Читать онлайн «Я прав - вы заблуждаетесь». Страница 25

Какое это имеет отношение к паттернам у нас в мозге? Самое прямое: имеют ли паттерны обширную водосборную площадь (как у воронки и реки) или малую (как у трубы без воронки наверху)?

Если положить большую коробку из-под кукурузных хлопьев на стол и начать ходить вокруг нее с фотокамерой, вы получите снимки, весьма отличные друг от друга. Как так выходит, что мозгу не представляет труда узнать во всех этих формах и фрагментах целого коробку из-под кукурузных хлопьев?

Многие годы исследователи в области искусственного интеллекта ломали бы головы над этим свойством мозга и зрения и разрабатывали бы очень сложные схемы, включающие операции сканирования и сравнения. В самоорганизующейся же паттерн-системе ответ очень прост. Паттерны, соответствующие коробке из-под хлопьев (и объекты, имеющие форму коробки, в целом), имеют очень широкую водосборную площадь — попадающее в нее оказывается «в плену» одного и того же паттерна. В этом нет ничего особенного или экзотического, все это — естественное поведение простой паттерн-системы, которую я описал выше. Иным образом такая система не могла бы работать.

На некоторое время оставим в покое конкурирующие паттерны и эффект различения по острию ножа и обратимся к водосборной площади произвольного паттерна. Если она обширна, тогда множество разных паттернов, имеющих отношение к нему или каким-то образом схожих с ним, рано или поздно окажутся воспринимаемыми в точности как рассматриваемый паттерн. С точки зрения практического выживания это очень полезный момент. Вместо того чтобы изучать множество различных паттернов, мы сможем обойтись сравнительно небольшим числом обширных паттернов. Большинство вещей окажутся в пределах водосборной площади того или иного паттерна. Вспомните об упрощенных паттернах грудного ребенка и о том, как большинство вещей легко умещаются в эти простые, но обширные паттерны.

Как же это происходит? Нарисуйте на листе бумаги несколько небольших окружностей. Каждая из них представляет конкретное состояние активности в мозге. Каждое состояние (при прочих равных условиях — позднее мы увидим, как условия могут различаться) постепенно потеряет активность вследствие утомления, и на смену ему активизируется новое состояние. Сообразно этому соединим первую взятую нами окружность с какой-нибудь другой посредством прямой линии и пометим линию двумя параллельными короткими штрихами, которые будут означать, что это предпочтительный маршрут перехода от состояния к состоянию. Однако если рассматриваемое второе состояние, в свою очередь, только что уже было активным, оно может быть слишком усталым, чтобы отреагировать на возбуждение, посему нам нужен альтернативный переход от состояния к состоянию. Соединим первую окружность с любой третьей окружностью и пометим соединительную линию одним штрихом. Теперь соединим все окружности случайным образом. Необходимо лишь следить за тем, чтобы к каждой окружности подходило по крайней мере две линии: одна должна быть помечена двумя штрихами (первый маршрут перемены состояний), а другая — одним (второй маршрут). Начинать можно с любой окружности. Переход от одной окружности к другой следует осуществлять по первому маршруту, однако если к текущей окружности вы также подходили по первому маршруту, тогда следует избрать второй маршрут.

Как бы мы ни соединяли окружности, наше путешествие от окружности к окружности всегда рано или поздно закончится циклом, или петлей (иногда двумя). Иными словами, все состояния в рассматриваемой системе переходят в стабильное (циклическое) состояние. В этом нет ничего удивительного. Это естественное поведение самоорганизующихся систем в деле перехода от нестабильных состояний к стабильным. Результатом становится стабилизация большого многообразия входных сигналов в качестве одного и того же паттерна. Это и называется широкой водосборной площадью.

Первоначально, для целей выживания, данный механизм широкой водосборной площади таил в себе огромные преимущества. Однако затем стали выявляться и значительные недостатки, от которых страдает наша цивилизация.

