Читать онлайн «Сколько вы стоите. Технология успешной карьеры». Страница 35

Однако по большому счету американская политкорректность остается скорей декларативной. Уважающий себя белый американец, дабы не прослыть расистом, ни за что не позволит себе оскорбительных замечаний в адрес, скажем, чернокожих. (Само слово «негр» здесь признано обидным и заменено в обиходе корректным термином «афроамериканец».) Наши псевдопатриотические газетенки, призывающие поставить на место неполноценных инородцев, кажутся американцам несусветной дикостью. В Америке первый же выпуск подобного листка стал бы последним и повлек бы неминуемое разорение издателя по судебным искам. В то же время, если какой-то особо корректный белый домовладелец рискнет продать свой дом чернокожему, пускай и весьма респектабельному, цена соседних домов в котировке местного агентства недвижимости автоматически упадет. Это в сериалах (надо признать – откровенно пропагандистских) белые и черные дружат семьями и словно не замечают очевидных различий. В реальной жизни не принято оскорблять друг друга, но и брататься тоже не принято. Американская толерантность (терпимость) парадоксальным образом уживается с довольно строгой дистанцией общения.

Русским зачастую трудно уловить ту тонкую грань, которая отличает терпимость от симпатии. Мы вообще более категоричны, склонны к безапелляционным суждениям и оценкам. Если человек нам не угодил, то он – мерзавец, если не понравился фильм, то режиссер бездарен. Даже в бытовой лексике мы предпочитаем рубленые формулировки: «Это ерунда!», «Ты не прав!» и т. п. Американцы обычно изъясняются деликатнее, их речь изобилует выражениями типа «по-моему», «вероятно» и т. д. Русский перед такими формулировками теряется, недоумевая, как, например, понимать фразу: «Возможно, вы правы», – то ли с тобой соглашаются, то ли нет. Такой контраст между сильными выражениями и напористой аргументацией с одной стороны и американским «вежливым плюрализмом» – с другой нередко приводит к серьезному недопониманию и даже к взаимным обидам.

Два коротких слова – «пожалуйста» и «спасибо», используемые как формулы вежливости, также могут посеять непонимание. В то время как по-русски вежливая просьба часто бывает выражена через интонацию, в английском языке слова «пожалуйста» и «спасибо» повторяются столь часто, что по-русски это звучит комично и неуместно. Внедрение такой манеры в деловое общение на русском языке до сих пор воспринимается многими с недоумением и приживается с трудом. Однако необходимо помнить: если русский, даже по домашним меркам очень хорошо воспитанный, упускает в разговоре с американцами «волшебные слова», его речь покажется собеседникам невежливой.

Да и сама беседа, особенно в компании или в гостях, у наших народов строится по-разному. Русские любят пофилософствовать, порассуждать о высокой политике, о глобальных проблемах. В Америке товарищеские или застольные беседы ведутся в более легком тоне, и проблемы смысла жизни здесь обычно не обсуждают. Поэтому типично русская манера вести беседу нередко воспринимается американцами как занудство, а мы со своей стороны расцениваем их разговоры как легковесную болтовню. К тому же русские часто обижаются, когда американцы мягко (или не очень) прерывают их многословные излияния. Просто здесь не принято подолгу оттягивать на себя внимание собеседников. И обижаться не надо. Просто будьте готовы к тому, что ваш подробный рассказ о творческих исканиях кузена из Воронежа или о семейных злоключениях вашей подруги вряд ли будет дослушан до конца.

Правда, похоже, что такая манера общаться у самих американцев порождает острый эмоциональный дефицит. И они толпами валят к психоаналитикам и психотерапевтам, чтобы за большие деньги заняться тем, чем мы бесплатно занимаемся друг с другом за чашкой чая – изливаем душу. Наверное, поэтому профессия психотерапевта так и не стала у нас массовой. Зачем нам платный собеседник, когда полно бесплатных?

Об этом, наверное, втайне и вздыхают россияне, оторвавшиеся от родных корней. А вовсе не о родных березках, которые, по меткому замечанию Сергея Довлатова, в Америке точно такие же. Хотя задушевной беседой сыт не будешь. А вот доллар – хотя и никуда не годный смысл жизни, но замечательное подспорье в его поисках. Печатают доллары за океаном. И понятно стремление многих соотечественников оказаться поближе к этому живительному источнику. Вот только наиболее комфортно возле этого источника чувствуют себя те, кто научился не благоговеть перед американцами и не презирать их. То есть, оставаясь русским, вести себя немножечко по-американски.

