Читать онлайн «Иллюзия пользователя. Урезание сознания в размерах». Страница 30

Непонимание в отношении концепции информации — понимание информации как порядка и негэнтропии, данное Робертом Винером и Леоном Бриллоуном — возможно, имеет свои корни здесь: в беспорядке, несомненно, имеется информация — но мы, люди, рассматриваем в качестве информации то, что мы можем передавать друг другу — как правило, это то, что уже является результатом вычислений, итогом. То, что мы называем информацией в повседневной жизни, на самом деле больше напоминает эксформацию: в повседневном языке если что-то содержит информацию, оно является результатом образования эксформации — это итог, сокращение, которое уместно в коммуникации или выполнении транзакций, к примеру, оплата в супермаркете.

Таким образом, когда в своей повседневной жизни мы говорим «информация», мы непроизвольно думаем об информации-как-результате-отсеивания-информации. Мы принимаем во внимание факт, что в опыте содержится больше информации, чем в отчете о нем. Именно этот отчет мы и считаем информацией. Но основой подобного отчета является та информация, которая была отсеяна. Только после того, как это произошло, ситуация становится событием, которое начинают обсуждать. Ситуация в общем, в которой мы оказываемся в тот или иной момент времени — это нечто, в чем мы не можем дать отчета: отчет о ней мы сможем дать только тогда, когда она «свернется» в событие — посредством отсеивания информации. Только тогда мы сможем сказать: «Я сижу и читаю» — не упоминая все, что происходило до того и что произойдет после и что присутствует в настоящее время в комнате.

Аналогично предметы, которые мы хотим обсудить — это предметы определенной глубины, предметы, в которых содержится отринутая информация. Предмет обсуждения может быть представлен в таком виде, что нам хочется о нем говорить. В таком случае мы говорим, что он содержит информацию. Мы склонны верить, что именно его структура означает: в этом предмете есть информация. Но на самом деле предметы, которые не структурированы и не организованы, несут в себе больше информации, так как их сложнее описать. Однако для нас не имеет смысла трудиться и говорить о нем в деталях, поэтому мы называем его макросостоянием — к примеру, тепло, порядок или грязная посуда.

Мы можем получить гораздо меньше информации о кухне, сказав, что тарелки вымыты и сложены стопками в буфет, нежели сказав, что они находятся на столе и их нужно вымыть. Чистые, сложенные тарелки — это макросостояние, которое соответствует очень небольшому количеству микросостояний (если говорить в целом, то разница, которая не спровоцирует никаких замечаний от остальных членов семьи, может заключаться только в порядке, в котором сложены тарелки). А вот грязные тарелки могут быть сложены самыми немыслимыми способами — как всем нам отлично известно.

Но информация о куче грязных тарелок не слишком интересна. На самом деле мы бы с удовольствием отбросили эту информацию. Мы так и делаем — моем тарелки. Когда мы это сделали, тарелки в порядке — это хорошо и, как мы полагаем, это состояние содержит в себе много информации. Но на самом деле верно обратное — это и есть конфликт между повседневным пониманием информации и научной концепцией, которая увела с пути Винера и Бриллоуна.

Наша повседневная концепция информации больше напоминает концепцию эксформации, нежели понятие информации Шеннона. В нашем обычном языке есть определенная мудрость: говорить стоит только о вещах и ситуациях, которые характеризуются недостатком информации — организация, порядок или простота, проявляющаяся в виде стабильности во времени. А вещи, которые содержат больше информации, нам не интересны, так как они представляют собой беспорядок.

Если затем добавить способность человека познавать — сжимать опыт в более короткие описания — становится ясно: интересно то, что можно описать, используя очень маленькое количество информации. Муравейник гораздо более интересен, нежели куча сосновых иголок — но оба они состоят из одного из того же материала, а информационное содержание у кучи будет больше.

Информация — это мера беспорядка и случайности в сообщениях, которые мы используем для описания вещей, не характеризуемых порядком и случайностью. Сообщение содержит информацию, потому что оно непредсказуемое. Сообщение интересно, потому что оно содержит то, что является в определенной степени предсказуемым.

