Читать онлайн «Россия – альтернатива апокалипсису». Страница 25

Однако «Вашингтонский консенсус» — вовсе не аксиоматика экономики и не безальтернативный «закон природы», а инструмент осуществления глобализации при доминировании США. Признание «Вашингтонского консенсуса» в качестве безальтернативного «закона природы» представляет собой отказ от экономического суверенитета государства и передачу власти над его природными ресурсами, производственным потенциалом и населением транснациональной корпорации ростовщиков, узурпировавшей банковское дело. По отношению к ней после этого всё общество оказывается на положении рабов — невольников и заложников. Говорить о каком бы то уровне обеспечения экономической безопасности под властью «Вашингтонского консенсуса» не приходится. Однако его приверженцы и пропагандисты могут не понимать её характера в силу узости кругозора и сосредоточенности на частных интересах. И потому не беспричинно Дж. К. Гэлбрейт (1908–2006) — выдающийся американский макроэкономист-практик (иностранный член АН СССР — 1988 г.) — свою последнюю книгу (2004 г.) назвал «The Economics of Innocent Fraud: Truth for Our Time». Из неё (с учётом написанной Дж. К. Гэлбрейтом тридцатью годами ранее книги «Экономические теории и цели общества») можно понять, что:

● экономические теории, преподаваемые в вузах капиталократической цивилизации, не соответствуют экономической действительности;

● однако они играют роль инструмента программирования мнений людей по вопросам функционирования и проблемам организации экономики государств и мировой экономики;

● люди, действуя на основе рекомендаций неадекватных теорий, впадают в самообман и обманывают других «невинно», поскольку искренне верят в жизненную состоятельность этих теорий. В большинстве случаев, не соотнося жизнь как таковую с теориями, они стараются «отпрессовать» жизнь под теории, чем и подрывают основы своей экономической безопасности, создавая множество сопутствующих проблем себе, окружающим и потомкам.

«Вашингтонский консенсус» стал подаваться обществу, политикам и экономистам как научно обоснованный свод гарантий успеха экономического развития государства, которые якобы столь же безальтернативны, как и законы природы.

При этом, на основе «Вашингтонского консенсуса» «развитые» страны фактически «экспортируют» проблемы, порождаемые либерально-рыночной экономической моделью, в свои бывшие колонии, в «отсталые» и в развивающиеся государства. Но возведение «Вашингтонского консенсуса» в ранг «законов природы» снимает с приверженцев и пропагандистов либерально-рыночной модели экономики какую бы то ни было моральную ответственность перед другими народами за результаты глобализации, осуществляемой на основе её принципов. Конечно, при условии, что жертвы «Вашингтонского консенсуса» уверовали в благодетельность и безальтернативность рыночного либерализма.

Это всё в совокупности дало основания к тому, чтобы М.Л. Хазин отнёс авангард современного рыночного либерализма — монетаристов — к числу тоталитарных сект.

Так на исторически продолжительных интервалах времени, охватывающих жизнь нескольких поколений, зацикливается следующий процесс: «экономическая действительность, унаследованная от прошлого, — социальная философия, объясняющая смысл жизни — социолого-экономические теории, направленные на воплощение смысла жизни в реальность, — система образования, готовящая политиков-профессионалов и прочих управленцев и «программирующая» их психику в соответствии с теориями, — политическая практика, порождающая будущее, — экономическая действительность будущего».

Эта цепочка носит общий характер, не зависящий от социально-экономической организации, который воспроизводится на её основе, хотя мы пришли к ней в результате рассмотрения процессов в капиталократической цивилизации. В этой цепочке жирным шрифтом выделены факторы, которые носят внеэкономический характер, но обуславливают достижение режима экономической безопасности либо невозможность его достижения.

В результате по этой замкнутой в кольцо цепочке причин и следствий в капиталократической цивилизации происходит «нагнетание» разного рода проблем, включая и биосферно-социальные проблемы, лежащие вне сферы экономики как таковой и вне области компетенции экономической науки.

