Читать онлайн «Люди и деньги». Страница 47

Свойственная юности самонадеянность не позволяет молодым людям предположить, что человек, зарабатывающий больше, чем они, умеет делать что-то, чего они не умеют. Поэтому многие молодые люди, особенно юноши, находятся в постоянном поиске работодателя, который по достоинству оценит их выдающиеся способности.

А вот среди девушек нередко встречаются твердо убежденные в том, что время, потраченное на добывание денег, это потерянное время. По всей вероятности, их жизненный сценарий включает в себя мысль об удачном замужестве, которое избавит их от необходимости добывать свой хлеб в поте лица.

Кстати, именно среди юных представительниц слабого пола пользуется наибольшей популярностью мысль о том, что человек, не имеющий денег, достоин презрения, даже если он умен и талантлив. Вероятно, это утверждение является для них не столько жизненным кредо, сколько критерием выбора будущего супруга.

Экономические установки российского населения в настоящий момент отличаются гораздо меньшей дифференцированностью и большей диффузностью, чем установки жителей западных стран. Это свидетельствует о том, что отношение к деньгам в обыденном сознании россиян только начинает складываться и еще не достигло уровня «когнитивной сложности», отличающей экономические установки западного сознания.

Отношение россиян к деньгам в целом отличается повышенной тревожностью и аффективной насыщенностью. Можно предположить, что это связано с двумя причинами. Во-первых, сам процесс перестройки традиционных экономических установок вызывает в сознании наших соотечественников противоречия и путаницу, которая инициирует тревогу. Этот феномен известен в социальной психологии как когнитивный диссонанс.

Другая причина — их объективное беспокойство за свое материальное положение. Однако в сознании обе эти реальности (объективная и субъективная) сливаются в единый аффективный комплекс, влияющий не только на установки, но и на поведение. Подтверждением аффективной заряженности темы денег для респондентов стало и недоверчивое отношение многих из них к самой процедуре опроса. Так, 58 % школьных учителей отказались заполнить анкету, сочтя вопросы о деньгах неприличными.

Тема денег является одной из «болевых точек» современного российского сознания, в которой сосредоточены конфликтные смыслы и аффективные комплексы, чреватые психологическими проблемами, межличностными конфликтами и душевными расстройствами.

Сегодня не существует ни общепризнанной классификации, ни статистики подобных расстройств, однако высокий уровень тревожности населения по отношению к деньгам позволяет предположить, что их число сопоставимо с такими традиционными нозологическими категориями, как ипохондрия или агорафобия.

Женщины и мужчины по-разному проявляют свою тревожность в экономических установках и реальном поведении. Женщины чаще выражают тревогу через импульсивное экономическое поведение (неразумные траты и покупки, за которыми следует раскаяние и чувство вины). А мужчины чаще прибегают к проекции своей тревоги вовне, проявляя подозрительность к окружающим, недоверие к партнерам и открытые стычки с членами семьи.

Эти различия в экономических установках мужчин и женщин объясняются возрождением в постсоветской России патриархальной модели распределения гендерных ролей: мужчина — добытчик, женщина — хранительница очага. Возникающие в результате принятия этих ролей конфликтные смыслы сосредоточены у женщин вокруг проблемы контроля над экономической ситуацией (основной симптом — импульсивность, то есть отсутствие контроля). У мужчин конфликтный смысл денег связан с социальным статусом, престижем и самоуважением (основной симптом — демонстрация власти и силы).

«Патриархальность» экономических установок современных россиян выразилась в том, что женщины видят свою экономическую роль скорее в расходовании денег, чем в их зарабатывании, и отказываются воспринимать деньги как инструмент власти и престижа. Мужчины же, наоборот, признают свою роль «добытчика», зарабатывающего деньги и именно поэтому имеющего власть ими распоряжаться. Обе эти установки одинаково чреваты внутренними и внешними конфликтами, вызывающими тревогу.

