Читать онлайн «История психологии». Страница 107

9.4 Философия сознания

Сколько бы в науках о мозге ни расходовалось интеллектуальных усилий, профессиональных знаний и финансовых средств, ни проводилось экспериментальной работы и ни оказывалось организационной поддержки, пока не решены философские вопросы о психике и сознании, на решительный прорыв трудно рассчитывать. Более того, всякий раз, когда ученые пытались обратиться к широкой аудитории или изложить свою концепцию природы человека коллегам-гуманитариям или социологам, на первый план выходили этические и религиозные вопросы. Некоторые естествоиспытатели, правда, верили, что все дело в фактах, и что с развитием нейронауки решение этих вопросов придет само собой. Социобиолог Вильсон, например, утверждал: «парадокс детерминизма и свободной воли не только разрешим в теории — его статус может быть понижен до уровня эмпирической проблемы физики и биологии» [168, с. 77]. Это был торжествующий глас естественной науки, утверждавшей, что в конечном итоге есть только один осмысленный дискурс, единственный критерий истины. Критики назвали эту позицию сциентизмом.

В период интенсивных исследований мозга господствующим подходом к психофизической проблеме в западной философии была теория тождества (identity theory), утверждающая, что мозг и психика — разные стороны одного и того же. Она связывалась с работами американского философа, бывшего члена Венского кружка Фейгла и с физикализмом австралийского философа Джека Смарта (Jack Smart, род. в 1920 г.). Фейгл придерживался мнения, что психические явления и явления в мозге — одно и то же; различия возникают только из-за разных позиций и контекстов обсуждения. Эта теория была нейтральна по отношению к материализму, не высказываясь на тот счет, означает ли тождественность психики и мозга, что разум — это не более чем физическая система. Многие ученые, однако, принимали материализм как должное, и Смарт, отождествлявший сознание с состояниями мозга, развил это в философскую теорию. Гарвардский, позднее калифорнийский философ Дональд Дэвидсон (Donald Davidson, род. в 1917 г.) в ряде статей предложил утонченную версию теории тождества. Он пытался совместить два представления о том, что значит быть человеком: одно рассматривает людей формально как физические системы, а другое описывает их обычным менталист- ским языком. Дэвидсон утверждал, что если мы точно определим область применения каждого уровня рассуждения, это позволит прийти к тому, что мы одновременно материальны и духовны, детерминированы и действуем активно и рационально. Мы, утверждал он, едины, но обладаем двумя способами рассмотрения этого единства и не можем перевести один в другой без смысловых потерь. Сам ход мысли Дэвидсона вызывал нарекания с точки зрения логики; впрочем, общая идея о том, что существуют разные, но дополняющие друг друга дискурсы, многим показалась привлекательной.

В 1970-е и 1980-е гг. отрасль философии, называемая философией сознания, процветала. В 1980-е гг. некоторое количество философов сознания (в основном американских) и ученых, занимавшихся проблемами мозга, подвергли критике существовавшее примерно со времен Канта разделение вопросов на чисто философские и чисто научные. Они доказывали, что решение психофизической проблемы, к тому времени обычно рассматриваемой как проблема сознания (каким образом процессы в нервных клетках порождают явления сознания?), придет только тогда, когда обе группы будут учиться друг у друга. В дальнейшем, как утверждали калифорнийские философы и представители нейронауки Патриция Смит Чёрчленд (Patricia Smith Churchland, род. в 1943 г.) и Пол Чёрчленд (Paul Churchland, род. в 1942 г.), решение этой проблемы будет материалистическим. Новое поколение материалистов считало, что слово «сознание» нельзя определить независимо от утверждений о мозговых процессах, как бы наша культура ни учила нас думать о себе в понятиях мысленных образов, чувств и намерений. Материалисты взялись доказать: тому, что мы называем психическим, душевным, можно дать новое описание, охарактеризовав его как нечто физическое. По крайней мере, считали они, такое описание станет возможным, когда будут получены новые факты. Некоторые ученые отрицали само наличие психофизической проблемы: дело просто в том, полагали они, что нам не удалось выработать точку зрения, понятийный аппарат и язык описания соответствующей науки. Большинство, однако, сравнивая терминологию наук о мозге с другими способами описания людей, продолжало считать эту проблему реальной. Критика материалистического решения психофизической проблемы шла на нескольких уровнях. Некоторые упрекали материалистов за то, что они не отделили философские (логические) вопросы от научных (эмпирических). Другие говорили, что при переводе с повседневного языка, объясняющего действия на основе психических явлений, на язык нейронных процессов теряется нечто важное. Третьи считали, что никаких научных объяснений сознания в действительности не существует, и так далее. Помимо того возникали религиозные и нравственные вопросы; на карту было поставлено многое. Но невозможно было отрицать, что науки о мозге преобразили интеллектуальные дискуссии в современном мире.