Инуиты (которых также иногда именуют несколько оскорбительным словом «эскимосы»), живя в своих жилищах-иглу, имеют привычку в холодные ночи согревать друг друга своими телами. Когда многим людям приходится сожительствовать в несколько стесненных условиях, отношения между ними приобретают особое значение и отличаются тонкой организацией. В этой связи я нахожу, что инуитский язык приобрел богатые возможности для передачи нюансов человеческих отношений. У них есть около 20 слов для описания снега, который является неотъемлемой частью их жизни. Что касается сферы человеческих отношений, в инуитском языке имеется более 20 слов для описания всего диапазона чувств между ненавистью и любовью. Например, есть слово (о нем я упоминал ранее), значение которого равносильно высказыванию: «Ты мне очень нравишься, но я не пошел бы с тобой охотиться на тюленя».

Подумайте о практическом аспекте такого богатства в смысловой нагрузке слов. Подумайте о его значении для человеческих, деловых («Ты мне очень нравишься, но я не доверяю тебе ни капли») и международных отношений («Мы с вами, безусловно, враги, но нам обоим доверена эта планета, — заметил как-то Говард Бейкер[13], — и потому мы должны обеспечить ей сносное существование»).

Но у нас нет такого богатства. Английский язык (как и многие другие) чрезвычайно беден в этом отношении. У нас есть слова «любить», «ненавидеть», «нравиться», «не нравиться», «доверять», «не доверять». У нас есть слова «друг» и «враг». Нам приходится обходиться такими грубыми паттернами, и каждый из них имеет очень широкую водосборную площадь. Проблема еще более усугубляется явлением центрирования, к описанию которого я вскоре приступлю.

Есть причина, по которой английский столь беден для выражения смысловых значений. Английский язык — это язык, богатый на выражения, язык для описания процессов. Это значит, что мы можем должным образом описывать посредством комбинаций слов, фраз и прилагательных обширный диапазон эмоций, лежащих между любовью и ненавистью. Это хорошо для литературы и поэзии, но абсолютно бесполезно для восприятия. Описание — это одно, а восприятие — другое. Описание описывает восприятие, которое уже имело место. Восприятие же — это то, что происходит прямо сейчас. Нам нужны более богатые и сочные паттерны прямо сейчас, для текущего момента, а не пути описания нюансов того, что уже в прошлом.

В результате люди, говорящие на английском языке, оказываются заложниками богатой экспрессивности этого языка, а ведь английский язык имеет столько защитников. Статический немецкий и сложный для восприятия японский поначалу кажутся грубоватыми, однако на деле предлагают больше возможностей для сиюминутного восприятия. Результатом этого может являться более высокий прагматизм соответствующих наций.

Ключевой момент здесь состоит в том, что описательная способность — это далеко не одно и то же, что способность уловить мгновение восприятия.

Представьте себе местность (ландшафт) с несколькими крупными бассейнами рек. Все оказывается рано или поздно в той или иной реке. Представьте себе другой ландшафт с большим количеством меньших бассейнов, дренирующих в различные реки. Мы могли бы назвать такие концепции, являющиеся очень обширными водосборными площадями, стоками или западнями. Слоновая западня — это яма в земле с отвесными стенами. Слон проваливается в такую западню и не может выбраться наружу.

Наше цивилизованное мышление полно таких огромных концептуальных ловушек, как свобода, справедливость, демократия, империализм. Практически невозможно подумать о чем-либо другом по соседству с этими ловушками, поскольку немедленно оказываешься затянутым в общепринятые паттерны, с которыми невозможно поспорить. Если вы оспариваете демократию, вы, должно быть, фашист (еще одна ловушка). Если намекаете на социализм, вы, должно быть, марксист. Как у грибников в Англии, у нас очень мало приемлемых «диких» концепций. Французские грибники признают гораздо больше видов грибов. Это стало необходимым в силу коммуникационных потребностей демократии.

Теперь мы подходим к феномену «центрирование», который тесно связан с понятием «водосборная площадь». Это значит, что, какой бы широкой ни была водосборная площадь, как только нечто оказалось в ее пределах (как нечто находящееся неподалеку от гравитационного поля черной дыры), оно будет затянуто прямо в ее центр. Иными словами, паттерны имеют дело с вещами, очищенными от любых оттенков и нюансов, которые могли быть присущи им вначале. Посему преступник — это преступник и еще раз преступник.

Разумеется, мы все знаем, что цель цивилизации и образования — разбить данные грубые категории на более тонкие и сложные по составу подклассы и подгруппы. Так почему же это не работает, как спросила молодая девушка у своей бабушки, когда та накладывала крем от морщин?