Читать онлайн «ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ РАЗВИТИЯ». Страница 54

Если у ребенка не складывается такого идеализированного взгляда на родителей, их любовь не возмещает ему пожертвованного удовлетворения. Недостаточная или преждевременно потерянная идеализация родителя ставит под угрозу чувство уверенности ребенка в умении справляться с инстинктивными импульсами, лишает важного источника чувства завершенности и самоценности (Hartmann & Loewenstein, 1962, стр. 61). Напряженность конфликта между желаниями, связанными с влечением и с объектом, невелика, и таким образом, невелика и мотивация соглашаться с желаниями объекта. При таких обстоятельствах, признание авторитета матери вместо того, чтобы вести к чувству гордости, может приводить к боязни утратить власть и контроль и к пассивному смирению. Попытки ребенка сохранить или восстановить прежнее, теперь идеализированное, блаженное состояние могут вести (сразу или впоследствии в результате защитной регрессии) к патологическому упорству, характерному для ранних форм самовозвеличивания. Такое возвеличивание может в дальнейшем приводить к выбору объекта по нарциссическому типу (Reich, 1960) и вмешиваться в поддержание индивидом должной самооценки, вплоть до его подверженности депрессивным реакциям; когда его «величие» не получает достаточной поддержки, он начинает чувствовать себя уязвленным, неполноценным и испытывает чувство гнева.

Развитие когнитивных способностей в возрасте 2—3 лет вносит разнообразие и обогащает мышление и фантазию ребенка. Это создает потенциал для дальнейшей структурализации Суперэго. Теперь, когда ребенок сердится и не подчиняется желаниям матери или чувствует, что не отвечает ее видению того, каким должен быть «идеальный ребенок», он начинает беспокойно фантазировать о возможных последствиях – утрате любви, потере объекта или наказании. Чтобы избежать этого процесса или сопровождающей его тревоги, ребенок начинает соглашаться с интернализованными «можно» и «нельзя», даже когда матери рядом нет, и влияние интроектов расширяется. Только отметив, что ребенок покорен желаниям матери даже в ее отсутствие, можем мы сделать вывод о том, что достигнута уступчивость интроекту.

По данным Эмди, к трехлетнему возрасту дети уже развивают некоторую способность уступать интроекту. В эксперименте, в комнате, полной игрушек, маленький ребенок играет с экспериментатором. Входит мама, неся еще две игрушки, говорит ребенку, чтобы он их не трогал, пока ее нет, оставляет их и снова уходит. Ребенок продолжает играть со взрослым в куклы, и через некоторое время кукла экспериментатора выражает желание поиграть с запрещенными игрушками. Некоторые из привлеченных к этому исследованию детей могли устоять перед таким искушением, и отношение их, в сущности, выражалось словами: «Вы разве не слышали, что сказала моя мама? Мне лучше их не трогать. И тебе лучше не трогать» (1988а, стр. 36). Эмди и его коллеги заключают, что такие дети имеют интернализованное чувство матери, ее правил и чувствуют ответственность в отношении этого. Такое внутреннее чувство «другого» сообщает им некоторую способность к самоконтролю, с помощью которой они могут сопротивляться искушению.

Уступчивость определенным требованиям интроекта усиливается реактивными образованиями, которые инкорпорируют самые ранние функции самокритики: реактивные образования этого периода отражают конфликты развития, присущие данной фазе. Это особенно касается проблем, относящихся к телесному, таких как приучение к горшку или управление агрессивностью. Чувство отвращения, возникающее при потере контроля сфинктера (или родственных этому выражениях инстинктного удовлетворения), разворачивается против собственного «Я», и вместе с потерей самоуважения может возникать болезненное чувство стыда. Как сказала одна маленькая девочка двух лет и восьми месяцев, обмочившись: «Я себе не нравлюсь». Стыд как реакция на внутреннюю критику (это необходимо отличать от угрызений совести, смущения и чувства унижения как реакции на внешнюю критику) указывает на то, что имеют место попытки уступить требованиям интроекта. Соответственно, защитные реактивные образования служат заслоном от инстинктивного удовлетворения, и в то же время они обеспечивают некоторую, очень небольшую, регуляцию самооценки путем отражения болезненного чувства стыда. На этот аспект развития Суперэго обращает внимание Якобсон (1964).

