Читать онлайн «История психологии». Страница 75

Некоторые читали и оценивали Фрейда как ученого-естествен- ника, другие же — как ученого иного типа, который ищет систематического, непротиворечивого и объективного понимания психики, но не обязательно в рамках естествознания. Последние видели в работах Фрейда особый язык описания, дисциплину, подобную литературе или истории, но прежде всего — практический ответ на страдания отдельных людей. Сам Фрейд стремился к тому, чтобы быть ученым в обоих смыслах, и у него были последователи, считавшие, что психоанализ может стать естественной наукой; но для большинства из тех, кто интересуется его работами век спустя, это не столь важно. Читатели Фрейда начала XXI в. утверждают, что его способ мышления может сделать человеческую жизнь яснее и богаче. Те, кто интересовался теорией, нашли психоанализу параллели в феноменологии и литературоведении и использовали эти параллели как свидетельство того, что интерпретации, подобные фрейдистским (насколько они их понимали), могут быть точными и вести к построению научного знания.

Среди всех этих сложных дискуссий свое место занимал и вопрос о терминологии Фрейда и адекватности перевода. В Англии между 1953 и 1973 гг. выходило так называемое «Стандартное издание» работ Фрейда по психологии в 24 томах под общей редакцией Джеймса Стрейчи (James Strachey, брат писателя Литтона Стрейчи). Во многих отношениях это прямо-таки памятник самым дотошным научным исследованиям. Благодаря прежде всего этому изданию Фрейд стал доступен всем тем, кто не читает по- немецки; оно вызвало к жизни огромное количество англоязычных комментариев к Фрейду. Однако у этого многотомника нашлись критики, утверждавшие, что Стрейчи и его переводчики находились под влиянием авторитета естествознания и подбирали английские слова с естественно-научным смысловым оттенком для перевода таких терминов, которые в немецком языке имели гуманитарные или даже мистические коннотации. Например, слово Seele переведено на английский как mind (в русском переводе — психика), тогда как его можно было передать как soul (душа), а слово das Ich переведено как the ego (Эго), тогда как это можно было передать местоимением I (Я). Критики также указывали на то, что слово «энергия» в английском языке звучит механистически, тогда как Фрейд, обсуждая психическую энергию, мог иметь в виду философию воли, о которой писал, например, Шопенгауэр. На рубеже XX и XXI вв. работы Фрейда стали появляться в новом переводе на английский язык.

Дело здесь было не только в словах: предметом обсуждения стал вопрос о том, должно ли знание о людях, чтобы быть научным, следовать образцу естествознания. Психология Фрейда отличается эмоциональной и оценочной окраской, речь в ней идет о глубинных слоях психики и сексуальных энергиях, вызывающих беспокойство общества; поэтому дискуссия о том, в какую форму должно вылиться знание о нас самих, приобрела особую остроту. Так уже было раньше в спорах об альтернативном лечении магнетизмом, или гипнозом, которое практиковали Месмер и гипнотизеры XIX в. Так было и в эпохи fin de siecle, конца века, — в 1890-х и потом снова в 1990-х гг., когда буржуазный мир тревожили раздумья по поводу нервных расстройств, культурного кризиса и несовершенства научного мировоззрения.

И до Фрейда существовал большой массив литературы о бессознательных явлениях психического. Романтизм, например, стремился к пробуждению скрытых сил души. Для Викторианской эпохи была в высшей степени характерна озабоченность сексом; оборотной стороной запрета на публичное обсуждение этой темы в

в. стала одержимость ею в приватной сфере. Когда около 1900 г. начали выходить работы Фрейда, сексология уже заняла свое место среди медицинских дисциплин. Что касается толкования сновидений, то оно было древним искусством, с помощью которого люди пытались познать «другого» в себе — некую чужеродность, которая, однако, представляется неотъемлемой частью идентичности человека. И до Фрейда в снах также видели отражение конфликта между желанием знать и боязнью безумия, между просвещением и его противоположностью. Фрейд и сам отмечал, что все его идеи уже появлялись в литературе. И все же именно его труды определили форму и язык этой дискуссии в XX в.

