Читать онлайн «Любовь небесного цвета». Страница 9

По данным вторичного анализа двадцати специальных исследований, совокупным объектом которых были 6 987 гомосексуальных и 16 432 гетеросексуальных мужчин и женщин, вероятность не быть правшами у гомосексуалов на 39 % выше, чем у гетеросексуалов. Причем у мужчин разница больше, чем у женщин. Это подтверждает предположение, что у некоторых мужчин и женщин гомосексуальная ориентация, как и леворукость, коренится в ранних процессах развития нервной системы. В каких именно — вопрос спорный.

Сегодня эти тревоги кажутся смешными. Мы знаем, что леворукость связана с особенностями функционирования полушарий головного мозга, причем заведует ею тот же самый отдел гипоталамуса, где предположительно расположен «ген гомосексуальности». Подобно гомосексуальности, она встречается у мужчин вдвое чаще, чем у женщин, а у гомосексуалов — чаще, чем у обычных людей.

Однако, вопреки старым байкам, леворукость не сопряжена ни с какими психическими и моральными нарушениями. Переучивать левшей не надо, они и так могут быть кем угодно, даже чемпионами мира по боксу и теннису.

Значит ли это, что общество готово или обязано принимать любые индивидуальные свойства, если они генетически обусловлены? Ни в коем случае. Предположим, генетики открыли, что сексуальный маньяк Чикатило — жертва каких-то плохих генов (кстати, это вполне вероятно). Что от этого изменится? Никакое общество не может позволить сексуальному маньяку беспрепятственно удовлетворять свои желания, поскольку они опасны для окружающих. Когда научные знания это позволят, таких людей будут лечить, исправляя (если надо — принудительно), их «неправильные» гены. Пока такой возможности нет, потенциального Чикатило нужно надежно изолировать. А дальтоников и левшей никто не опасается.

Может быть, это верно и относительно гомосексуалов? Социальное положение и статус любого сообщества зависят от гражданских и человеческих качеств составляющих его индивидов. Являются ли «голубые» мужчины и женщины полноценными членами общества? Соблюдают ли они свои гражданские обязанности? Каков их вклад в мировую культуру и цивилизацию? Что способствует и что мешает их социальной интеграции и творческой самореализации? Чтобы ответить на эти вопросы, придется обратиться к истории.

До сих пор мы говорили о гомосексуальности как о свойстве, которое объективно отличает одних людей от других, может быть научно измерено и т. д. Но может быть это слово — просто ярлык, этикетка, категория обыденного сознания, с помощью которой одни люди стигматизируют, мысленно клеймят других, чтобы оправдать их угнетение и дискриминацию?

Вообразите себе страну по имени Зомния (Zomnia) (это слово напоминает, с одной стороны, если написать его с буквы s, Сонное царство, а с другой — зомбирование), жители которой очень озабочены тем, как люди спят: на спине (их называют «спинниками») или на животе (их называют «животниками»). Большинство жителей Зомнии считаются «животниками», а тех, кто спит или подозревается в том, что спит на спине, до недавнего времени преследовали и дискриминировали. Зомнийцы верят, что «спинников» можно узнать по внешнему виду и поведению: у них жесткая выправка и темная кожа, они вспыльчивы и агрессивны. Зомнийские ученые и психиатры изучают, что именно делает людей «спинниками». Одни утверждают, что спинность предопределена генетически, другие — что она зависит от отношений с родителями, третьи — что она связана с питанием в период полового созревания. Некоторые открытые «спинники» начали борьбу с дискриминацией и диффамацией и добились в этом определенных успехов, повлияв, в частности, на науку. Историки обнаружили, что некоторые выдающиеся зомнийцы прошлого были тайными «спинниками». Это помогло «спинникам» добиться политического статуса «этнического меньшинства», хотя большинство зомнийцев по-прежнему относится к ним недоброжелательно.

Предположим, вы приехали в Зомнию и должны высказаться по поводу этих споров. Ваша первая реакция — сказать, что такая классификация смехотворна, дискриминация людей в зависимости от их позы во сне безнравственна, а любые теории происхождения «спинности» ненаучны. Но может быть привычка спать на спине или на животе действительно имеет генную природу? Тогда зомнийские теории могут иметь значение и для нас. То, что у нас нет понятий «спинников» и «животников», само по себе не опровергает зомнийских теорий.

