Читать онлайн «Новые идеи в философии. Сборник номер 4». Страница 8

То обстоятельство, что время фактически всегда мыслится индивидуумом, что оно составляет содержание его сознания в настоящий момент, не может нанести ущерба независимости его в понятии от многих мыслящих его индивидуумов, как таковых ведь, и выше то же обстоятельство не могло искажать значения сознания вообще и всего того, что с ним связано. Здесь не имеет значения своеобразное различие содержаний сознания, зависящее от того, имеем ли мы воспоминание о лично прожитом времени или представление о заполненном времени до того момента, до которого доходят наши воспоминания. И если мы в настоящем слышим или представляем себе в воображении какое-нибудь событие, которое где-то совершилось, когда мы уже жили, и если мы вводим это происшествие в представляемый нами временной ряд, оно не становится ведь воспоминанием о собственном нашем переживании, и таким образом также время, в которое мы вводим такие события, как одновременные с нашими переживаниями, есть объективное. Следовательно, и время, которое мы сами пережили, не получает благодаря этому бóльшей и более надежной независимости, чем то время, которое мы предполагаем существующим до того момента, до которого простираются наши воспоминания; мы не можем не мыслить этого времени и не заполнять его вполне удостоверенными событиями. То, что я вспоминаю, как лично пережитое, не есть теперь в большей степени настоящее, чем то мною не вспоминаемое, что я должен предполагать с абсолютной необходимостью, например, мое рождение и все, что было до него.

Итак, мы можем и должны придавать времени, которого мы не пережили, ту же степень реальности, как и времени пережитому, о котором мы вспоминаем. И если настоящее немыслимо без прошедшего и будущего, то существование прошедшего и будущего до и после нашей жизни также действительно, как и настоящее.

Мы прибавили таким образом к абстрактному моменту непространственного и невременного чистого субъекта все пространство и время, как определенность, благодаря которой он становится действительным, т. е. индивидуальным Я; при этом Я занимает часть этого времени и пространства, и только поэтому оно может иметь все пространство и все время, но этим оно обязано не своей индивидуальности: индивидуум имеет все пространство и время потому, что он связан с сознанием вообще и находит себя в определенной части пространства и времени.

Картина наполненного пространства и времени, которая дается в восприятии субъекту, зависит, конечно, от его индивидуальности, специально от индивидуально определенной части пространства и времени, которую он заполняет своим телом и своей жизнью. Но то, что при этом представляется восприятию, будь это в воспоминании о собственной жизни или в приобретенном знании истории, никогда не есть все пространство и все время. Представление о последних, об их бесконечности, единстве и тождественности для каждого отдельного человека достигает полноты только в логическом мышлении.

Воспринимаемое в пространстве и времени оказывается на основании анализа множеством отдельных чувственных качеств, как цвет, температура, твердость и т. д. Человеческое тело со всеми его органами – такой же природы: это пространство, наполненное такими же чувственными качествами. От этих органов и от места, где тело находится, зависит появление и исчезновение содержаний ощущений в сознании того, кто находится и чувствует себя в этом теле. В теоретико-познавательном отношении нас вовсе не интересует роль посредника, которую играют органы чувств. Нам нужно только констатировать присутствие пространственно и временно определенных качеств в сознании, т. е. отметить их, как объект сознания. Ничем не доказано, будто видимое многими не может быть тем же самым единым; это заблуждение ведет свое происхождение от учения о душевной субстанции с ее пространственными границами, в которой, как во вместилище, возникают и помещаются чувственные ощущения.

Что это действительно то же самое единое, следует, конечно, узнавать по особенным признакам. Если это должно быть то же самое единое, то оно должно быть независимо от индивидуальностей; и эту независимость мы находим не только в том, что каприз и произвол бессильны перед чувственными ощущениями, но прежде всего в том, что в них самих, в содержаниях ощущений, все равно когда и где бы они ни были объектом индивидуального сознания, можно открыть закон их совместного существования и следования. Зрительное впечатление пламени совмещается с ощущением повышенной температуры; за впечатлением горящего дома следуют зрительные впечатления, например, обугленных балок, разрушенных стен и т. п.