Уступчивость интроекту вносит вклад в устойчивость объекта и себя, обеспечивая впоследствии их надежность. Она следует за попытками разрешить болезненную амбивалентность в отношении объекта и обеспечивает его позитивный отклик, что усиливает внутренний любящий образ матери (Mahler, 1975) и «привлекательный» образ себя (R. L. Tyson, 1983). Нельзя, однако, недооценивать трудности, с которыми сталкивается ребенок, уступая интроекту. В раннем детстве функция Эго слаба по сравнению с силой импульсов. Следовательно, даже если ребенок двух с половиной – трех лет испытывает угрызения совести, стыд и чувство вины в тот момент, когда его поведение плохо соотносится с требованиями интроекта, эти болезненные эмоции не гарантируют предотвращения подобных проступков в будущем. Сознание вины может свидетельствовать о том, что произошла интернализация родительских стандартов, тогда как эффективное использование вины в качестве сигнала («моральная тревога» – Freud, 1926), с целью предотвратить недопустимое поведение, появляется позднее. Этот разрыв в функционировании Суперэго обсуждается Анной Фрейд (1936, стр. 116-119).

Прогресс на пути к инфантильной генитальной фазе развития сопровождается расширением спектра межперсональных отношений и, соответственно, внутрисистемным конфликтом. Начинает формироваться ряд взаимоисключающих интернализованных требований и идеалов. Значит, пришло время внутрисистемного конфликта – конфликта внутри системы Суперэго.

Во время инфантильной генитальной фазы, когда приходится иметь дело с давлением проблем, связанных с половой идентичностью, появляется широкий спектр желаемых представлений о своем «Я», идентифицированным с идеализированными объектами своего и противоположного пола. В самом деле, мы полагаем, что критическим, хотя и недостаточно освещенным в литературе, фактором формирования Суперэго является желание любви идеализированного родительского объекта одноименного пола. Несмотря на то, что эта мысль сокрыта в фрейдовском предположении о главенстве кастрационной тревоги при формировании Суперэго мальчиков, здесь мы хотели бы подчеркнуть не только роль мотивации, придаваемой угрозой наказания, но и мотивации, обеспечиваемой желанием еще раз испытать доставляющие удовольствия контакты с идеализированным объектом. Вдобавок к удовольствию и чувству безопасности, эти контакты опосредуют производимые ребенком решающие идентификации, что усиливает надлежащее и устойчивое чувство мужественности или женственности. Амбивалентные чувства, испытываемые в отношении этого идеализированного объекта, приводят к болезненному чувству отчужденности; вот почему ребенок склонен уступать и идентифицироваться с указаниями данного идеализированного объекта, пытаясь избегнуть, смягчить или разрешить эту болезненную амбивалентность. Такие идентификации играют решающую роль при формировании Суперэго. Однако возраст, когда приходит пора для данного влияния, у мальчиков и девочек различен. В одной из работ мы даем описание того, как формирование Эго-идеала, основанное на идентификации с идеальным родителем одноименного пола, начинается у девочек раньше, чем мальчиков (Tyson & Tyson, 1984). В сущности, Эго-идеал девочки таит в себе воображаемое и идеализированное состояние интимной целостности со своей матерью младенческой поры.

Произведенные во время инфантильной генитальной фазы идентификации с родителем одноименного пола стимулируют Эдиповы фантазии, которые включают любовь и ненависть в отношении обоих родителей. Эти фантазии и амбивалентные чувства способствуют процессу дальнейшей идентификации. Вскоре ребенок оказывается захваченным в сложное переплетение событий, представленных конфликтующими идентификациями, связанными с полом, и конфликтующими чувствами любви и ненависти к каждому из родителей. Из-за того, что каждый из них ждет от ребенка чего-то своего, последний ощущает, что быть «идеальным ребенком» для одного родителя, значит рисковать разочаровать другого.

В довершение ко всему, идеалы и желаемое удовлетворение ранних этапов развития конфликтуют с идеалами инфантильной генитальной и начинающейся эдиповой фаз. Попытки выполнить одно внутреннее требование неизбежно ведут к несоблюдению другого. Например, воображаемое идеальное единение маленькой девочки с матерью противопоставляется Эдипову влечению к отцу. Девочка едва ли может в одно и то же время быть матерью ребенку отца и дочерью своей матери.