Читать онлайн «Общая психопатология». Страница 53

Со своей стороны, нейрофизиологическая точка зрения на рефлекторную дугу воздействует на психологию осуществления способностей. Фундаментальные понятия неврологии переводятся в термины психопатологической теории и нередко служат для нее в качестве подходящих образных представлений, а иногда и аналогий. Вспомним некоторые основополагающие понятия нейрофизиологии:

1. Усталость — то есть ослабление функции вследствие ее непрерывного осуществления во времени — на высших уровнях психической жизни вполне аналогична усталости на низшем уровне функционирования нервной системы. 2. Упражнение понимается как один из моментов мнемонической (запоминающей) функции нервной системы: функции, высвобождаемые стимулами, порождают последействие, облегчающее осуществление функции — в том числе и в ответ на другие стимулы, равно как и на частичные и слабые стимулы. 3. Возбуждение и торможение суть противоположные полюса любой нервной функции. 4. Подавлением называется ослабляющее или тормозящее воздействие на рефлексы, продуцируемое высшими центрами или другими синхронными стимулами. Если мы обойдем эти синхронные стимулы или исключим высшие центры, рефлекс сразу проявится в полную силу. Стимуляция — это термин, используемый для случая, когда ни один из двух неодинаковых стимулов сам по себе не вызывает реакции: но последняя вызывается при условии, что оба стимула действуют одновременно или через короткий промежуток времени (при этом имеют место простые и условные рефлексы и цепи рефлексов). О … стимулов говорят тогда, когда реакция возникает не на один стимул, а на несколько следующих друг за другом одинаковых стимулов. 5. Шок — термин, обозначающий прекращение нервной функции под воздействием разного рода поражений (включая очень сильные стимулы), не приводящих к ее разрушению. По истечении некоторого времени способность осуществлять данную функцию спонтанно возвращается к тем участкам, которые были поражены шоком.

Все перечисленные понятия из области нейрофизиологии нашли свое применение и в психологии; к настоящему времени, однако, в этой области безусловно оправдали себя только понятия усталости и упражнения, возбуждения и торможения. Психические факторы уже играют важную роль в исследовании рефлексов: в качестве примера можно привести павловских собак, которых вначале кормили после звонка, а потом они начинали вырабатывать желудочный сок на звук звонка и в отсутствие еды. Невозможно определить, где кончаются простые аналогии и начинается действительное тождество феноменов. Должны ли мы понимать воспитание только как действие, направленное на подавление рефлексов или на их стимуляцию? Или: должны ли мы усматривать в различных уровнях сложности таких психических проявлений, как память и речь, иерархию, связанную с физиологией рефлексов (с их интегративным действием) и отражающую особенности морфологии нервной системы? Должны ли мы считать, что депрессия — это результат суммирования мелких стимулов, возникающих в болезненной для организма ситуации? Должны ли мы трактовать как «шок» те бурные эмоциональные взрывы, которые сменяются полным подавлением каких бы то ни было эмоций?

С учетом теоретических воззрений на нервную систему мы приходим к фундаментальному различению, без которого никакое исследование причинно-следственных взаимосвязей в психической жизни невозможно. Речь идет о дифференциации явлений (которые переживаются самим субъектом или воспринимаются со стороны как результаты осуществления тех или иных способностей) и функций (которые сами по себе не воспринимаются, но обнаруживаются в явлениях). Функции — это не просто теоретические конструкции; это действительные факты, относящиеся к проявлениям способностей и переживаниям. Функции как таковые находятся вне сферы сознания. В терминах одного только сознания невозможно понять ни действие волевого акта на органы движения, ни действие внимания на последовательность мыслей, ни действие мыслительного акта на языковую игру. Сложные функции могут выступать даже в тех случаях, когда речь идет о простейших прямых переживаниях или случаях осуществления способностей. Верно и противоположное: простые, «фундаментальные» функции служат условием для возникновения обширного круга явлений.

