Читать онлайн «Интегральный город. Эволюционные интеллекты человеческого улья». Страница 11

Метафора города как сада близко подбирается к передаче понимания города как сложного вместилища цветущей жизнью экологии. Саду требуется садовник (или садовники), он отличен от дикой местности. Сады обычно разделены на зоны или области, которые взаимосвязаны с другими участками сада. По саду можно гулять. Преимущество этой метафоры состоит в том, что она передаёт образ города как чего-то доступного, прекрасного и преднамеренно выращенного. В соответствии с этим садовники могут олицетворять мэра, муниципальный совет, сотрудников мэрии и горожан. Однако недостатком этой метафоры является то, что она передаёт больше контроля и меньше комплексности, нежели то, что имеется в настоящем городе. Ещё от неё, как мы видим, ускользают качества сознания и многообразия убеждений, которые свойственны настоящему городу.

Метафоры города как дерева, растения или фрукта (такие, как «Большое яблоко») фокусируют садоводческую метафору на ещё меньшем масштабе, нежели полноценный сад. Они аналогичны метафорам клетки или мозга в сравнении с телом. Тогда как дерево и яблоко позволяют рассмотреть город как нечто целостное, ведь мы с лёгкостью можем себе их представить, они не доносят всю соль деловой жизни (по обеспечению человеческого потенциала) и нескончаемого поиска, составляющих суть города.

Немногие метафоры приходят на ум, если посмотреть на город с точки зрения левосторонних секторов. Даже поиск в Интернете вариантов вроде «город как душа» или «город как семья» не приносит плодов. Посему, похоже, мы не связываем город с внутренней жизнью отдельного человека или коллектива. Возможно, мы признаём, что город – это трудное место для рефлексии или созерцания. В действительности город предоставляет нам ещё меньше возможности обратиться вовнутрь, найти тишину, созерцать. Просто бытие и сопричастность, по всей видимости, не обрели перевода в метафоры города. Святилища, прибежища и пространства безмолвия кажутся практически чуждыми городам. Они есть нечто, к чему мы стремимся, когда хотим бежать от интенсивности города.

Наконец, последний кластер метафор – муравейник, термитник и пчелиный улей – представляет собой метафоры города как живой системы, в которой индивидуальные и социальные сущности совместно работают, чтобы поддерживать жизнь. Эти метафоры передают сложность города как единого целого более точно, нежели другие, ведь они передают динамику, взаимосвязи, комплексности и даже искусственно построенные среды обитания. Преимущество их в том, что они передают целостную систему нелинейных, сложных адаптивных взаимодействий, которые видны и поддаются количественной оценке и наблюдению, а также, очевидно, и пониманию. Недостаток опять же в том, что они упускают из виду реалии левосторонних секторов. Хотя мы и можем приписать разумность этим общественным насекомым, нам ещё только предстоит понять, сознательны ли они относительно наличия у себя сознания или нет.

Судя по всему, адекватная метафора для города как единого целого ещё не создана. Это феномен, которому нет равных на Земле, и мы сможем вообразить нечто сопоставимое с ним, только если построим ему в открытом космосе замену, которая неизбежно будет иметь многие сходные черты.

При рассмотрении города как целостной системы нам необходимо осмыслить пространственные рамки, в которых существуют физические элементы города (как природные, так и искусственно созданные человеком). Можно видеть и временные рамки, в которых с разной скоростью происходит изменение всех элементов существования города. И мы можем видеть контекст людей, в котором многообразие человеческой жизни в городе эволюционирует и развивается по всему диапазону жизненных циклов существования человека на всех уровнях масштабирования: индивидуальном, семейном, культурном и историческом.

Город имеет качество жизненности. Это связано с тем фактом, что каждый человек в городе – живое существо, а также с тем, что все люди совместно проживают в городе. Учёные (Capra, 1996) утверждают, что качества жизненности очень просты. Быть живым означает, что система выживает, соединяется со своей средой и регенерируется.

Архитектор Кристофер Александер убеждён в том, что любой способен различить спектральные диапазоны жизненности. Он указывает на то, что если показать человеку или группе людей два разных дизайна неких обычных неодушевлённых объектов, таких как солонки, то они выберут тот дизайн, который демонстрирует больше качеств жизненности. Александер утверждает, что жизненность возникает вокруг центра, а центры состоят из других центров. Центры помогают друг другу, и «существование и жизнь одного центра может усилить жизнь другого» (Alexander, 2002, p. 110). Более того, он утверждает, что структуры, подобно городам, обретают жизнь в соответствии с взаимоотношением плотности и интенсивности центров.

