Читать онлайн «Интегральный город. Эволюционные интеллекты человеческого улья». Страница 25

3. Учитесь на основе этих карт и дополняйте их ежегодно или чаще.

В 1961 году, когда Джейн Джекобс впервые опубликовала книгу «Жизнь и смерть великих американских городов» (Jacobs, «The death and life of great American cities», 1992), она поставила перед собой задачу продемонстрировать градостроителям, что города есть нечто большее, нежели безжизненные нагромождения строительных блоков и конструкций, асфальтированных дорог и функциональных зон. С захватывающей дыхание дерзостью, с первой своей книги и до последней, она требовала, чтобы градостроители увидели, что жизнь в американских (североамериканских) городах возникла в результате человеческого поведения, родившегося, пришедшего и жившего в сответствующей местности.

Джекобс признала ценность того факта, что у городов есть своя «природа», что они подвержены влиянию и генерируют многообразия, что им свойственно умирать от заторов бюрократического потока и оживать благодаря гражданской активности. Она выступила в качестве сторонницы системного подхода к городу, при этом не запутав читателя в техническом жаргоне системнотеоретического языка. Вместо этого она опиралась на своё обострённое умение наблюдать и бросала вызов читателям и слушателям, чтобы они не только были более внимательны к тому, что они видят, слышат, чувствуют, обоняют и вкушают, но и активно размышляли о последствиях жизни в городе. Джекобс приобрела известность благодаря тому, что она принимала и упорство трущоб, и практичность городского транспорта, и мудрость обычного городского жителя. Она ценила семью и культурные отношения, а также мощную способность самоорганизующихся процессов к порождению естественных инноваций и дальнейших шагов в развитии.

В последних книгах Джекобс опиралась на сложносистемные взгляды, продемонстрировавшие ей динамические качества современных городов, которые превзошли механистические «очки», используемые столь многими в департаментах и специализациях градостроительства. Интегральный город, несомненно, использует воззрения и язык науки о системах для определения жизни и смерти. Подобно любой сложной системе (Capra, 1996) город – это человеческая система, которую можно считать живой, поскольку люди в ней обладают следующими способностями:

● выживать;

● устанавливать взаимосвязь со своей средой;

● реплицировать свои способности.

Может ли город существовать отдельно от людей, его населяющих? Если мы учтём, что сущность городской энергии, материи и информации протекает через население города, то мы придём к пониманию, что как город влияет на людей в нём (через производство, ресурсы и службы поддержания), так и люди влияют на город (через проектирование, рассказывание историй, осмысление, а также дыхание, питание, потребление и торговлю). Подобно другим живым системам город как целостность, по-видимому, есть диссипативная структура, через которую протекает энергия, поддерживающая устойчивость содержащихся в ней структур (будь то человек, дом или улей). При рассмотрении природы города это ставит нас перед фактом парадоксальности взаимосвязанности и сотворчества. Жизненность города неотделима от его жителей, а жизненность горожан неотделима от города. Обе стороны налагают ограничения друг на друга. Так что, вероятно, более уместным вопросом о городской жизни является: каким образом мы можем оптимизировать жизнь населяющих город людей, а также жизнь города в людях?

Следующим вопросом может даже быть и то, каким образом можно примирить жизненность растений, животных и насекомых в контейнере нашего города? Являются ли они показателями благополучия? Представляет ли их присутствие или отсутствие витальный сигнал благосостояния города? Очевидно, что достаточно много исследований показало, что домашние питомцы (такие как кошки и собаки) в общем оказывают положительное влияние на здоровье людей. Нашествие же грызунов, лис и прочих диких животных напоминает нам о том, что вместилище ресурсов, которым является город, привлекательно для нечеловеческих форм жизни. (Случайное посещение города крупным диким животным, таким как ягуар или медведь, резко контрастирует с теми ожиданиями, которые мы питаем в отношении городского порядка, учитывая саму дикость животного и его способность генерировать хаос путём переступания через границы между диким и одомашненным существованием.) Наличие в городе деревьев и других растений служит зримым напоминанием жизненности, а некоторые психологи утверждают, что оно позволяет нам подсознательно соединиться с экологическим сознаванием.

