Читать онлайн «Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальностях». Страница 40

Как только я на сознательном уровне установил связь со своей памятью о жизни в этом монастыре, мои кисти свела сильная судорога. Я понял, что за десятилетия, проведенные в темноте и сырости катакомб, пальцы обеих моих рук были страшно изуродованы. Не знаю, был ли это артрит, вызванный условиями жизни, или истерической реакцией невротического характера, отражающей глубокую неудовлетворенность жизнью? Возможно ли, что я использовал в качестве модели для этого психосоматического симптома органическое заболевание, поразившее руки моей любимой бабушки?

Последней в моей гипнотической регрессии была сцена смерти, которая стала завершением жизни, полной страданий, и могла восприниматься как освобождение, избавление от тюрьмы безнадежно поврежденного тела. Однако обрести покой и примирение в мой последний час помешало неожиданное осложнение. В Киевско-Печерской лавре существовал обычай хоронить умерших в нишах стен подземелий и соединять их руки на груди в молитвенном жесте — символическое выражение успешного завершения хорошо прожитой жизни, проведенной в служении Богу. Но мои изуродованные кисти, превращенные каким-то патологическим процессом в безобразные клешни, нельзя было соединить в символическом жесте благословения, означавшем успешное завершение моей монашеской жизни. Я заплакал, переполненный смесью гнева, печали и жалости к самому себе.

Я ненавидел жизнь в монастыре и завидовал тем счастливцам, чьи тела были неповрежденными и красивыми, — они могли наслаждаться тем, что находилось за его стенами. То, что я оставался в монастыре, не было результатом свободного выбора, я отказался от мира за его пределами, сбежав от стыда, отверженности и унижения, и невозможность обрести правильное завершение той жизни неописуемого страдания была больше, чем я мог вынести. Я всхлипывал, все тело мое дрожало, и слезы струились из глаз.

В этот трагический момент и вмешалась Джоан с ее невероятной интуицией, начав, очень мягко и осторожно, массировать мои сведенные кисти. Когда кисти наконец расслабились, она свела их вместе и сложила в молитвенном жесте, удерживая своими ладонями. Я почувствовал, что быстро достиг завершения и примирения моей несчастной жизни в Киевско-Печерской лавре. Огромный объем негативных эмоций, накопившихся у меня в Сознании и теле за несколько десятилетий невольного монашеского существования, теперь вышел наружу. Они постепенно сменялись ощущением глубокой релаксации и внутреннего покоя, блаженства и любви. Не было сомнений в том, что то, что мне довелось пережить, было для меня глубоко целительным, и все моя последующая жизнь была согласована этим интуитивным прозрением. С тех пор как Келси провели эту сессию, у меня больше никогда не случалось конфликтов между духовностью и способностью наслаждаться тем, что способна предложить жизнь — природой, работой, пищей, сексом и множеством других вещей, присущих плоти.

Сессия закончилась убедительным чувством, что я разрешил эту проблему. Однако несколько лет спустя некоторые элементы этой истории внезапно всплыли на поверхность в моей жизни, во время месячного семинара, который мы с Кристиной проводили в Эсаленском институте в Биг Суре, штат Калифорния.

Дик Прайс, соучредитель Эсалена и один из бывших студентов Фрица Перлса, который был приглашен на наш семинар в качестве гостя, проводил сессию гештальт-терапии с Кэролайн, молодой женщиной, участвовавшей в семинаре. Перед началом сессии Кэролайн рассказала о внезапно возникшем у нее интересе к России, ее людям и культуре. Она учила русский и полюбила петь русские песни.

Проблемой, с которой она пришла на сессию, было то пагубное воздействие, которое одиннадцать лет пребывания в католическом монастыре оказали на ее сексуальную жизнь, жизненные силы и любовь к жизни. Когда она со все нарастающей интенсивностью выплескивала свой гнев и печаль по потерянным годам ее юности, я ощущал растущий эмоциональный отклик на эту историю. Я догадался, что это как-то связано с тем, как похожа ее история на историю из моей прошлой жизни в России, но интенсивность моего отклика меня поразила. Мой правый глаз начал гореть, веко дергалось, а по щекам потекли слезы.

