Читать онлайн «Как преодолеть чувство беспокойства». Страница 20

«Старайся легко принять то, что неизбежно». Эти слова были сказаны за 399 лет до нашей эры. Но наш старый, вечно встревоженный мир нуждается в этих словах сейчас больше, чем когда-либо прежде: «Старайтесь легко принять то, что неизбежно».

Чтобы одолеть привычку беспокоиться, прежде чем она одолеет вас, выполняйте правило четвертое:

Считайтесь с неизбежным.

Хотелось бы вам знать, как делаются деньги на Уолл-стрите? Полагаю, что этого хотелось бы миллионам людей — и если бы я знал ответ, эта книга стоила бы десятки тысяч долларов. Есть, однако, одна хорошая идея, которую используют многие финансисты. Вот, что рассказал об этом Робартсон, советник биржи по вкладам:

Я приехал в Нью-Йорк, имея 20 тысяч долларов, которые мне дали друзья для игры на бирже. Я думал, что знаю все приводные ремни этого механизма. Но я потерял все до последнего цента. Правда, были и удачные ставки, но в конце концов я потерял все. Я не переживал бы так тяжело, если бы это были мои деньги. Но я чувствовал себя ужасно, так как потерял деньги своих друзей, хотя они были богаты и могли это пережить.

Я боялся встречи с ними после того что случилось, однако, к моему удивлению, они легко отнеслись к потере и не утратили своего оптимизма.

Я играл по принципу «выиграл — проиграл», полагаясь в основном на удачу и на мнение других людей. Как сказал Х. Филижс: «Я играл на бирже своим ухом». Я стал обдумывать ситуацию и решил, что прежде, чем вернуться на биржу снова я разберусь во всем до конца. Мне удалось познакокомиться с самым удачливым игроком В. Кастлсом. Я рассчитывал, что многое узнаю от него, так как у него была репутация человека, который с успехом играет на бирже в течение многих лет, а такое не бывает просто удачей. Он задал мне несколько вопросов о том как я вел свои операции, а затем сообщил мне то, что я считаю самым важным принципом в финансовом предприятии.

Он сказал:

«Для каждой финансовой операции я предусматриваю момент, когда подаю себе команду „остановись“. Это значит, когда курс акций падает на 5 % от стоимости, они автоматически продаются. Потери ограничиваются пятью пунктами.

Если же ваша сделка оказалась хорошо продуманной, вы можете выиграть — 10, 15 или 50 пунктов. Следовательно, ограничивая потери пятью пунктами, вы можете ошибиться в половине сделок и все равно заработаете много денег.»

Я последовал немедленно его совету и следую ему до сих пор, что позволило мне и моим клиентам заработать тысячи долларов. Некоторое время спустя я понял, что принцип «остановиться вовремя» может использоваться не только на бирже. Я стал применять этот подход и к другим проблемам.

Например, у меня были установлены дни, когда мы завтракали вместе с другом. Но он часто и намного опаздывал.

Наконец я сказал ему: «Я жду тебя ровно 10 минут. Если ты задержишься больше этого хоть на минуту, я выбрасываю завтрак в реку и ухожу».

Как бы мне хотелось, чтобы в молодые годы я умел сдерживать свое нетерпение, раздражение, умственное и эмоциональное напряжение! Почему у меня не хватает здравого смысла трезво оценить каждую ситуацию, грозившую вывести меня из состояния душевного равновесия, почему я не говорил себе:

«Дейл Карнеги, зачем волноваться из-за пустяков?»

«Почему в самом деле?»

Однако я должен отдать себе должное, похвалив за небольшой здравый смысл, проявленный хоть однажды.

Это было в серьезный момент моей жизни — в момент кризиса, когда мои мечты, мои планы на будущее и труд многих лет рухнули, как карточный домик. Дело было так. Когда мне было тридцать лет с небольшим, я решил посвятить свою жизнь созданию романов. Я собирался стать вторым Фрэнком Норрисом, или Джеком Лондоном, или Томасом Гарди. Мое решение стать писателем было столь серьезным, что я провел два года в Европе. Там я мог прожить дешево на доллары, так как после первой мировой войны постоянно происходили денежные реформы и безудержно печатались деньги. Я провел там два года, работая над главным произведением своей жизни. Я назвал его «Снежная буря». Название оказалось подходящим, поскольку издатели приняли мое творение с таким ледяным холодом, какой может вызвать лишь снежная буря, обрушивающаяся на равнины Дакоты. Когда мой литературный агент сообщил мне, что мое произведение никуда не годится и что у меня нет писательского дара, сердце у меня чуть не остановилось. Я вышел из его конторы, как в тумане. Я был в таком состоянии, словно он меня ударил дубинкой по голове. Я остолбенел. Однако я понял, что оказался на пересечении жизненных дорог и должен принять чрезвычайно важное решение. Что же я должен делать? Какой путь мне следует избрать? Прошли недели, прежде чем я вышел из состояния оцепенения. В то время я и понятия не имел, что можно установить «ограничитель» на свое беспокойство. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что что сделал именно это. Я поставил крест на тех двух годах, когда я выбивался из последних сил, чтобы написать этот роман, и правильно оценил это как благородный эксперимент, а затем принял решение изменить свою жизнь. Я снова стал преподавать на курсах для взрослых, а в свободное время — писать биографии знаменитых людей и книги познавательного характера, наподобие той, которую вы сейчас читаете.

