Читать онлайн «Полночные размышления семейного терапевта». Страница 26

Но в реальный мир отношений матери и ребенка вторгаются эдиповы фантазии. Я бы хотел представить несколько по-новому этот конфликт и добавить вот что. Отец может тоже по-матерински относиться к ребенку, а мать поддерживает его, радуется и соучаствует в этом. Тогда ребенка притягивают сами взаимоотношения : он теперь принадлежит скорее им, чем ей. Для этого ребенок должен чувствовать, что они важнее друг для друга, чем он для каждого из них. Возникают совершенно новые соотношения, поскольку связь ребенка с матерью и связь его с отцом становятся чем-то вроде игры: ребенок представляет себе понарошку (а мать играет с ним в эту игру, и отец играет), что его союз с одним из родителей есть союз взрослых людей. Тогда маленький мальчик становится воображаемым вторым мужем своей мамы, а девочка — второй женой папы, и они вдвоем как бы превращаются в родителей третьего взрослого в этом треугольнике роста.

Что еще более важно, после первых трех, четырех или пяти лет жизни ребенок может привязываться именно к этим взаимоотношениям. Его покой, безопасность, питание и поддержка исходят от команды, которую представляет или кто-то один из родителей, или они оба, возникающие из единства папы и мамы, из родительского «Мы». Именно то, что ребенок принадлежит системе, позволяет ему отойти от системы во внешний мир, быть путешественником, исследователем, первооткрывателем, творцом. Он может отправиться в поисках приключений к семье, живущей по соседству, может любить своего щенка или учителя. И все это имеет привкус игры — попытки выйти в общество, стоять на своих ногах, зная, что родители рады его отпустить. В то же время ребенок чувствует, что принадлежит родителям и может в любой момент вернуться в покой и безопасность. Он знает, что можно поиграть в освоение этого большого страшного мира, как можно поиграть с мамой и папой, и это не повредит отношениям между мамой и папой. Агония и экстаз брака соответствуют агонии и экстазу ребенка, уходящего все дальше и дальше от родителей в своем исследовании мира, но уверенного в том, что всегда можно вернуться, если встретишь опасность.

На этом фоне разворачивается динамика эдипова комплекса, но теперь агония и экстаз психологического инцеста становятся игрой: они не угрожают маме и ее миру, папе и его миру или союзу родителей. Интимные взаимоотношения папы, мамы и ребенка имеют совсем иную природу, чем папины или мамины отношения на работе, чем исследования ребенком внешнего мира, чем связи семьи с другими окружающими их семьями. Эдипов кошмар превращается в праздник благодаря оттенку игры. Игры, необходимой для обучения или для регрессии на службе эго или на службе семейного единства.

Наша культура, в частности медицинская модель, рассматривает тело как самодостаточную, цельную единицу. Единицу, стоящую как бы вне иерархической системы, начинающейся на уровне элементарных частиц и кончающейся космической системой. Вселенная — это бесконечная лестница, где каждая ступень представляет собой новую систему со своими неповторимыми особенностями, влияющую на выше- и нижележащие системы.

Примерно до 1944 года медицина видела человеческое тело как нечто разделенное на отдельные части. Сердце, кровеносные сосуды, желудочно-кишечный тракт, почки, печень рассматривались как самодостаточные и почти не взаимодействующие единицы. В 1944 г. вышел первый учебник, содержащий понятие системы. В нем несколько туманно описывалось, как эндокринная система — щитовидная железа, гипофиз, надпочечники — взаимодействуют между собой. Сейчас разрабатываются концепции кардиоваскулярнолегочной, кардиореспираторной и центральной нервной систем как единого целого.

Подобным образом фрейдовская революция начала века привела к интенсивному изучению внутрипсихического мира сновидений и фантазий. Процесс бессознательной жизни относили к отдельному человеку. Постепенно психика как система стала восприниматься неотделимой от системы тела. Постепенно стало развиваться понимание иерархических отношений между телами и между личностями. Сегодня мы говорим о супружеской системе, о системе «дети-родители», о нуклеарной семье, о семейной системе нескольких поколений и даже о взаимодействии семьи с окружающей ее системой семей.

И все же мышлению нелегко переключиться с меньшей системы на большую. Мне помогло переключиться (а это было почти насилие над собой) то, что я занимался исключительно обучением и практикой семейной терапии. За двадцать лет я потерял способность видеть отдельных людей, мое восприятие заполнено картиной семьи как единого целого.