Благодаря компьютерам, о которых речь пойдет в следующей главе, многие споры о материализме сводились к такому вопросу о сознании: может ли машина обладать сознанием?

Не все приняли материалистический взгляд на тождество психики и тела. Против господствующей тенденции выступили Джон Экклз (John Eccles, 1903–1997), Нобелевский лауреат (за физиологические исследования синапса), и, позднее, философ Карл Поппер (Karl R.Popper, 1902–1994), переехавший в Англию из Вены. В 1970-е гг. Экклз и Поппер высказались в защиту теории психофизического взаимодействия (психика и мозг являются отдельно существующими, но причинно связанными мирами) — теории, которую многие философы и ученые считали уже пройденным этапом. Экклз пытался строить гипотезы о том, как именно происходит это взаимодействие, а Поппер просто признавал, что мы ничего не можем об этом сказать. На некоторой поздней стадии эволюции, утверждал Экклз, во вселенной появилось сознание, и это делает человеческие существа поистине уникальными. Он вступил в вековой спор о том, как и когда в процессе эволюции возникает психика; воспринятая и переосмысленная им позиция носит название теории эмерджентности. Эволюционисты предыдущего поколения — такие как зоопсихолог Морган — описывали психику как качественное новшество, возникающее в ходе эволюции в тот момент, когда физическая система мозга достигает определенного уровня сложности. Морган и другие проводили аналогию с возникновением химических свойств, когда соединение атомов в молекулы приводит к появлению новых свойств (англ. supervenient properties — «дополнительные свойства»), которых в отдельных атомах не существовало. Поскольку теория тождества психики и мозга, начиная с 1950-х гг., успешно развивалась, теория эмерджентности, допускающая некоторый вид психофизического дуализма, казалась ненужной. Тем не менее теоретиков эмерджентности и тождества сближало отношение к физикалистскому и менталистс- кому языкам как разным уровням, или способам, объяснения; в современных дискуссиях теория эмерджентности по-прежнему остается актуальной.

Другой подход к психофизической проблеме восходит к теории систем (между этим подходом, разрабатываемым на Западе, и популярной в постсоветской России теорией синергетики существуют некоторые параллели). Ее теоретической основой является эволюционный функционализм Спенсера. Системное мышление как таковое приобрело значение во время и после Второй мировой войны как теоретическое сопровождение управления широкомасштабными проектами — такими как Манхэттенский проект (создание американской атомной бомбы) и межконтинентальная ракетно-ядерная защита. Венский ученый Людвиг фон Берталанфи (Ludwig von Bertalanffy, 1901–1972), вне связи с военными целями, заявил, что создал общее описание, пригодное для любой системы, будь то физический мир, живой организм или производственные технологии. Он считал, что «общая теория систем» (таково название его книги — General Systems Theory, опубликованной в 1968 г.) поможет объединить нефизические науки (включая изучение психики и мозга) путем определения свойств любой системы — организованного комплекса взаимодействующих элементов, в котором целое больше суммы частей. Системный подход, настаивали Берталанфи и другие, показывает, что мозг и психика обособлены только в абстракции. Согласно этой точке зрения, психолог или социолог должны прилагать общее знание о системах к особым системам самых высоких уровней организации.

И рассуждения Экклза и Поппера, и системное мышление оказали весьма незначительное влияние на западную мысль об отношении психологии к физиологии. В англоговорящем мире доминировала аналитическая философия, которая решала вопрос о сознании и мозге путем анализа того, какие из наших высказываний могут быть осмысленными. Это было показано, в частности, оксфордским философом Гилбертом Райлом (Gilbert Ryle, 1900–1976) в книге «Концепция сознания» (The Concept of Mind, 1949). Эта книга оказалась влиятельной и содержала аргументы в поддержку идеи поведенческих наук. Райл с лингвистической и логической точек зрения критиковал психологов, которые пытаются изучать внутренние состояния сознания, а также идущую от Декарта идею о том, что сознание обитает в теле, как «дух в машине» [135, с. 17]. Вместо этого он предположил, что язык внутренних состояний, если его понимать правильно, не относится к незримому и таинственному миру сознания, а описывает готовность действовать (или говорить), которую можно наблюдать. Как раз это и хотели услышать естествоиспытатели.