Женщина, легкомысленно относящаяся к зарабатыванию денег и конструирующая свою гендерную идентичность в процессе потребления определенных товаров (одежды, косметики и т. п.), попадает в зависимость от мужчины, который ее содержит. Мужчина же, считающий способность зарабатывать деньги признаком своей гендерной состоятельности (власти, статуса, уважения), попадает в зависимость от экономических обстоятельств, которые не всегда позволяют ему подтвердить эту свою состоятельность.

Для того чтобы уменьшить возникающий когнитивный диссонанс, они прибегают к различным стратегиям. Женщины пытаются восстановить контроль над ситуацией через иррациональное потребление (расточительство) и последующее раскаяние и самообвинение. Мужчины пытаются сохранить самоуважение, отрицая значение денег или скрывая свое материальное положение от окружающих.

Уникальность постсоветской ситуации состоит в том, что период мифологизации «женского предназначения» совпадает у нас с эпохой «развитого феминизма» в большинстве западных стран. Наряду с идеологией неотрадиционализма, идеология феминизма также оказывает влияние на установки российских граждан (см. Здравомыслова, Арутюнян, 1998). Каков результат борьбы этих двух идеологий в обыденном сознании? Какая из них побеждает и почему?

Пока нельзя однозначно ответить на этот вопрос. Можно только с уверенностью сказать, что в сознании респонденток борются две противоречащие друг другу идеологии — феминизма и неотрадиционализма.

Отношение мужчин к смене гендерного контракта также нельзя назвать однозначным. «Патриархальный» контракт не только предоставляет мужчине полный контроль над экономической ситуацией в семье, но и предполагает его полную ответственность за материальное благополучие семьи.

К подобной ответственности подавляющее большинство мужчин оказались не готовы. Принимая патриархальную модель семейных ролей как некую идеальную норму, они вместе с тем очень болезненно ощущают собственную несостоятельность в роли «кормильцев семьи» и пытаются переложить ответственность за это на государство, «олигархов», экономическую ситуацию в стране или на собственную жену, не умеющую рационально расходовать семейные средства.

Тревогу вызывает тот факт, что среди наиболее молодых участниц опроса отчетливо проявилась ориентация на потребление без ориентации на высокие заработки. Подобная «паразитическая» установка, выявленная у 20 % девушек 17–24 лет, может быть связана с двумя факторами.

Во-первых, с тем, что молодое поколение принимает патриархальную модель гендерных ролей, в которой женщине отводится роль домашней хозяйки, не работающей по найму и обслуживающей мужа и детей. При этом на первый план выходит именно деятельность, связанная с расходованием денег. Однако подобная деятельность подразумевает не столько максимизацию расходов, сколько разумное планирование семейного бюджета.

Другим объяснением является «интоксикация» молодежи моделями потребления, навязываемыми рекламой, которая не уравновешивается моделями зарабатывания денег (Балабанова, 1999). Собственного трудового опыта молодежь, представленная в нашей выборке, практически не имеет, так как состоит в основном из студентов, живущих на иждивении родителей и имеющих весьма смутное представление о процессах зарабатывания денег. Тем не менее, у юношей, участвовавших в опросе, подобной паразитической установки не выявлено, что свидетельствует о ее гендерной специфике.

Паразитическая установка самой молодой группы респонденток чревата для них серьезными проблемами в будущем. Как показывает опыт развитых стран Запада, подобная установка не может обеспечить им в будущем экономическое процветание, удовлетворительные условия жизни и психологическое благополучие даже при условии «удачного» замужества. Поэтому неотложной социальной задачей является формирование реалистического отношения к деньгам и денежным вопросам у молодежи.

Формирование экономических установок должно включать в себя не только элементы формального экономического образования, но и грамотную пропаганду здорового экономического поведения (по аналогии с пропагандой здорового образа жизни). Такого рода программа могла бы сделать гораздо больше для профилактики асоциального поведения, нищеты, проституции и преступности, чем существующие в настоящее время в российских школах уроки «граждановедения», основанные на запугивании детей цитатами из «Уголовного кодекса».