Нашей повседневной концепции информации это известно — но именно поэтому эта концепция становится настолько неоднозначной. На самом деле здесь речь идет больше об эксформации, чем об информации: когда мы говорим «информация», то, что мы под этим подразумеваем, будет гораздо ближе к эксформации. Но не совсем.

Давайте попробуем понять коммуникацию между людьми через модель, которая описывает передачу информации и образование информации, которое происходит перед этой передачей. Это может помочь объяснить несоответствие в нашем обыденном понимании информации.

Мы объединим деревья и трубки в наброске, который базируется на стандартной концепции математической теории информации, но специально предназначенном для того, чтобы дать нам представление и об эксформации. Это карта того, как люди говорят друг с другом. Давайте назовем ее «деревом разговора».

Вначале человек, который находится слева, должна подумать. Ей нужно суммировать свой опыт, эмоции или память. Значительная часть информации отсеивается, как при вычислениях. (Другой связи с вычислениями, помимо отсеивания информации, здесь нет — мы не говорим, что создание эксформации соответствует исключительно вычислениям). Когда ее ум приходит в нужное состояние, отсеяв огромное количество информации, остаются слова, которые она может сказать. Они передаются через трубу. Здесь не происходит никакой сортировки. С другой стороны трубы эти слова принимаются и раскрывают свое значение.

Движение прошло от левой вершины дерева к его корням, по земле, а затем к верхней правой части дерева. В левой части много информации было сжато путем отсеивания — образования эксформации. Мысли превратились в слова — это называется стимулированием. Справа получено ограниченное количество информации в словах. Здесь оно разворачивается в большее количество информации. Этот второй процесс мы называем активизацией.

Путем образования эксформации большое количество информации было сжато и превращено в небольшое количество, которое затем было передано. Информация обладает глубиной, так как все это время образуется эксформация.

С другой стороны, информация снова разворачивается. Получатель думает о лошадях, которые она видела в своей жизни. Она ассоциирует полученную информацию со своим опытом, мыслями, памятью, снами, эмоциями, лошадьми. Происходит активизация.

Передан был только совсем небольшой объем информации — но он вызвал у принимающей стороны целую галерею образов лошадей. Стимулирование — коммуникация — активизация. Отсортировка, передача и воссоздание информации.

Эта модель не ограничивается только письменной и устной речью. Изначально она была вдохновлена тем, как датский музыкант описывал, что происходит, когда мы слушаем музыку. В своей книге «Ind i musikkin» Петер Бастиан описывает, как композитор преобразует нечто духовное/интеллектуальное в музыку, которую можно сыграть пальцами по клавиатуре. Это вызывает звуковые волны, которые в ухе слушателя улавливаются, осознаются и превращаются в музыку.

Главное в музыке — это не звуковые волны. Это то, как композитор/исполнитель превращает определенные ментальные состояния в модель, которая вызывает такие же (или другие) ментальные состояния у слушателя. Если мы хотим понять Баха или «Битлз», нам нужно обратить внимание не столько на информацию, которая передается нотами, сколько на эксформацию, которая к ним привела — а, следовательно, на эксформацию, которую эти ноты вызывают у слушателя.

Подобная цепь размышлений широко распространена в изучении восприятия музыки. Давид Харгрейвз, психолог, развил теорию музыкальных предпочтений, которая описывается в журнале «New Scientist» таким образом: «Эта теория базируется на теории информации, но важные выводы следуют из разницы между подобной концепцией «информации» и ее психологическим контрапунктом. Существенным является то, что кодирование психической информации, которая содержится в музыкальной композиции, как и в информационной теории, не представляет большого интереса. Но кодирование информации в «субъективных» терминах обещает весьма много. Понравится ли человеку данное конкретное произведение или нет, будет зависеть от той информации, которую он сможет из него получить, а не от информации, которая уже находится в этом произведении».

Когда мы слушаем музыку, в нашем уме создаются определенные состояния. Они могут быть родственными состояниям, которые возникали в мозгу у композитора, когда он сочинял музыку — но не обязательно.