Постепенно мне стало ясно, что семья — организм, во всех смыслах этого слова. Меня интригует следующее предположение: нет такого явления, как личность, личность — это не более чем фрагмент семьи. Из чего можно вывести еще одно заключение: пара — это еще не семья, а просто представители двух кланов родни, которые живут вместе согласно психосоциальному договору. Рождение первого ребенка (что я назвал бы воплощением оргазма) создает совершенно новые ориентации, новые источники напряжений и треугольные комбинации, которых не было до его рождения. Новый ребенок разрывает существовавшие прежде треугольники: «он-она-его родители» и «она-он-ее родители». Отсюда можно сделать вывод, что семья — это не взаимодействие двух личностей, а скорее продукт двух семей, выславших двух «козлов отпущения» для воспроизводства самих себя. И начинается битва на всю оставшуюся жизнь за то, какую семью они будут воспроизводить — его или ее семью, и эта война не имеет конца. Иногда она заканчивается перемирием, а иногда превращается в кровавую войну, в такие игры с нулевой суммой, как развод, повторный брак и т. п.

В терапии мы стараемся установить наиболее адекватный и эффективный ролевой процесс и порядок действий психотерапевта, предполагая, что пациент или семья — величина постоянная. Пациент участвует в процессе всей своей личностью, пусть и отклоняющейся от своей цельности. В индивидуальной терапии узор терапевтических взаимоотношений возникает естественным образом. В семейной терапии он планируется заранее. В сущности, семейная терапия — это своего рода политика, и роль терапевта похожа на роль дирижера оркестра или тренера бейсбольной команды.

Власть в индивидуальной психотерапии находится в руках пациента, в его готовности или неготовности, в его желании или способности адекватно участвовать в терапевтическом альянсе. В семейной терапии власть принадлежит системе. Семья — это группа с огромным опытом совместной жизни, с культурными особенностями, передававшимися ей через множество поколений, система, крайне чувствительная к стрессу. Большинство ее культурных особенностей скрыто как от терапевта, так и от членов самой семьи. Терапевту приходится осторожно пользоваться своей властью, пытаясь установить такой терапевтический альянс, в котором он обладает какой-то властью и в то же время прямо или косвенно не втянут внутрь семьи.

Взаимоотношения в индивидуальной терапии происходят между двумя личностями; в семейной — между двумя системами, двумя организмами, состоящими из отдельных людей. Люди могут говорить за систему, но остаются ее частью и подвластны ей. Динамика индивидуальной терапии заключается в личности терапевта. А динамика семейной терапии — не в терапевтической системе, но в самой семейной системе или в сочетании семьи и терапевта. Ролевая целостность терапевтической системы — это ее мощнейшая, наиболее динамичная сила.

Начальную стадию индивидуальной терапии определяет пациент, тогда как в семейной терапии она неизбежно зависит от терапевта. Его способность структурировать вводную стадию «свидания с незнакомцем» (о чем будет сказано ниже) является решающим моментом для всей последующей терапии. В средней стадии индивидуальной терапии власть и инициатива все так же находятся у пациента; в семейной же терапии на средней стадии терапевт совершенно свободен, он может быть творческим и личностным и существовать как отдельный человек и как система, давая семье модели личной инициативы, системного действия и адекватности. Заключительная стадия индивидуальной терапии — символическое сильное переживание, очень весомое. Окончание семейной терапии несимволическое и происходит почти случайно.

События внешнего мира (люди, факторы реальности), накладываясь на индивидуальную терапию, нарушают ее ход, в то время как в семейной терапии они чаще всего мало влияют на систему семьи. В индивидуальной терапии роль терапевта имеет решающее значение фактически с самого начала до конца. В семейной терапии роль терапевта вначале чрезвычайно важна, а вскоре становится не столь значимой. По сути дела, семья берет терапию в свои руки в самом начале, и потом ее движение продолжается само, пока его что-то не остановит. Индивидуальная терапия — вещь хрупкая, ее достижения легко уничтожить после окончания, на нее сильно влияют процессы жизни. Изменение семейной системы — это изменение инфраструктуры, поэтому оно гораздо более устойчиво; процесс изменения продолжается в инфраструктуре, находясь глубже уровня его осознания семьей или терапевтом.