Читать онлайн «Журнал «Вокруг Света» №09 за 1995 год». Страница 9

Тем не менее, российско-шведская экспедиция «Экология тундры-94» состоялась. Началась она в конце мая 1994 года в Санкт-Петербурге, когда на только что вернувшееся из Антарктиды судно «Академик Федоров» погрузили свой скарб российские ученые из Москвы, Питера, Екатеринбурга, Барнаула и Якутии. Миновав Балтику, судно зашло в шведский порт Гетеборг, где оно заметно увеличило свою осадку из-за появления на борту шведского научного оборудования, топлива и еды. Оттуда «Федоров» пошел в Мурманск, где на вертолетной палубе корабля появились вертолеты МИ-8 самого отважного не только в России, но и в мире Диксонского авиаотряда. Они тотчас приступили к работе, так как первая точка высадки ученых намечена была в восточной части Кольского полуострова. Всего же с начала июня до начала июля были высадки с судна на берег в девяти местах: Кольский, Канин Нос, остров Колгуев, полуостров Русский Заворот в районе дельты Печоры, Западный Ямал, острова Арктического института, Западный Таймыр, мыс Челюскин, Восточный Таймыр. В начале июля самолет — ледовый разведчик ИЛ-18 — доставил в аэропорт Хатанга на северо-востоке Красноярского края новую группу шведских и российских ученых (в том числе и меня), провел стратегическую ледовую разведку и увез с собой часть специалистов, отработавших в экспедиции в июне. К этому времени «Федоров» с помощью ледоколов оказался в море Лаптевых, и мы, вновь прибывшие, добирались до него на бортовых вертолетах. Попав из 30 градусов жары Хатанги в Северный и очень Ледовитый океан, мы испытали ощущения человека, который в жаркий летний день засунул голову в морозильную камеру. Далее началась борьба замечательных людей — капитана корабля С.Масленникова, опытнейшего полярника Н.Корнилова и ледового разведчика А.Масанова со сложной ледовой обстановкой, и они эту битву выиграли — судно пробилось восточнее Певека, а оттуда на вертолетах ученые добрались до конечных точек экспедиции: Колючинской губы на Чукотке, где зимовал самый известный шведский полярник Норденшельд, и острова Врангеля. Кроме этих районов, исследователи высаживались на Новосибирских островах — Бельковском, Котельном и Фаддеевском, на острове Айоне и на материке недалеко от дельт рек Оленека, Яны, Индигирки и Колымы. В порту Тикси в начале августа произошла опять смена ученых — у шведов многих профессоров сменили студенты и аспиранты, и мы отправились в сторону дома, высаживаясь повторно в тех же точках, что и наши коллеги в июне. В начале сентября мы оказались в Гетеборге и, выгрузив шведское оборудование и образцы, вернулись в Санкт-Петербург, пройдя таким образом «от Питера до Питера, не снимая свитера», или «из варяг в чукчи» и обратно.

Всего в экспедиции приняло участие более 200 ученых, корреспондентов, операторов, фотографов и даже художников, причем не только из России и Швеции, но и из Норвегии, Исландии, Финляндии, Дании, Голландии, США, Великобритании и Австралии. С российской стороны коллектив был весьма удачно подобран при участии руководителя экспедиции академика Е.Е.Сыроечковского совместно с профессором Е.В.Рогачевой. Здесь были представлены почти все направления полевой биологии, и каждое из них, возглавляемое опытным арктическим полевиком в расцвете научных сил, 35-55 лет, включало молодых сотрудников и даже студентов, правда, самых талантливых. Такая комбинация опыта и силы руководителей научных проектов с энтузиазмом и энергией молодежи делала работу в тундре весьма эффективной.

Работа

Больше всего среди ученых было орнитологов. Одни специализировались на белых совах, другие на соколах, третьи на куликах. Работа орнитологов нелегкая — наматывай десятки километров по тундре и болотам с биноклем на шее и ищи, выслеживай места птичьих гнезд, как можно меньше при этом тревожа самих птиц. Меня радовало, что современные методы исследования животного мира не предусматривают летального исхода объекта изучения. Некоторые наши и шведские орнитологи, например, могли проводить тончайшие генетические работы, устанавливающие внутривидовое разнообразие птиц на основании проб крови. Птицы после таких исследований, испытав короткий шок, могли продолжать играть свою важную роль в природе тундры. Проводились также бескровные опыты по ориентировке птиц — в стеклянной клетке, установленной в тундре, и по биоэнергетике — оценке потребления и затрат энергии птиц в естественных условиях. Наибольшее же впечатление на меня, неспециалиста в орнитологии, произвела работа по регистрации полетов птичьих стай при помощи радара, которую вели как шведы, так и россияне. Особенно эффективно оказалось применение радара на движущемся «Академике Федорове». Может быть, полученные в экспедиции результаты позволят, наконец, ответить на вопрос, как птицы прокладывают маршруты своих перелетов летом в Арктике в условиях беззвездного неба полярного дня.

