Читать онлайн «Психология личности». Страница 23

Эмоции не только мотивируют различные формы поведения, но могут и обогащать имеющиеся Мотивационные тенденции. Возбуждение, оставшееся после эмоционального переживания, может переноситься в новые контексты и повышать уровень агрессивности человека по отношению к тому, кто его спровоцировал (Zillman, 1978). Кроме того, в главе 12 мы подробно поговорим о том, что эмоциональные состояния могут влиять на мотивацию опосредованно, через когнитивные процессы, участвующие в регуляции поведения (Cervone, Kopp, Schaumann, & Scott, 1994; Martin et al., 1993).

Эмоции не побуждают человека вести себя каким-то определенным образом, хотя эмоциональные состояния связаны с экспрессивными и Мотивационными тенденциями. Люди могут подавлять поведенческие реакции, обычно сопровождающие какое-либо эмоциональное состояние (Gross & John, in press; Levenson, 1994). Как правило, мы смеемся, если считаем что-то забавным, но мы можем и подавить эту реакцию, если этот забавный инцидент оказался, к примеру, неуклюжим действием профессора или начальника. Таким образом, то, даем ли мы волю своим эмоциональным импульсам, частично зависит от социальных условий и целей. Однако тенденции выражать или подавлять эмоции могут быть и устойчивыми личностными характеристиками. Люди, неоднозначно относящиеся к выражению эмоций, осознающие преимущества и потери при раскрытии чувств, считаются сверстниками более сдержанными (King & Emmons, 1990) и сравнительно хуже распознающими эмоции других людей (King, 1998). Внутренний конфликт в отношении выражения эмоций создает риск психического дистресса (King & Emmons, 1990; 1991).

Было обнаружено (Gross & John, 1997), что существует несколько аспектов эмоциональной экспрессивности. С помощью факторного анализа данных самоотчетов об экспрессивных тенденциях удалось установить три аспекта: силу внутренних эмоциональных реакций, степень выражения позитивных эмоций и степень выражения негативных эмоций (Gross & John, 1997). По самоотчетам об этих тенденциях реагирования можно было предсказать поведение в лабораторных условиях. Испытуемых наблюдали во время просмотра фильмов, призванных вызывать грусть и радость. Выявленная с помощью самоотчетов тенденция выражать негативные эмоции оказалась прогностичной в отношении мимических проявлений и слез при просмотре грустного фильма, но не была связана с реакцией на веселый фильм. И наоборот, стремление выражать позитивные эмоции было прогностичным в отношении экспрессивности при просмотре веселого фильма, но не было связано с выражением грусти. Таким образом, индивидуальные различия оказались специфически связанными с релевантными ситуационными контекстами. Следует особо подчеркнуть, что экспрессивность по данным самоотчетов была связана с поведенческой реакцией даже после статистического контроля фактора физиологического возбуждения испытуемых во время просмотра фильмов (Gross & John, 1997). Таким образом, показатель экспрессивности по данным самоотчетов отражал не только общий уровень позитивных или негативных эмоциональных тенденций, но и тенденции регулировать проявление эмоциональных состояний.

Одна из интересных возможностей в исследовании мимического проявления эмоций заключается в том, что лицо может служить «окном» во внутренний мир человека (Keltner et al., 1999). Мимическая экспрессивность может быть систематически связана с типичными для человека эмоциональными переживаниями и уровнем психосоциальной адаптации. Исследования адаптации людей к смерти супруга подтверждают эту гипотезу (Bonanno & Keltner, 1997). У тех, кто демонстрировал более негативную мимику при рассказе о больном (больной) супруге полгода спустя после его (ее) смерти, по результатам оценки тяжести горя отмечался более низкий уровень адаптации 1-2 года спустя после потери супруга (супруги).

Была также обнаружена связь между мимической экспрессивностью и психопатологией в подростковом возрасте (Keltner, Moffit, & Stothamer-Loeber, 1995). Выражение лица регистрировалось у мальчиков, выполнявших краткий IQ-тест. Мальчики, наиболее склонные к антисоциальному поведению, при выполнении заданий демонстрировали больше признаков гнева и меньше признаков смущения; последнее подтверждает гипотезу о том, что смущение мотивирует нормативное социальное поведение (Keltner & Buswell, 1997). Хотя в этой области требуется дальнейшее исследование с использованием проспективных методов, имеющиеся результаты свидетельствуют о том, что полученные одномоментно показатели мимической экспрессивности являются валидными маркерами типичных аффективных тенденций индивида и его психосоциальной адаптированности.