Как он сам себя называл, конквистадор духовного мира, герой, спускающийся во тьму души, чтобы возвратиться, неся факел истины, — Фрейд дал повод для появления необычайного количества легенд о своей юности. Некоторые ранние историки находили истинно германский дух в рассказе Фрейда о том, как он заинтересовался естественными науками после знакомства с лекцией, посвященной знаменитому лирическому эссе о природе (которое тогда приписывали Гёте). Другие биографы, напротив, делали акцент на его еврейской идентичности и на присущем еврейскому народу ощущении избранности — Фрейду казалось, что ему суждено испытать откровение. Его предки приняли участие в массовом переселении евреев из восточной и центральной Европы на запад, в провинциальную Австро-Венгрию и дальше, в такие города, как Вена. По пути эти люди в разной степени перенимали образ жизни немецкоязычного населения. Подобно многим способным студентам, Фрейд выбрал медицину: карьера врача открывала таким людям, как он, дорогу вверх по социальной лестнице. Не желая быть просто врачом, он проявлял интерес к научным исследованиям. Однако поскольку вакансий в этой области не было, а ему нужно было прочное положение для того, чтобы жениться, Фрейд переключился на медицинскую практику, поработал в разнообразных венских учреждениях в качестве специалиста по неврологии и стал частным консультантом по нервным болезням. Он также неосторожно экспериментировал с кокаином в надежде на то, что быстрое открытие в этой малоизученной области медицины сделает ему имя. Он отложил на пять лет, пока не устроится сам, свою женитьбу на Марте Бернайс (Martha Bernays, 1861–1951), дочери еврейского купца из Гамбурга. Цена буржуазного брака или профессиональной карьеры — не только материальная, но и психологическая — стала грустной темой в его работах.

Избранная Фрейдом специализация была пограничной областью взаимодействия психики и тела. Его ранние исследования касались анатомии нервной системы; в его медицинскую практику входили случаи как физических, например при церебральном параличе, так и психических нарушений, без очевидной телесной травмы, как, например, обстояло дело с молодой женщиной, которая навязчиво мыла руки. Между этими двумя крайними случаями, однако, врачи сталкивались с запутанной смесью истерических и нервных симптомов, вызванных неизвестным сочетанием психических и физических факторов. Часто врачи не могли согласиться между собой, являются ли симптомы настоящими, притворными или даже выдуманными. Это стало предметом публичного обсуждения, которое началось из-за судебных претензий людей, попавших в железнодорожные аварии и требовавших финансовой компенсации: они часто страдали от серьезных болей, хотя никаких видимых физических причин не было. Примечательно, что эта боль демонстрировала удивительную способность уменьшаться вслед за получением финансовой компенсации. Над этим легко посмеяться, однако даже скептики вынуждены были столкнуться с настоящими страданиями. Пациенты, и мужчины и женщины, болели также неврастенией; этим новым термином обозначали такие симптомы, как утомление, слабость, потерю воли, сверхчувствительность к свету или шуму, головные боли. Истерические симптомы выглядели чрезвычайно драматично: и мужчины, и женщины демонстрировали паралич различных частей тела, галлюцинации, навязчивые действия, опустошающую тревогу.

В этом мире пограничных расстройств реакции медиков были столь же неоднозначны, сколь и сами симптомы. Многие медицинские авторитеты — такие как Теодор Мейнерт (Theodor Meynert, 1833–1892), под началом которого в психиатрическом отделении Венской больницы общего типа работал Фрейд, исходили из физикалистского подхода. Они считали физиологические исследования передовым краем научной медицины, а все «подлинные» болезни — имеющими изначально физическую природу. Это оставалось верным даже для тех случаев, когда симптомы были только функциональными, т. е. проявлялись как нарушения активности тела без видимых органических повреждений. В своем исследовании афазии (потери речи) Фрейд применил этот медицинский подход в усложненном виде, рассматривая функционирование мозга с эволюционной точки зрения. Он соотнес тип и степень потери речи с поражениями различных отделов мозга, формировавшихся на разных этапах эволюции. Однако в это же время, в 1886 г., Фрейд уже открыл свою частную практику и, чтобы она была успешной, ему нужно было разбираться в головоломных случаях и искать пути исцеления. Он был готов экспериментировать, предлагая наряду с традиционными (покой и электротерапия) новые способы лечения, такие как гипноз и кокаин. Как ученый он страстно стремился к тому, чтобы под путаницей симптомов увидеть систему причин и следствий. Решение возникающих в ходе этой практики терапевтических и интеллектуальных задач и дало начало психоанализу.