В той же степени, в какой исследуемые нами качества оживляют город, те же самые индикаторы раскрывают перед нами и факторы, способствующие смерти города. Перспективы на живые системы, предложенные физиком Фритьофом Капрой (Capra, 1996) и эволюционным биологом Элизабет Сатурис (Sahtouris, 1999), высвечивают вопросы, которые нам нужно задать самим себе, чтобы оптимизировать жизнь в городе; эти вопросы звучат примерно следующим образом:

1. Насколько этот город вибрирует жизнью? Какие особенности мы замечаем относительно витальности индивидов и всех коллективов города, стремящихся выживать интегральным способом? Каким образом они поддерживают свою биофизическую / психологическую / культурную / социальную устойчивость? Где находится край осознания в отношении того, как город устойчиво соединяется со своей средой?

2. Какова уникальная добавленная ценность города в локальном и глобальном масштабах? Каким образом город добавляет ценность экорегиону и/или глобальному потоку ресурсов – и наоборот? Каким образом город обновляет жизненные условия, поддерживающие его жизнь?

3. В чём изюминка города в вопросе обеспечения обновления? Каким образом индивиды и все колллективы города рассматривают благополучное будущее города вплоть до семи грядущих поколений? Каким образом индивиды и все коллективы в городе интегрально регенерируют свою собственную жизнь? Каковы процессы и планы по переходу власти и ресурсов, которые поддерживают людей, в биофизическом / психологическом / культурном / социальном планах?

Эти «простые» вопросы касательно благополучия города теоретически могут поведать нам о состоянии городской жизни или предоставить индикаторы болезни или смерти города.

Ключевая дилемма, с которой сталкиваются города, состоит в том, что они представляют собой наиболее мощные концентраторы комплексных благ, созданных на данной планете на настоящий момент. Человечество как вид всё ещё проживает период своей юности. В таком случае, вероятно, ничего удивительного в том, что наши города всё ещё проявляют множество признаков жизненных циклов ранних стадий, включая и следующие черты незрелости.

Некоторые культуры ограничили свой рост населения. Западные культуры пришли к зависимости от добровольного индивидуального выбора. Восточные культуры, особенно известен этим Китай, выбрали использование обязательных (то есть недобровольных) средств в форме законодательных актов (например, закон «одна семья – один ребёнок»). В сравнении с этим наиболее быстрорастущие популяции мира имеют крайне незначительную местную культурную поддержку ограничения роста населения (United Nations Human Settlements, 2005, p. 23). По всей видимости, единственное наиболее эффективное действие, которое может предпринять культура для улучшения контроля за ростом населения, состоит в обеспечении женщин образованием. Проявляя большую смелость (а зачастую проходя через значительные испытания, как нам видно на примере таких стран, как Афганистан) в отходе от тысячелетних традиций, получившие образование женщины находят возможность выйти за пределы ценности семейных уз и связей и оторваться от власти иерархии с мужским доминированием. Несмотря на то, что это нередко даётся дорогой ценой, переопределение того, что есть семья, а также гендерных отношений как таковых, восстанавливает ценность женщины как личности. Как бы то ни было, их вклад как более образованных участниц общества естественным образом уменьшает биологическое/культурное стремление рожать детей в качестве способа личного выживания (Ehrlich & Ehrlich, 1997).

Дисбаланс распределения мирового населения привязан к установкам нации и культуры по отношению к образованию и контролю за рождаемостью. Шестьдесят процентов мирового населения теперь живёт в городах. Миграция населения из сельской местности в города встречается повсеместно (United Nations Human Settlements, 2005, pp. 77–99). Она подчёркивает симптоматичность концентрации городом комплексных благ. Однако ею нельзя объяснить неспособность города признать ценность своих сельских ресурсов. Города не взяли на себя ответственность за поддержание экорегионов, которые традиционно поддерживали их, поскольку глобализация позволила городам расширить свой экологический след путём импорта ресурсов, требуемых для поддержания их жизни. Однако технология картирования экологического следа теперь позволяет человеческим системам понять, почему нам необходим эквивалент почти четырёх планет, если мы ожидаем, что все города станут похожи на города – пожиратели ресурсов развитого мира (Rees & Wackernagel, 1994).