Чувствую ли я радость в душе от того, что принял такое решение? Радость в душе? Каждый раз, когда я думаю об этом сейчас, мне хочется танцевать на улице от радости! Честно могу сказать, что с тех самых пор я ни одного дня и ни одного часа не жалел о том, что не стал вторым Томасом Гарди.

100 лет назад, однажды ночью, под крик совы в лесу, Генри Горо опустил гусиное перо в чернильницу и записал в дневнике: «Стоимость жизни такова, какой кусок жизни я готов за нее отдать немедленно или постепенно».

Другими словами, мы — дураки, когда платим за какую-либо вещь больше, чем она обходится для нашей жизни.

Но именно так поступили Гилберт и Салливан. Они умели сочинять веселые стихи и веселую музыку. Но у них совершенно отсутствовала способность вносить веселье в собственную жизнь. Они создали прелестные оперетты, восхищавшие весь мир: «Терпение», «Детский передник», «Микадо». Но они не могли управлять своими характерами. Они омрачали свою жизнь из-за пустяков, например, из-за стоимости ковра! Салливан заказал ковер для театра, который они купили. Когда Герберт увидел счет, он был вне себя от гнева. Они подали друг на друга в суд и никогда в жизни не сказали друг другу ни одного слова. Когда Салливан сочинял музыку для их нового совместного произведения, он посылал ее Гилберту по почте, а Гилберт, написав слова, возвращал бандероль по почте Салливану. Однажды их обоих вызвали в театре на бис. Они встали на противоположных сторонах сцены и раскланивались с публикой в глядя в разных направлениях, так, чтобы не видеть друг друга. у них не хватало здравого смысла поставить «ограничители» на свои обиды, как сделал Линкольн.

Однажды, во время Гражданской войны, когда друзья Линкольна клеймили позором его злейших врагов, он сказал: «У вас гораздо больше личной неприязни к моим врагам, чем у меня. Возможно, у меня ее слишком мало, но я никогда не считал, что она себя оправдывает. У человека нет времени на того, чтобы полжизни тратить на споры. Если кто-то из моих врагов перестанет выступать против меня, я никогда не стану попрекать его прошлым».

Очень жаль, что моя старая тетя Эдит не обладала всепрощением Линкольна. Она и дядя Фрэнк жили на заложенной ферме, земля заросла сорняками, была неплодородной, на участке было много канав. Тете и дяде приходилось нелегко, они вынуждены были экономить каждый цент. Но тетя Эдит любила покупать занавески и другие вещи, чтобы немного украсить их убогий дом. Она покупала эти небольшие предметы роскоши в магазине тканей, принадлежавшем Дэну Эверсолу в Мэривилле, штат Миссури. Дядю Фрэнка беспокоили их долги. У него как у фермера был страх перед растущими счетами и он по-секрету попросил Дэна Эверсола не продавать больше его жене в кредит. Узнав об этом, она была вне себя. И она продолжала выходить из себя по этому поводу в течение почти пятидесяти лет после того, как это случилось. Я слышал, как она рассказывала эту историю не один, а много раз. Когда я видел ее в последний раз, ей было уже около восьмидесяти лет. Я сказал ей: «Тетя Эдит, дядя Фрэнк поступил нехорошо, унизив вас, но не кажется ли вам, что жаловаться на это в течение почти полувека после того, как это произошло, гораздо хуже, чем его поступок?» (Но мои слова не подействовали. С таким же успехом я мог обращаться к Луне).

Тетя Эдит дорого заплатила за свое раздражение и злопамятность. Она потеряла душевное спокойствие.

Когда Б. Франклину было 7 лет, он сделал ошибку, о которой помнил 70 лет. Тогда ему безумно хотелось иметь свисток. Он зашел в магазин игрушек и выложил все свои деньги на прилавок, попросил свисток, даже не поинтересовавшись ценой.