Читать онлайн «История психологии». Страница 55

По мере того как тесты интеллекта (в 1930-е гг. к ним прибавились тесты личности) становились рутиной, для таких характеристик, как мужественность и женственность, стали также искать индикаторы, в том числе количественные. В 1903 г. чикагский психолог Элен Брэдфорд Томпсон (Helen Bradford Thompson, 1874 —

заявила, что у психологии нет доказательств тому, что мужчины и женщины существенно различаются по интеллекту и другим способностям. Впрочем, она считала, что существовавшие психологические методы не позволяли дать окончательного ответа на этот вопрос. Однако в 1920-е гг. были разработаны специальные тесты на межполовые различия, и психологи сумели обнаружить то, что искали. В итоге различия полов (термин «гендер» тогда еще не использовался) стали обсуждаться в рамках дискуссии о природе и воспитании. Критики новых тестов говорили о том, что психологи-мужчины — в частности Тёрмен и Йеркс — привнесли собственные предрассудки в созданные ими методики. Социологи и антропологи (например, Боас) скептически относились к утверждениям о врожденных психологических различиях; Мид констатировала, что «личностные особенности обоих полов формируются обществом» [цит. по: 61, с. 135].

1920-е гг. были также временем расцвета бихевиоризма Уотсона (об этом пойдет речь в следующей главе). Представление о том, что природа человека является результирующей внешних стимулов, Уотсон довел до крайности. Он утверждал, что из любого ребенка (если он физически нормален) можно сделать кого угодно. Вместе со своей ученицей и второй женой Розали Райнер Уотсон активно выступал в печати, нередко — в популярных изданиях. Их позиция повлияла, по крайней мере, временно, и на содержание информационно-просветительских брошюр, выпускавшихся на государственные средства. Даже когда проблема обсуждалась более взвешенно, с учетом того факта, что ребенок проходит в своем развитии различные стадии, представление о решающей роли среды все равно накладывало на родителей и учителей огромную ответственность. Ведь каждый их шаг обязательно скажется на ребенке, на его будущей личности. Однако это было не только бременем, но и надеждой: в демократическом обществе все люди могут быть равны, независимо от их врожденных способностей.

В 1930— 1940-е гг. в Германии и Японии идеи мирового господства осуществлялись на практике через расистские принципы. Для американских антропологов это стало дополнительным аргументом в критике биологизаторских теорий различий между людьми. После Второй мировой войны очень многие отвергли понятие расы как не имеющее никакого реального содержания, предложив классифицировать людей по их культурным и этническим различиям. В то же время ряд генетиков, изучавших, в частности, распределение групп крови среди населения, утверждали: раса как строго биологическая категория не потеряла своего значения. Впоследствии, в 1960-е гг., термины «раса» и «интеллект» снова появились в политическом лексиконе. Это было связано с подъемом движения за гражданские права в США, созданием здесь программ компенсаторного образования для темнокожих граждан, а также освободительной борьбой различных стран против политического и экономического империализма Запада. Проблема природы и воспитания разделила не только психологов, но и общество в целом. Обе стороны соединяли научные доводы с выражением общественных и политических симпатий. Для тех, кто отводил главную роль наследственности, раса и интеллект были биологической реальностью, которую можно описать при помощи методов генетики или факторного анализа. Они видели себя в авангарде науки, предостерегающей политиков, обреченных на неуспех в своих попытках обеспечить всеобщее равенство. Те же, кто главную роль приписывал среде и видел в достижениях индивида результат воздействия социальных условий, обвинял оппонентов в том, что свои правые политические взгляды они прикрывают риторикой об объективных фактах природы. Подобно их предшественнику Гальтону, сторонники концепции наследственности подчеркивали неоспоримость своих научных данных, противопоставляя их спутанным и неясным представлениям, якобы типичным для обывателей с их стремлением выдавать желаемое за действительное. Решающим для исхода дискуссии, таким образом, стал вопрос о том, насколько в действительности научными были доводы защитников наследственности, в чем сомневались поборники роли среды.

Спор разгорелся снова, когда профессор психологии из Калифорнийского университета Йенсен опубликовал статью, озаглавленную: «Насколько мы можем поднять IQ и школьную успеваемость?» (How much can we boost IQ and scholastic achievement?