Исследуя феномен жизни, Александер выделил следующие 15 свойств, помогающих центрам обрести жизнь. Они тесно связаны с качествами целостности и сложных адаптивных систем, которые мы обсудили.

1. Уровни масштаба.

2. Сильные центры.

3. Границы.

4. Перемежающееся повторение.

5. Положительное пространство.

6. Хорошая форма.

7. Местные симметрии.

8. Глубокое взаимное сцепление и многозначность.

9. Контраст.

10. Градиенты.

11. Шероховатость.

12. Эхо.

13. Пустота.

14. Простота и внутреннее спокойствие.

15. Неотделённость. (Alexander, 2002, p. 239.)

Интересно, что, даже охватывая биологическое определение жизни, принципы и свойства, выделенные Александером, судя по всему, открывают другие аспекты интегральной модели – невидимую жизнь красоты (психология), блага (культура) и совместной жизни (социальное) коллективной поддержки, порядка и стратегии. По сути, мы лицом к лицу сталкиваемся с экологией своих предков, друзей, отношений, незнакомцев, властных фигур, экспертов, опекунов, политиков, бюрократов. Мы понимаем, что человек – не остров, значит, мы и вправду соединены с окружающей средой, которую коллективным образом создали в городе.

Обе науки – и физика, и биология – выделили способы описания целостных систем. Физик Артур Кёстлер придумал термин «холон» для описания целостной системы. В городе каждый человек – это холон. На самом деле холоном может быть и система целостных систем. Диапазон целостных систем в отдельном человеке, столь хорошо задокументированных биологом Джеймсом Гриром Миллером (Miller, 1978), начинается с органоида и клетки и заканчивается органом, функциональной системой и человеком. Можно утверждать, что холоны развивают экологии систем в разных масштабах.

Более того, экологии систем могут продолжать развиваться в рамках большего целого, их содержащего, тем самым далее дифференцируясь в подсистемы. Более подробно это обсуждается в главах 6 и 7. Простым примером будет сравнить дыхательную систему целого человека с подсистемой в клетке, которая позволяет производить обмен кислорода на отходы углекислого газа. Первая не только эволюционировала из последней, но и всё ещё превосходит и включает её в совокупности своего функционирования.

Таким образом, мы могли бы создать решётку или матрицу дифференциаций и интеграций холонов и подсистем на разных уровнях масштабируемости; именно это и сделали Миллер и его команда (1978).

В исследовании экологии города как целого мы развиваем язык, который способствует пониманию паттернов жизни в городе. Если мыслить о городе как человеческом эквиваленте пчелиного улья, то у нас получается полезная метафора для обозначения города в его целостности. Выживание улья зависит от того, что каждая пчела следует правилам и ролям, которые способствуют выживанию, адаптации и регенерации улья. Как следствие, совокупность пчелиного интеллекта и поведения, составляющая улей, по-видимому, действует наподобие динамически откликающегося пчелиного разума.

При рассмотрении целостных систем при помощи наших микроскопов и иных инструментов наблюдения, позволяющих приближение и удаление, мы можем видеть взаимоотношение, которое различные подсистемы выработали друг с другом, и признать ценность того, что экологические взаимосвязи фактически неразрывно соединены. Ясно, что город есть целостная система, которую нельзя разделить на части, не повредив целому, точно так же, как нельзя раскромсать улей без вреда для его целостности.

Так что давайте вернёмся к трём качествам жизненности и рассмотрим, каким образом выживание способствует целостности города. Давайте откроем для себя роль вместилищ, границ, диссипативных структур и сложных адаптивных систем.

В индивидуальном плане мы видим, что качество жизни, или жизненности, определяет качество выживания, которое демонстрирует личность. Если не ссылаться на интегральную карту (описанную в главе 3), обычно выживание ограничивается лишь биологическим выживанием: есть ли у человека необходимая пища, одежда и крыша над головой, чтобы выжить? Однако при обращении к интегральной карте мы расширим смысл выживания за пределы внешней биологической жизни, дабы вовлечь внутренние аспекты психологической (эмоционально-интеллектуально-духовной) жизни и внешние коллективные аспекты жизни городской культуры и социума. Когда мы, таким образом, увеличиваем нашу систему координат для определения выживания, то по-настоящему можем видеть, что «нет человека, который был бы как остров, сам по себе, в жизни города». Все люди необычайно взаимосвязаны и зависимы от живой коллективной системы, в которую они погружены.