Читать онлайн «Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного». Страница 14

Все это напоминает тенденции, описанные в XIV в. тунисским историком и географом Ибн Хальдуном, который отмечает, что, хотя жизнь в роскоши на начальном этапе и укрепляет государство, способствуя укреплению его законодательно, в последующих поколениях она приводит к упадку. О начале процесса распада говорит появление влиятельных провинциальных лидеров, которые впоследствии нападают и создают свои собственные династии.[75] В конечном счете расцвет цивилизации в древнем Ираке привел к появлению самых жестоких тираний, целью которых было не допустить распада страны. Такими были Тиглатпаласар (XII–XI вв. до н. э.), Ашшурнасирпал II (IX в. до н. э.), Синаххериб (VIII–VII вв. до н. э.) и другие правители, известные своей жестокостью, манией величия и массовыми выселениями народов, совершавшимися по их приказу.[76] Эта тенденция к установлению жестокой тирании, характерная для разобщенного региона, подверженного военным нашествиям, достигла своей кульминации в наше время при режиме Саддама Хусейна. Хотя опять-таки следует избегать крайне категоричных выводов: например, в период 1921–1958 гг. в Ираке достаточно неплохо функционировала парламентская система, что могло бы при несколько иных обстоятельствах продолжаться и позднее. Мак-Нил, Ибн Хальдун и Старк говорят только об исторических и географических тенденциях, избегая, таким образом, обвинения в детерминизме.[77]

По утверждению Мак-Нила, географическая среда, став основой для необычайного уровня тирании и бюрократии в Месопотамии, также способствовала развитию несколько менее деспотичного режима в Египте. «Пустыни подарили Египту четкие границы, которые не так сложно защищать, а Нил стал для него природной магистралью и центральной нервной системой, так что уровень насилия, характерный для Месопотамии, на берегах Нила был попросту не нужен. Защита границ от чужаков едва ли была серьезной проблемой для фараонов Египта», — пишет он. В самом деле, причина этого крылась в более благоприятном расположении Египта по отношению к миграционным маршрутам, чем Месопотамии, а проникновения ливийцев с запада и азиатов с востока не составляли большой проблемы. С юга Египет был надежно прикрыт пустыней, располагающейся на обоих берегах реки, а с севера — Средиземным морем. Довольно вероятно, что на протяжении 4000 лет египтянам почти не приходилось сталкиваться с вооруженными захватчиками на своей территории. Более того, Нил очень даже способствовал оживленному судоходству, поскольку течение несло лодки в северном направлении, а ветра, обычно дующие с севера на юг, помогали судам перемещаться по реке в южном направлении при помощи паруса. Таким образом, в Египте смогла зародиться цивилизация. «Для сравнения, — пишет Мак-Нил, — у правителей Месопотамии не было готовых естественных преград, которые оберегали бы их централизованную власть, им приходилось медленно и с большими усилиями создавать [жестокие] законы и бюрократическую управленческую систему в качестве искусственной замены естественных компонентов географической среды, которые имел Египет благодаря своему географическому расположению». Неповоротливая бюрократическая машина месопотамских государств должна была также справляться с непостоянными уровнями подъема вод Тигра и Евфрата, которые трудно было предугадать, что усложняло организацию системы орошения.[78] Совсем иной была ситуация с Нилом, с его предсказуемыми сезонными разливами. На сегодняшний день, хотя и в Египте, и в Ираке долгое время царила диктатура, более тяжелая ситуация сложилась все же в Ираке, и причины этому можно проследить до древних времен и определенно связать с географией.

За пределами Ближнего и Среднего Востока, «на границах цивилизованного мира», существовали названные Мак-Нилом «периферийными» цивилизации Индии, Греции и Китая. Причем две первые обязаны своим процветанием в значительной степени культурам реки Инд и Минойского Крита. Однако все три цивилизации, сталкиваясь с постоянными вторжениями варваров, вынуждены были взаимодействовать с ними, хотя их географическое положение и обеспечивало им частично некоторую защиту. Греция и Индия с севера были закрыты горными хребтами, что «эффективно защищало от нападения конницы, пришедшей из степей». Китай был изолирован еще более суровыми пустынями, высокими горами, да и просто расстоянием, поскольку тысячи километров отделяли долину реки Хуанхэ, где зародилась китайская цивилизация, от Ближнего Востока и центра Индии. В результате возникали совершенно уникальные цивилизации, что особенно хорошо видно на примере Китая. Развитие этих цивилизаций произошло в полной независимости от всевозрастающего культурного пространства, находящегося в окружении великих пустынь Ближнего и Среднего Востока, протянувшихся от Северной Африки до Туркестана.[79]