Не так же ли обстоит дело с сексуальной ориентацией?

Сочинителю этой притчи американскому философу Эдуарду Стайну можно возразить: в какой позе люди спят, неважно, тогда как с кем они спят, очень даже важно. Но ведь это тоже — смотря для кого и когда. Вопрос, креститься ли двумя или тремя перстами, в свое время вызвал в России церковный раскол. Когда в турпоездке меня поселяют в номере с чужим мужчиной, его сексуальная ориентация мне безразлична, приставать к постороннему человеку он не станет. Зато если он спит на спине, это сильно повышает вероятность храпа, и при всем моем уважении к храпунам, я предпочел бы другого соседа.

В противоположность биологам и медикам, которые считают гомосексуальность объективным свойством индивида, автономным от культурных и исторических условий, хотя последние влияют на конкретные формы ее проявления, многие философы утверждают, что человеческая сексуальность — не природная данность, а продукт истории и культуры, разные общества и культуры конструируют ее по-разному, навязывая людям соответствующее поведение и самосознание. По старому анекдоту: если ты не пил, но твои друзья говорят, что ты пьян, — иди и проспись.

Наиболее подробно эту позицию изложил французский философ Мишель Фуко в книге «История сексуальности» (1976). Согласно М. Фуко, знание неотделимо от тех слов, в которых оно воплощено. Для исторического исследования вопрос не в том, существовали ли в прошлом «мужчины, имеющие секс с мужчинами» и «женщины, любящие женщин», а в том, обладали ли они особым групповым самосознанием и каким именно, занимали ли они в обществе какое-то особое место или же их сексуальные наклонности были всего лишь индивидуальными предпочтениями и серией специфических поступков?

С точки зрения М. Фуко, главное — не что люди делают, а что и как они говорят. Дискурс (правовой, медицинский или психологический) — это авторитетный способ описания явления, который всегда оценочен и эмоционально окрашен, причем эта оценка навязывается даже тем, кто от этого страдает. Если религия говорит тебе, что однополая любовь — грех, ты будешь чувствовать себя грешником. Если государство говорит тебе, что это — преступление, ты будешь чувствовать себя преступником. Если медицина говорит тебе, что это — болезнь, ты будешь чувствовать себя больным, и психиатры найдут у тебя все признаки болезни. Единственный способ избавиться от этого наваждения — выйти из дискриминационного дискурса, исходить не из «объективных», внешних характеристик, а из своей собственной индивидуальности и субъективности, понимая ее не как данность, а как нечто текучее и изменчивое.

Возникшая в 1980-х годах на этой основе так называемая «квир-теория», отраженная в исследованиях Терезы де Лауретис, Джудит Батлер и др., принципиально отвергает всякую «объективную» категоризацию сексуального поведения. «Странность», «инаковость», «друговость» (так переводится слово queer) — просто другая субъективность, признание которой расширяет границы нашего опыта, поскольку Я создается и реализуется только в общении с Другим, через Другого.

Многие люди, не знающие истории и этнографии, убеждены в том, что однополая любовь — продукт социального и нравственного разложения общества, простые и «естественные» люди ее не знают. На самом деле это влечение и поведение встречается во всех человеческих обществах, однако разные культуры и религии оценивают и конструируют их по-разному.

При количественном обобщении отношения разных обществ к однополой любви, возникает картина, напоминающая шкалу Кинзи:

1. Строго запрещают и наказывают;

2. Осуждают;

3. Относятся нейтрально;

4. Допускают при определенных обстоятельствах;

5. Допускают всегда;

6. Предписывают при определенных обстоятельствах;

7. Одобряют и поэтизируют.

Но статистические данные без качественного анализа бессмысленны. Одно и то же общество может в одних ситуациях категорически запрещать однополый секс, а в других одобрять и даже предписывать его. Для историка или антрополога существенны не столько сами по себе запреты и предписания, сколько их социокультурный контекст — чем они мотивированы и как они выполнялись.