: сущее, бытие, реальность, действительность и проч. Все это не что иное, как результаты отношений и «третьи», рожденные в отношении с человеком. Поясним эту мысль на примере шахмат.

Мы всегда входим в отношение с чем-то определенным, назовем это «сферой», а не сразу с вещью, иначе та вряд ли нам о чем-либо сказала бы, а если и начинаем с вещи, то судорожно ищем, к чему же она относится, и пока не найдем – не успокоимся. Вспомните, как вы мучаетесь, найдя непонятную маленькую детальку чего-то у себя в квартире: «Откуда это отвалилось?» В нашем с вами примере первичная сфера – это сфера игры, сама по себе она целостна и неисчерпаема, мы не знаем и даже чисто технически не можем знать всех игр, которые были, есть, будут или могут быть. Но она не есть что-то аморфное и неопределяемое, она отлична, например, от сферы знания или деятельности, она несет в себе некую специфичность, что при всей сходности с названными сферами все-таки отличает ее от них. Отличие это – в сущности игры, она возможностна, но уже игра, а не просто абсолютная возможность.

Задача теперь в том, чтобы из этой сферы возможности данной вещи, то есть сущности собственно феномена игры, изъять то, с чем можно непосредственно иметь дело, причем надо полагать это наше желание естественным. Обретение вещественности (в отношении чего бы то ни было с человеком) является закономерным этапом. В нашем примере – это собственно шахматы. Человек может сказать: «Это то, что имеет место быть», а иначе и более методологически верно это звучало бы так: «Это то, что имеет место, время, модальность и интенсивность». (Напомним, что пример с шахматами мы используем как поясняющую модель.) В «модальность» здесь будут входить понятие игры в шахматы, правила, цели и задачи. Заметим попутно, что этим знанием обладают все, кто знает о существовании этой игры, – в большей или меньшей степени. Более того, этот уровень полон символики, знаков, закономерностей, здесь появляется свой язык – шах, мат, пат, гамбит, рокировка, которые не зависят от нас непосредственно, – это то, что есть для всех таким, какое оно есть. Это появившееся – есть нечто иное, как родившееся третье в нашем отношении человека и совокупного, абсолютно возможного сущего.

Но чуть-чуть вернемся назад – что же такое сущность игры в нашем примере? Сами по себе вещественные шахматы – это третье, поскольку оно – шахматы как «третье» – совершенно самостоятельно. А что же – их сущность? Кому же в большей степени принадлежит сущность – человеку или сущему? Кого в ней больше? Сущего, поскольку мы не можем сущее зафиксировать состоянием, то, что не вещественно, – не в нашей власти, вместе с тем очевидно, что сущность игры – это то, что могло родиться только в отношении с нами, с человеком. Итак, сфера сущности игры – это результат отношений человека с сущим со стороны сущего.

Теперь вернемся к «третьему». Обладаем ли мы шахматами непосредственно, как это мы изложили, описывая шахматы в качестве «третьего»? Что есть вопрос корреспондента, обращенного к чемпиону мира по шахматам: «Что для вас шахматы?» Есть ли в нем смысл или он просто не знает, что спросить, и задает заведомо «пустой» вопрос? Какова семантика слов: «моя игра» или «это моя игра»? Что значит эта игра для каждого из нас? Есть ли на земле люди, играющие в шахматы и не знающие, что мат можно поставить в пять ходов? Вы играли когда-нибудь в шахматы с любимым человеком, а с великим, а в каких примечательных местах вы играли в шахматы? А вы играли когда-нибудь в шахматы на берегу океана под шум ветра и бриза, а как сильно вы расстроились, когда проиграли значимый для вас матч?

А как часто вы расстраиваетесь по поводу проигрыша, а как на вас влияет выигрыш? А вы выписываете шахматное обозрение, а вы знаете о его существовании, а вам снилась когда-то бриллиантовая корона победителя ФИДЕ, а… Все это соединяется в одно – в «вашу игру», в те шахматы, которые существуют только для вас, и никто иной не знает, что они для вас значат, не знает и не догадывается, потому что этот «файл» забит у него информацией о своей «моей игре» – эксклюзивно-собственным восприятием шахмат. Это последнее – также результат отношений сущего с человеком, только на сей раз со стороны человека.

Та абсолютная возможность, с которой мы вступили в самое настоящее отношение, – это аналог сущего. Сущее – это все. Тут необходимо оговориться, что так как по нашему определению сущее – это все, то оно одинаково для всего в сущем, для всего вообще, то есть если гипотетически предположить существование какой-то цивилизации, имевшей место где-то и когда-то и с совершенно иными способами существования, познания, овеществленностью принципов, иной структурой принципов, иными принципами и бог знает что еще, наше с ней сущее – едино, поскольку это все, что есть. Возможно, мы будем это «нечто» совершенно по-иному воспринимать, взаимодействовать с ним, но это «нечто» будет оно. Нет разницы, где и кто зачерпывает воду из Волги – у истока или у самого устья, – это будет Волга. И конечно, «все, что есть» значительно больше, чем «все, что есть для нас», иначе стоило бы закрыть все НИИ, НИЛ, отменить творчество и еще многое другое. Стоит ли сетовать на то, что нам досталась лишь часть? Вряд ли, вопрос теперь только в инструментарии познания этого сущего, а то, что мы постоянно движемся в его познании и расширении «взятого» из него в непосредственное пользование, – совершенно очевидный факт.

Когда мы входим в отношение с сущим – как возможность с возможностью, – возникает третье. Происходит овеществление принципа, появляется то, что «имеет место» быть, а потому нет никаких противопоказаний к тому, чтобы назвать это нечто «бытием». В нашем примере – это то, что только станет шахматами, пока это еще не «шахматы», но то, что таким образом можно опредметить (впрочем, это может быть опредмечено и другим образом). Это – бытийствующее – независимо, оно несет в себе набор «хромосом» с равной представленностью нас (человека) и сущего, понятых как возможность. Оно – это третье, бытийствующее, уже имеет свой собственный способ существования и свой центр. Часть его, которая может быть уложена в «системы координат» нашего с вами способа познания, начинает ощущаться как принадлежностная нам. Некоторые, как мы помним, говорят о том, что нам ее «дали» или «сообщили», но фактически – это наш способ познания изъял указанную часть из совокупной сферы сущего.

Это изъятое уже есть новое третье, то, что возникло в отношении нас, уже овеществленных к нему (для него), и бытийствующего. Это третье – «реальность», то, что есть для нас. Впрочем, конкретно каждый из нас знает только часть из этого принадлежащего реальности, но ему не составит большого труда узнать в нем все, что угодно, что входит в его состав, при известном старании и способностях, конечно. Это – то, что будет принадлежать уже индивидуально каждому из нас – есть еще одно третье, родившееся в отношении нас, с одной стороны, и реальности – с другой. Это теперь уже последнее, третье, мы назовем «индивидуальной реальностью».