(в) Антагонизм между двумя фундаментальными схемами

Любое явление кажется нам тем понятнее, чем яснее мы различаем его составные части, механическим соединением которых оно представляется. С другой стороны, мы видим действительность тем отчетливее, чем более живо к непосредственно воспринимаем составляющие ее единства, формы, контуры и образы. Каждая из этих двух тенденций сама по себе психологически понятна; но ни одна из них не обеспечивает наше познание основой и не способна завершить его. Целое нельзя познать, исходя только из составляющих его элементов: либо мы теряемся в бесконечных усложнениях, либо целое оказывается чем-то большим, нежели простая сумма частей. Восприятие объектов как целостностей позволяет представить их более конкретно и рассмотреть с большей отчетливостью; но на этом пути мы ничего не узнаем ни об их происхождении, ни об их функции. Поэтому анализ в конечном счете возвращается к пониманию целостностей как источников, из которых выводятся составные части, а восприятие целостностей в конечном счете стремится к анализу, без которого понимание невозможно.

Взаимодействие этих двух тенденций укоренено в природе живого; исследование живого есть бесконечный процесс, осуществляемый с этих двух исходных позиций. Взаимодействие, о котором идет речь, требует ясных дифференциаций и не допускает путаницы, при которой одна из тенденций заменила бы собой другую. Приведем пример из области физиологии.

Интеграция рефлексов. Рефлексы существуют в изолированном виде только в рамках физиологической схемы, но не в реальной нервной системе. Благодаря взаимному торможению и взаимной стимуляции рефлексы, даже на нижних уровнях спинного мозга, интегрированы в функциональную структуру, внутри которой они действуют либо согласованно, либо накладываясь друг на друга, либо, наконец, антагонистически. Они складываются в иерархию функций, которая выступает как некое целое. Шеррингтон показал, насколько сложны даже те связи, в которые вступают периферийные рефлексы — например, коленный рефлекс. На рефлекс влияют изменения в положении ноги или даже другой ноги. Шеррингтон обозначил это многообразное взаимодействие рефлексов термином «интеграция», оно может быть тормозящим, стимулирующим или регулирующим и выступает на всех уровнях нервной системы, вплоть до высшего. Благодаря этому интегративному действию нервной системы рефлекторные ответы на стимулы наделяются исключительным многообразием. Координация рефлексов может нарушаться: болезнь может привести к разрушению иерархии функций.

Представляя вещи подобным образом, мы непроизвольно подразумеваем постоянную взаимосвязь механизма, обеспечивающего взаимовлияние и модификацию рефлексов, и независимого, исходного источника картины целого. На какой-то момент может показаться, что целое доступно пониманию исходя из одних только частей, без поддержки со стороны такого способа видения целого, когда оно предстает перед нами как нечто самодовлеющее: но такое «понимание» способно завести нас лишь в дебри бесконечных, астрономических сложностей. Мы опосредованно ощущаем существование первичного независимого источника всех целостностей; чтобы определить его, нам нужно только обладать соответствующим методом. Как механизм, каждый рефлекс является частью совокупности рефлексов; с точки же зрения целостности он является ее соучастником, а «соучастие» не может быть исчерпано представлением об объекте просто как о части целого.

Есть факты, наглядно свидетельствующие о реальном существовании целостностей.

Хороший уровень осуществления способностей может сохраняться в «сложных» жизненных ситуациях, что экспериментально подтверждается соответствующими тестами, в то время как изолированные лабораторные тесты показывают серьезные расстройства элементарных функций восприятия (так бывает, например, при церебральных повреждениях). Больной, страдающий агнозией и неспособный распознавать формы в процессе тестирования, может сохранить способность вполне корректно, в соответствии с ситуацией, передвигаться по своей квартире или по улице. Известны случаи, когда больные энцефалитом не могут идти вперед, но могут пятиться и даже танцевать (Э. Штраус); лица с болезнью Паркинсона могут неожиданно выказывать высокий уровень способности играть с мячом или воланом, осуществляя при этом вполне изящные, скоординированные движения (Л. Бинсвангер). Скрытые дефекты выявляются в форме неспособности выполнять соответствующие тесты; но способность как целое оказывается чем-то большим, нежели сумма отдельных частных способностей.