Соответственно этому обстоятельству, если алгоритмика социально-экономического развития, свойственная либерально-рыночной экономической модели, породила эти проблемы и привела развитые страны в медико-биологический тупик, а отсталые — к беспросветной нищете и бескультурью, то на её основе ни «развитые» государства, ни «отсталые» государства, ни человечество в целом не смогут выйти из медико-биологического тупика и преодолеть глобальный биосферно-социальный экологический кризис.

На основе «Вашингтонского консенсуса» «развитые» страны фактически «экспортируют» проблемы, порождаемые либерально-рыночной экономической моделью, в свои бывшие колонии, в «отсталые» и в развивающиеся государства.

Причина этого в том, что рыночный механизм не обладает способностями: 1) к выявлению проблем, с которыми сталкиваются региональные общества и человечество в целом, 2) к целеполаганию в отношении их разрешения (целеполагание макроуровня, включая и целеполагание глобального характера), 3) к самонастройке на режим осуществления продуктообмена в соответствии с осознанными интересами (целями) социально-экономического развития регионов планеты и человечества в целом.

Устранить эти системные пороки либерально-рыночной саморегуляции производства и потребления ни частные предприниматели сами по себе, ни покупатели конечной продукции сами по себе — не в силах в условиях конкурентной среды, формируемой либеральным рынком, как в пределах регионов, так и в глобальных масштабах.

Причина в том, что никто из них не обладает «правами системного администратора», задающего цели функционирования и параметры функционирования рынка как самоуправляющейся системы, элементами которой являются все его участники. Вопрос же о «корпорации системных администраторов мирового рынка» (возможностях её существования и реализации этих возможностей в истории), опирающейся в своей деятельности на некие «ноу-хау» и теории, не запечатлённые в текстах, — вне круга интересов научных школ, доминирующих в экономической науке и системе образования капиталократической цивилизации.

Тем не менее, альтернатива исторически сложившейся культурно-психологической инерции объективно возможна. Ещё президент США А. Линкольн (1809–1865) выразил своё понимание предназначения государственности: «Законная задача правительства — делать для общества людей всё то, что им нужно, но что сами они, выступая каждый в своём индивидуальном качестве, не могут сделать совсем или не могут сделать хорошо». Это определение задач государственности он сопроводил оговоркой: «Мы не поможем людям, делая за них то, что они могли бы сделать сами».

Соответственно этому назначению государственности и реальным возможностям либерально-рыночной экономики наиболее дальновидные представители экономической науки и практики на протяжении длительного времени настаивают на необходимости сочетания государственного планового начала и рыночной саморегуляции в одной социально-экономической системе. Так незадолго до своей смерти в интервью профессору А. Динкевичу Сабуро Окито (один из авторов японского «экономического чуда») заявил: «Часто можно слышать, что провозглашённый в них (бывшем СССР и странах Восточной Европы) переход к рыночным механизмам является убедительным доказательством превосходства рыночно ориентированной экономики над централизованно планируемой. Я полагаю, что это заблуждение. Проблема состоит в том, чтобы СОЕДИНИТЬ, СОГЛАСОВАТЬ, ОБЪЕДИНИТЬ В ЕДИНОМ МЕХАНИЗМЕ НАЧАЛА ЭТИХ ДВУХ СИСТЕМ, найти эффективный путь комбинирования рыночных механизмов и государственного планирования и регулирования». Аналогичных воззрений придерживался и Дж. К. Гэлбрейт.

А. Линкольн выразил своё понимание предназначения государственности: «Законная задача правительства — делать для общества людей всё то, что им нужно, но что сами они, выступая каждый в своём индивидуальном качестве, не могут сделать совсем или не могут сделать хорошо».

Однако решение этой задачи требует рассмотрения в качестве объекта управления не только хозяйственной системы общества, но и общества в целом в процессе его взаимодействия с хозяйственной системой и их взаимодействия с внешней средой (природной и аналогичными социально-экономическими системами). То есть необходимо рассмотрение общественно-экономической формации в качестве объекта управления.