Четвертый компонент эмоциональной реакции — это «наиболее насыщенный аспект эмоций» (Epstein, 1983, р. 104): субъективные чувства. Интенсивные эмоции связаны с сильными чувствами, которые могут затмить собой другие аспекты сознательных переживаний. Эти феноменологические переживания выполняют важную функцию. Они заставляют человека сосредоточиться на источнике своих чувств, позволяют вынести какой-то опыт из своих переживаний (Ascherer, 1984). Через вызванную эмоциями саморефлексию и размышления о будущем люди получают возможность избежать эмоционально неприятных ситуаций и контролировать обстоятельства, с которыми они сталкиваются (Bandura, 1986; Damasio, 1994). Субъективные эмоциональные переживания также обеспечивают информативную обратную связь в отношении окружающих условий (Clore, 1994; Schwartz, 1990).

Интуитивно мы ощущаем, что люди значительно различаются по тому, какие эмоции они обычно испытывают. Одни, кажется, постоянно пребывают в хорошем или дурном расположении духа. Другие склонны испытывать определенные эмоции, например вспышки гнева или чувство вины. Одни люди уравновешены, у других часто меняется настроение. Выявление и объяснение этих индивидуальных различий и интраиндивидуальных вариаций в субъективном эмоциональном опыте — одна из важнейших задач Персонолога.

Несмотря на нашу интуитивную проницательность и важность упомянутой выше задачи, на вопрос о том, как именно следует оценивать субъективный эмоциональный опыт, трудно дать однозначный ответ. Безусловно, больше всего подходят методы самоотчета. Если нас интересует субъективный эмоциональный опыт, лучший способ узнать о нем — напрямую о нем расспросить (Epstein, 1983; Kelly, 1955). Вопрос в том, о чем спрашивать. Какие эмоции следует оценивать? Следует оценивать отдельные эмоции или сосредоточиться на общем настроении? Какие конкретно эмоции или параметры настроения следует оценивать? Какова базовая структура эмоционального опыта? Можно ли исходить из того, что эта структура одинакова у всех людей? Хотя исследователи значительно приблизились к ответам на эти вопросы, некоторые фундаментальные проблемы остаются неразрешенными. Далее мы проанализируем различные подходы к оценке субъективного эмоционального опыта. При этом мы изложим общие результаты, которые удалось получить при использовании этих подходов.

Один из подходов к оценке субъективного эмоционального опыта — оценка индивидуальных различий присущих человеку тех или иных эмоциональных состояний. Используя описанные выше категориальные классификационные системы эмоций, можно разработать методики оценки каждой из ряда эмоций. Хотя это и разумная стратегия, тут же становится очевидным одно препятствие. В настоящее время не существует согласия по вопросу о том, какие из эмоций базовые. Отсутствие теоретического консенсуса проявляется в разнообразных методиках оценки эмоций. С помощью дифференциальной шкалы эмоций Изарда (Differential Emotions Scale — DES) (Izard, Libero, Putnam, & Haynes, 1993) можно измерить 12 эмоций, с помощью Контрольного перечня аффективных прилагательных (Multiple Affect Adjective Check List — MAACL) (Zuckerman & Lubin, 1965) — 5; с помощью Профиля настроения (Profile of Mood States — POMS) (McNair et al.) — 6; а с помощью методики PANAS-X (Watson & Clark, 1997b) — 11. Как отмечают Уотсон и Кларк (Watson & Clark, 1997b), при отсутствии общей ясной структурной теории эмоций трудно выбрать какую-либо из имеющихся методик.

Еще одна проблема состоит в том, что у методик оценки отдельных эмоций, основанных на самоотчете, часто недостаточно высока дискриминантная валидность. Наглядный пример этой проблемы — методики оценки тревоги, депрессии и враждебности (Zuckerman & Lubin, 1965). Хотя это явно различающиеся эмоциональные состояния, индивидуальные различия по показателям этих состояний часто коррелируют в пределах 0,7-0,9 (Gotlib & Meyer, 1986). В результате оказывается затруднительно, если вообще возможно, использовать эти методики для изучения какого-либо эмоционального состояния. Представим двух исследователей, одного интересует изучение когнитивных коррелятов индивидуальных различий в уровне тревоги, а другого — когнитивные корреляты депрессии. Оба они подбирают испытуемых, используя какую-либо методику самоотчета об интересующем их эмоциональном состоянии. Они обнаруживают заслуживающие внимания различия между испытуемыми, имеющими или не имеющими соответствующие эмоциональные проблемы. Трудность заключается в том, что информация, которую они получили, может оказаться неспецифичной для тревоги или депрессии как таковых. Показатели тревоги и депрессии при использовании методик самоотчета могут быть настолько тесно связанными, что депрессивные и тревожные испытуемые, отобранные таким способом, окажутся по существу одинаковыми людьми (Gotlieb, 1984). Оба показателя будут свидетельствовать об общей тенденции испытывать негативные эмоции (Watson & Clark, 1992).