По мере того как я сквозь пелену слез смотрел на Кэролайн, ее лицо менялось и в конце концов стало лицом моей матери из той русской инкарнации. Я внезапно оказался в том моменте истории, когда меня привезли домой после ожога, полученного в кузнице, и моя мать увидела, насколько я изуродован. Кэролайн явно изливала эмоции из своей нынешней жизни, но в моем восприятии она была частью одной из моих инкарнаций. Она была моей матерью, женщиной, чье сердце было разбито тем, что со мной произошло. Сессия закончилась, и я был глубоко тронут произошедшим. Все еще потрясенный и сбитый с толку, я подошел к двери, собираясь отправиться на ланч, но, открыв ее, замер, пораженный увиденным.

Я смотрел на чудовищно изуродованное лицо молодой женщины, которая собиралась открыть ту дверь, в которую я выходил. Я все еще находился под впечатлением той, русской инкарнации, и на мгновение мне показалось, что я смотрюсь в зеркало. Выяснилось, что девушка, которая хотела войти в комнату, была подругой Кэролайн по имени Виктория. Она прочитала о Мэрилендской программе применения психотерапии с использованием психоделиков у людей в последней стадии рака и пришла, чтобы поучаствовать в ЛСД-сессии. Виктория рассказала мне свою невероятную историю.

Она и ее сестра были однояйцевыми близнецами, но сестра Виктории умерла вскоре после рождения. Позднее, к своему большому смятению, ее родители обнаружили, что в роддоме перепутали бирки с именами, и выжившая девочка получила имя своей умершей сестры. В возрасте четырех лет от роду Виктория выпала из заднего окна едущей машины и едва не умерла. Вскоре после того как девочка поправилась, у нее появились первые симптомы редкой формы рака кожи. В последующие годы болезнь прогрессировала, и Виктория перенесла целый ряд пластических операций, которые превратили ее лицо в жутковатую мозаику глубоких шрамов и лоскутков пересаженной кожи.

У Виктории сложилась странная теория относительно природы ее таинственного заболевания. Она была уверена, что во время той аварии она оказалась на том свете и приняла на себя личность сестры, имя которой она носила. Эта идентификация выразилась в прогрессирующем ухудшении ее состояния и разложении ее тела. Она идентифицировала себя с изгнанным призраком сестры, страдала глубокой депрессией, и даже всерьез думала о самоубийстве как о способе прекратить страдания. Ни один из подходов, который она испробовала, не принес благотворных изменений в ее состояние, и когда она услышала о воздействии терапии с использованием психоделиков, то решила попробовать.

Мы с Кристиной согласились стать проводниками Виктории на ее сессии с высокой дозой ЛСД, и эта сессия оказалась для каждого из нас глубоким и значительным опытом. Переживания Виктории были очень широкого спектра: она имела дело с болью и горечью своего трудного положения, с тем случаем, который произошел в детстве, и с травмой своего рождения и смерти сестры. Но она не задерживалась слишком долго в каждом из этих переживаний и провела большую часть сессии в состоянии блаженства и космического единства. Это переживание было таким глубоким и необыкновенным, что она примирилась с трагическим ходом своей нынешней жизни и с Богом.

В то время, когда она переживала этот прилив восторга, ее, казалось, окружал ореол сияющей энергии. Хотя мы с Кристиной сидели рядом с Викторией, мы не видели ее шрамов. Ее лицо выглядело совершенно гладким и прекрасным. Было ясно, что мы находились в состоянии «контактного кайфа», и несколько часов спустя наше восприятие вернулось к норме. Однако Виктории удалось сохранить большую часть нового эмоционального подхода к жизни, которого она достигла во время сессии, а для меня видение исцеленного, прекрасного лица Виктории было окончательным завершением моего приключения из прошлой жизни, связанного с Россией.

Хотя с момента нашей сессии с Викторией прошла уже четверть века, я больше не сталкивался с чем-либо, что добавило бы еще фрагмент к этой головоломке. Время от времени я мысленно возвращался к этому приключению, пытаясь понять, в каких именно взаимоотношениях находятся прошлые и нынешние герои этой истории. В то время как связь между мною и несчастным монахом была очевидной и прямой, взаимосвязь между Викторией и изуродованным монахом, Кэролайн и моей русской матерью, мною нынешним и Викторией, Викторией и Кэролайн, а также роль во всем этом Кристины куда более неопределенна и таинственна.

Хотя мои переживания, описанные в этой истории, переплетаются с невероятными совпадениями, раскрывающими сложную невидимую ткань, лежащую в основе нашей повседневной реальности, достаточная часть этой глубокой динамики остается скрытой, чтобы защитить природу законов, действующих в мире кармы.