Ожесточенность последовавшей полемики объяснялась не только конкретным содержанием статьи, но и ситуацией в обществе. Именно в это время начались демонстрации студентов против войны во Вьетнаме; большие надежды возлагались на планы радикальных социальных реформ, в частности на программу Head Start, призванную устранить препятствия, как предполагалось, сдерживавшие социальное продвижение афроамериканцев. Многим показалось, что консерваторы заходят слишком далеко в психологических спекуляциях, когда один из сторонников Йенсена, гарвардский психолог Ричард Херрнстайн (Richard J. Herrnstein, род. в 1930 г.), назвал студенческие протесты подростковым бунтом — и это несмотря на то, что во Вьетнаме шла уже настоящая война. В самой статье Йенсена говорилось о том, что специальная программа, обеспечивавшая темнокожим студентам преимущества в получении образования, потерпела крах, что объяснялось влиянием наследственности. Йенсен также обрушился на «страусиную политику тех, кто отрицает роль биологических факторов в возникновении индивидуальных различий и пренебрегает генетикой, что может затруднить дальнейшие исследования интеллекта и проникновение в существо проблемы» [цит. по: 68, с. 194, 195]. Автор заново обосновал представление о врожденном общем интеллекте, считая его ключевым фактором, определяющим различия между людьми и имеющим прямое отношение к социальной политике. В заключение Йенсен заявлял, что существование врожденных генетических различий в уровне интеллекта у темнокожих и белых американцев подтверждается данными абсолютно безупречных исследований.

В своей работе Йенсен с восхищением ссылался на Бёрта. Нужно сказать, что в Англии параллельно шло обсуждение той же проблемы, хотя и менее эмоциональное. В 1968 г. лейбористское правительство попыталось, исходя из идеи всеобщего образования, ликвидировать различия между разными типами средних школ, предназначенных для детей с разным уровнем способностей. Эта инициатива встретила сильное сопротивление. Накал противостояния заметно возрос после появления серии открытых писем, авторы которых, в том числе Айзенк и Бёрт, выступили против уравнительного подхода к образованию. Айзенку, написавшему ряд учебников и популярных книг по психологии, было легче добиться внимания общественности — как ученых, так и широкой публики. Он был уверен в правоте Гальтона, подчеркивавшего врожденный биологический характер способностей. Это разъярило левых критиков, обвинивших Айзенка в проталкивании политики дискриминации, замаскированной рассуждениями о природных пределах человеческих способностей. Сам Айзенк представлял свою деятельность как развитие методов факторного анализа, с помощью которых он надеялся выявить биологические причины различий между людьми.

Но связанные с Айзенком споры отошли на второй план, когда разразилась буря вокруг работ Бёрта (умер в 1971 г.), пользовавшегося репутацией самого выдающегося дифференциального психолога Англии. Суть научной проблемы в очередной раз восходит к Гальтону. В 1875 г. Гальтон опубликовал работу, в которой сравнивал характер и способности однояйцевых близнецов, разлученных при рождении и воспитанных в разных семьях. Тогда, как и сейчас, представлялось резонным мнение о том, что если каким-то данным и суждено внести ясность в вопрос о природе и воспитании, то получены они будут при изучении близнецов. Но случаи разлученных однояйцевых близнецов весьма редки. Даже если их удается обнаружить, ученым необходимо выяснить историю близнецов, сравнить с контрольными испытуемыми и продолжать исследование на протяжении долгого времени. Пусть однояйцевые близнецы были действительно разлучены; их могли усыновить (или удочерить) похожие друг на друга семьи: ведь агентства по усыновлению используют для отбора родителей сходные критерии. Вопреки всем этим сложностям, Бёрт собрал материал о примерно тридцати случаях, на основе которых сделал вывод о ключевой роли природы, а не воспитания. Согласно Бёр- ту, однояйцевые близнецы демонстрируют сопоставимый уровень способностей, даже когда воспитываются в разной социальной среде. Это положение вошло во все учебники и руководства по психологии. Хотя к данным Бёрта относились не без оговорок, ему, по мнению многих, удалось продемонстрировать, что научная психология способна достичь объективных результатов и в исследованиях на щекотливые — с политической точки зрения — темы.