Уильям Мак-Нил считает, что в древние времена нестабильность границ между эллинской, ближневосточной и индийской цивилизациями способствовала тонкому культурному равновесию в Евразии. Это равновесие позднее, в Средние века, было нарушено нашествием кочевников из северных степей, в частности монголов.[80] Именно монголы во многом поспособствовали процветанию Великого шелкового пути, особенно в XIII–XIV вв., поддерживая контакты между евразийскими цивилизациями от Тихого океана до Средиземного моря. При всем том Китай сформировал собственное локализованное в пространстве общество, которое с географической точки зрения можно сравнить с цивилизациями, расположенными западнее. При этом Тибет, Монголия, Япония и Корея одновременно и порознь устремляли свои взгляды на Срединное царство, и каждый из этих регионов в разной степени формировал свою собственную цивилизацию. И тем не менее суровые условия высокогорной пустыни «сделали возможным появление лишь протоцивилизации в Тибете и Монголии», — пишет Мак-Нил. Тибетские ламаисты, которые «всегда осознавали, что корни их веры уходят в индийский буддизм», в действительности сопротивлялись китаизации, обращаясь к традициям соперничающей цивилизации, расположенной по соседству.[81] По словам Мак-Нила, история — это наука в текучем состоянии, в которой только кажется, что все организовано в строгом соответствии с законами географии: более важным является то, что мы всегда находимся в процессе небольших замещений и культурных перемен.

В своих работах Мак-Нил выступает против идейных высказываний Шпенглера и Тойнби, а также появившейся позднее знаменитой теории «столкновения цивилизаций», предложенной профессором Гарвардского университета Сэмюэлом Хантингтоном, и подчеркивает, что взаимодействие цивилизаций имеет гораздо большее значение, нежели их изоляция. Главный труд Мак-Нила «The Rise of the West» («Восхождение Запада») тем не менее привлекает читателя цельным представлением о цивилизациях, в значительной степени сформированных географической средой, которые зарождаются в местностях определенного типа, развивают свою индивидуальность, а потом взаимодействуют с другими цивилизациями, создавая определенные гибридные формы. Так творится история…[82] Мак-Нил метафорически описывает процесс следующим образом:

«Цивилизации можно сравнить с горными хребтами, которые миллионы лет формируются в свою геологическую эру, а потом медленно, но неотвратимо разрушаются под воздействием сил природы… Цивилизации также разрушаются, но гораздо быстрее, когда перестает действовать стечение обстоятельств, спровоцировавшее их развитие, в то время как соседние народы поднимаются на новые культурные высоты, заимствуя достижения других цивилизаций или реагируя на них каким-либо иным образом».[83]

Это разрушение и заимствование ужасает Шпенглера, немецкого философа-идеалиста начала XX в., который пишет о «крепких узах земли», которые определяют все лучшее в высоких культурах. Это как внутренняя эволюция сакральных ритуалов и догм «сохраняет неразрывную связь с местом своего возникновения», поскольку «все, что отрывается от земли, утрачивает мягкость и гибкость». Высокая культура, продолжает он, берет свое начало в «предурбанистической сельской местности» и достигает высшей точки своего развития с «окончанием эры материализма» в «мировых городах». Для этого мрачного романтика, который одновременно может быть пафосным, гипнотизирующим, проникновенным и, признаться, иногда совершенно непонятным в английском переводе, космополитизм — это отсутствие корней, потому что в нем нет привязки к земле.[84]

В связи с этим возникает вопрос зарождения и конечной судьбы западной цивилизации, сосредоточенной преимущественно в городах, а значит, лишенной, таким образом, связи с землей. А именно такая форма цивилизации в наше время становится в мире доминирующей. Об этом будет говориться далее в книге. Между тем я продолжу обсуждать мысли Мак-Нила, который продвинулся дальше, чем Шпенглер, и гораздо более внимательно отнесся к вопросам климата и географии.