Орнитологов было много, но если судить по количеству специалистов на изучаемый биологический вид, то главным объектом экспедиции был массовый тундровый грызун — лемминг. Это не случайно, так как лемминг — основа питания не только многих птиц, но и имеющих большое промысловое значение песцов. Да и вообще, лемминг — главный экологический элемент в жизни тундры, играющей огромную роль не только в жизни животных, но и растительности и почв. Для исследования всех сторон жизни этого симпатичного зверька, который покрупнее мыши, но много меньше крысы, условия экспедиции, охватившей на плавучей лаборатории всю российскую Арктику за один сезон, оказались совершенно уникальны. Дело в том, что численность леммингов сильно колеблется от года к году, а 1994 год был благоприятным, хорошо шел отлов живых зверьков, и это позволило собрать огромный материал — генетические пробы, наблюдения за поведением и так далее. Такой материал в других экспедициях мог бы быть собран за десяток лет. Уже сейчас можно сказать, что экспедиция позволила открыть новый подвид лемминга в Арктике и подтвердила факт полного отсутствия этого грызуна на острове Колгуеве, хотя материалы по разделу «Экология тундры» еще мало обработаны. Работа лемминголовов показала пример самого эффективного взаимодействия российских и шведских специалистов и простой человеческой дружбы между ними.

Хороший контакт существовал и в небольшой группе специалистов, работающих с северным оленем, имеющим колоссальное значение для природы тундры. Здесь, правда, паритета не получилось — шведские зоологи в буквальном смысле смотрели в рот нашим.

Были в экспедиции специалисты и по песцам, и по рыбам, и по насекомым, и по паразитам, и многие другие зоологи.

Мне лично довелось поработать в группе ботаников, где преобладали шведы, но дирижировал ею сотрудник Ботанического института питерец В.Разживин, который мог с ходу определить любое тундровое растение. Кроме собственно ботаников-травоведов, в этой группе работали два небольших коллектива экологов. Это интернациональный датско-шведско-английский коллектив, который мерил интенсивность выделения газов — углекислого газа и метана — из почв тундры, а также из Института географии Российской Академии наук, куда входил и я, и задачей которого было комплексное изучение тундровых ландшафтов и оценка воздействия на них деятельности человека. Исследования этих маленьких групп фокусировались на оценке последствий глобальных изменений для тундр. Глобальные изменения проявляются здесь следующим образом. Во-первых, это глобальное загрязнение, которое атмосферные потоки разносят по всей Земле. Во-вторых, это глобальное изменение климата, вызванное увеличением содержания в атмосфере тех самых углекислого газа и метана, выделение которых мерили наши коллеги. Для определения степени загрязнения ландшафтов тундры мы отобрали множество проб почв, торфов, образцы растений и животных, которые будут проанализированы в лабораториях. Для прогноза последствий глобального потепления нам также удалось собрать многочисленный материал — это описания, измерения и образцы из более холодной арктической и более теплой субарктической подзон тундр. Сравнение их между собой позволит заключить, как будет меняться природа арктических тундр, когда климат их станет субарктическим.

Некоторые участники экспедиции вообще не летали в тундру, а изучали морские экосистемы и условия их существования (качество воды и подводного грунта) прямо на борту судна.

Прилетев из тундры во время перехода корабля от одной точки до другой, береговики обрабатывали полученные материалы в лабораториях «Академика». Временами график, когда между точками была всего одна ночь, был очень напряженным.

Тундра

В чем мои подмосковные собеседники оказались правы, так это в том, что в тундре холодно. Особенно достает холодный ветер, да и снег может выпасть практически в любой день. Сыро, правда, было далеко не всегда. Особенно много сухих солнечных дней, хотя ветреных и нежарких, нам досталось в Сибири.