Ощущения, которые поддаются соединению в систему причинных зависимостей, суть нормальные и образуют объективный телесный мир; среди воспринимаемых качеств телесных органов должны найтись те, с которыми связано в свою очередь это свойство появляющихся в сознании ощущений, допускающее соединение их в систему причинных зависимостей, а также и те качества органов, которые этого не допускают и даже обусловливают противоречия. Первые качества принадлежат родовому понятию человеческого тела, поэтому мы их предполагаем, даже требуем; вторые качества мы объясняем отклонением индивидуального человеческого тела или отдельных органов его (в случае если это не зависит от психических предрасположений) от нормы, относящейся к родовому началу11.

Так получаем мы понятие действительного чувственного мира, независимого от индивидуальностей. Конечно, это впервые становится возможным благодаря вмешательству логического мышления; оно придает объективную действительность чувственным данным, которые каждый человек ближайшим образом знает только из себя, как лично пережитое, как объект собственного сознания. Этот объективный чувственный мир никогда не дается непосредственно; этот мир – задача, неустранимое предположение, что наше познание всегда будет пополняться и совершенствоваться, цель стремления; этот мир, т. е. это требование и это предположение относятся к сознанию вообще.

Индивидуальности принадлежит при этом, разумеется, все то, что противоречит указанным требованиям действительного мира: несуразные картины воспоминаний вследствие так называемой нетвердости памяти, спутанность и рассеянность, несовместимые чувственные впечатления вследствие ненормальности чувственных аппаратов или центральных органов; точно так же к индивидуальности относятся определенные границы и модификации каждого восприятия, зависимые от места и времени и от преходящих состояний, которые легко вычислить по их влияниям и источник которых легко можно проследить. Из этого материала мышление строит единственный телесный мир, который имеет ту же действительность и объективность, как все установленное мышлением.

Этого единого телесного мира никто еще не относил к предметам психологии, хотя бы ощущения, которые, по-видимому, дают нам знать о нем, и входили в сферу ее ведения. Я указывал уже много раз, что ощущения не суть внутренние душевные состояния; это содержания или объекты индивидуального сознания, которые, как и все выше указанное, требуют различения того, что относится к индивидуальности, и того, что от нее независимо.

Материал содержаний ощущений, из которого логическое мышление строит объективный мир, зависит во всяком случае от положения субъекта и от органов тела, в котором он сам находится. Со стороны этой зависимости нормальных и ненормальных, т. е. болезненных или несовместимых ощущений, учение о них, без ущерба для значения нормальных ощущений, может и должно быть отнесено к психологии. Учение об ощущениях принадлежит, следовательно, к психологии, т. е. к учению об индивидуальном сознании, как таковом, и о его развитии, поскольку явления объективного телесного мира (раздражения в нервах и мозгу) относятся пространственно к той части мира, в которой, как в «собственном» теле, находится Я в противоположность к другим Я, находящимся в других телах. Благодаря совершенно своеобразному, неопределимому и неописуемому, только испытываемому и переживаемому способу, каким Я находит и чувствует себя в своем теле, именно поэтому принадлежащем ему, зависимость этих содержаний сознания (в остальном непонятная) от тел и телесных процессов (от чувственных аппаратов, нервов, мозга и молекулярных движений в них) есть предмет психологии. Итак, только со стороны этой зависимости! И это не исключает того, что известные нормальные в этой зависимости содержания ощущений суть общий объект многих сознаний; поэтому они составляют единый телесный мир и содержание естественных наук, хотя тел и телесных явлений, от которых они зависят, существует столько, сколько есть «собственных тел», в которых находятся такие ощущающие Я12.

Вместе с указанием на получение чувственных качеств при посредстве тела возникает вопрос, с чем специальнее связано то обстоятельство, что качества появляются в определенном пространственном порядке. Если можно доказать, что явление это изменяется при заболевании (например, при параличе musculus oculomotorius), то и нормальная «локализация» связана с определенными условиями телесной организации. Настолько и теории локализации имеют право на существование, но поскольку они таким образом оправдываются, они принадлежат, согласно изложенной точке зрения, к психологии, к психологии в указанном смысле этого слова. Они совершенно не имеют отношения к теории познания. Желание «объяснять» таким образом пространство (также и время) есть чистое недоразумение. Достигнутое до сих пор при помощи подобных психологических теорий локализации не может быть признано удовлетворительным.