Наши представления о других народах, хоть мы и редко отдаем себе в этом отчет, в основном исчерпываются собирательными образами, навеянными популярной литературой и кинематографом. И, лишь столкнувшись лицом к лицу с американцем, индусом или японцем, мы вдруг понимаем, как мало этот реальный человек похож на ковбоя, йога или самурая. Сами русские часто обижаются, когда иностранцы воспринимают их как стихийных экзистенциалистов в меховых ушанках, которые безудержны в гневе и в радости, пьют водку гранеными стаканами и больше всего на свете любят кататься на тройках по заснеженной Красной площади. Честно говоря, наши представления об иностранцах столь же предвзяты и утрированны. Англичанин видится нам чопорным джентльменом в монокле, ревностным хранителем традиций и ценителем тонкого юмора (Мадонна, обосновавшаяся было в Англии, с недоумением заметила: «Мне еще не встретился ни один чопорный англичанин!»). Немца мы представляем педантичным, пунктуальным, немного прижимистым и бываем обескуражены, столкнувшись с гогочущей компанией немецких туристов где-нибудь на средиземноморском пляже.

Французам в этом отношении особенно «повезло». Благодаря стараниям Мопассана и Дюма, Эдит Пиаф и Коко Шанель, Алена Делона и Брижит Бардо Франция видится нам роскошной жемчужиной Европы, страной галантных мужчин и чувственных женщин (хотя «французский поцелуй» и придумали за много веков до сексуальной революции вовсе не французы), страной, где фонтами бьет искрометный юмор и настоящее шампанское.

Увы, реальный француз так же мало похож на д'Артаньяна или Высокого Блондина в черном ботинке, как каждый из нас, русских, – на Раскольникова или Распутина (а именно этими хрестоматийными мерками нас часто и меряют). Каков же он на самом деле? Можем ли мы с ним понять друг друга, поладить, вместе взяться за общее начинание? Разумеется, можем. Но для этого надо за привычным, но иллюзорным портретом разглядеть реального человека с его непридуманными национальными особенностями, с ярким, неповторимым национальным характером.

Большинство русских, которым довелось хоть немного пожить во Франции, готовы согласиться: в целом французы более, чем мы, патриотичны. Чего греха таить, многие из нас поспешили разделить с американцами их наивную иллюзию, будто весь мир – это более или менее отдаленные окрестности Лос-Анджелеса и цивилизованный человек сегодня просто обязан жить по голливудскому стандарту. Французам такой взгляд совершенно чужд. Так что не удивляйтесь, если местный официант или портье откажется говорить с вами на том иностранном языке, который вы с грехом пополам освоили как язык межнационального общения, то есть на английском. И скорее всего даже не потому, что он по-английски не понимает. Для француза выучить английский не сложнее, чем для русского украинский. Вы по-украински говорите? То-то же. Вот и француз считает совершенно излишним изъясняться у себя дома не на родном языке. Существует даже особый закон, препятствующий проникновению англицизмов во французский язык, на радиостанциях установлена строгая квота для иноязычных песен.

Разумеется, американские фильмы идут и по французскому ТВ, но здесь, пожалуй, нет такого непристойного их засилья, как у нас. А вообще телевизионные программы у них и у нас очень похожи: новости, конкурсы, реклама, кино, «мыльные оперы». И рекламируется тут почти то же, что у нас, но в более быстром «французском» темпе, с еле уловимым легким французским юмором. Например, вообразите в качестве рекламного персонажа неказистую уборщицу средних лет, приводящую в порядок, пардон, общественный туалет. О чем мечтает эта дама за столь прозаическим занятием? Да понятно о чем… И вдруг, как по волшебству, мечты сбываются: из туалетных кабинок в ритме танго выпрыгивает полдюжины юных красавцев в одном исподнем, из писсуаров, как из банкоматов, сыплется дождь золотых монет. Ну а третье желание? Шоколадный батончик известной марки!!! Согласитесь, впечатляет.

Если предположить, что французское телевидение хоть в какой-то степени отражает ценности своего народа, то, судя по передачам и фильмам, можно сделать вывод, что на первом месте по значимости у французов любовь – amour. (Не путать с сексом! Обычный семейный французский фильм стыдливо избегает откровенных сцен, напоминая этим «романтический» советский кинематограф.) На втором месте – семья, традиции. На третьем – всякого рода общественно-политические проблемы – преступность, наркотики, СПИД, коррупция и т. п. Для сравнения: у нас, пожалуй, на первом месте политические проблемы и только где-то на десятом – семья с малой толикой любви. Ну и, разумеется, заморские боевики с вольным переводом: fuck you = пошел к черту, и т. п. Французские тексты можно переводить и точнее, без ущерба для общественной нравственности.