Читать онлайн «Новые идеи в философии. Сборник номер 4». Страница 13

Наоборот, признание нашей точки зрения в последующих вопросах влечет за собою также и признание психических функций, как фактов сознания вообще.

Рассматривая с этой точки зрения важнейшие функции, мы опять-таки просим оставить в стороне вопросы классификации. При иной группировке те же вопросы снова возникают в других местах: их смысл и ответы на них не будут существенно от этого зависеть.

Самой примитивной функцией я считаю восприятие или подмечивание (принятие к сведению)27. Восприятие явлений первого порядка, чувственное восприятие в обычном смысле, мы называем также «ощущением»; восприятие явлений второго порядка – «представлением». Простое представливание цветов, тонов ведь также есть своего рода видение или слышание, подмечивание всплывающих (иногда под влиянием воли) явлений из этих групп.

Во всяком чувственном восприятии происходит подмечивание частей в целом, а также и отношений между этими частями. Прежде всего мы обратим внимание только на подмечивание частей. Так как части подмечаются внутри целого, к которому они принадлежат, то всякое восприятие необходимо заключает в себе различие воспринятой части явлений от невоспринятых частей, как бы переднего плана от заднего. Об остающемся на заднем плане мы говорим также, что оно «только ощущалось» или перципировалось, отличая его этим от апперципированного. Здесь, следовательно, прибавление слова «только» существенно меняет значение выражения «ощущалось». Нам придется, однако, еще спросить, можно ли считать это разграничение совершенно ясным.

Прежде всего наш тезис в приложении к чувственным восприятиям выражает, что при переходе незамеченного в замеченное не должно необходимо совершаться изменение в самом явлении. То, что изменяется, имеет преимущественно функциональный характер. Переход состоит, выражаясь образно, в накоплении сознания по отношению к какой-либо части явлений.

Так например, когда мы замечаем тон в аккорде, то при этом не должно непременно что-нибудь происходить в аккорде, как явлении. Музыкальный звук, который я воспринимаю сперва, как нерасчлененный, а затем как расчлененный, и точно также сначала цельное впечатление от какого-нибудь кушанья, в котором я затем замечаю сладость и кислоту, или еще запах и тепловое качество или кожное ощущение, которое разлагается на ощущение давления, холода и боли – они остаются тем, чем были. При этом не только объективные раздражения и физиологические процессы, но также и субъективные явления могут, как я полагаю, остаться28неизменными.

В большинства сложных случаев, когда мы говорим о чувственном впечатлении, что теперь оно кажется нам яснее, отчетливее, прозрачнее во всем своем составе, чем раньше, можно, понятно, указать множество изменений, по крайней мере, в ассоциированных представлениях, т. е. в явлениях второго порядка. Это бывает, например, когда мы во второй или третий раз видим картину, при чем все то, что мы прежде рассматривали в отдельности, привходит, как представление, и то, что мы прежде уже представляли себе при этом, теперь воспроизводится так скоро и живо, что как будто срастается с чувственным восприятием. Быть может, также блуждающий взор легче и быстрее скользит по картине, с более короткими остановками, так как его задача стала более легкой. Таким образом мускульные ощущения также модифицированы, сравнительно с первым разом, по крайней мере, в временном отношении.

Но не все случаи без различия допускают такие объяснения. Возьмем, например, упомянутые выше. Присоединение словесных представлений «кисло», «сладко» или «тон с, е, d» не может ведь служить здесь примером, так как оно, очевидно, есть лишь следствие уже произведенного анализа и, кроме того, не всегда присоединяется к анализу. Точно также, когда, например, при выходе из театра в задумчивости, мы видели фонари освещенной улицы или слышали удары башенных часов и только спустя некоторое время обратили внимание на этот ряд фонарей или на дальнейшие удары, то мы должны признать, что и в предыдущий момент мы уже получили впечатления такого же рода и с такими же пространственными или временными промежутками, а иногда даже такой же интенсивности, как и воспринимаемые теперь, но отсутствовало невыразимое единое нечто. Правда, с помощью особых искусственных гипотез можно избежать такого толкования, например, если допустить, что при воспроизведении непосредственно перед этим виденного или слышанного с целью сравнения его с настоящим, наступает превращение или ассимиляция в направлении настоящего. Однако, если подойти к вопросу без предвзятого мнения, то такие гипотезы представятся маловероятными.

Если станут отрицать доказательность таких наблюдений на том основании, что здесь происходит не переход от совершенно незамеченного к воспринятому, а переход от низшей ступени восприятия к высшей, то мы спросим: почему же то, что здесь происходит, должно стать принципиально другим, когда мы увеличиваем расстояние между обеими ступенями? И в какой точке этого увеличения наступит поворот?

Наблюдения только что описанного рода можно обозначить, как свидетельства, полученные путем прямого сравнения, Ибо так обозначить можно не только сравнение наличного с наличным (т. е. когда оба впечатления даны в течение самого акта сравнения), но и наличного с бывшим до него или бывшее сейчас с непосредственно ему предшествовавшим, но еще находящимся в сознании: всякое, так называемое, последовательное сравнение предполагает возможность сравнения сейчас бывшего с настоящим. Разумеется, кто вообще отрицает эту возможность, с тем мы не найдем здесь общей почвы для спора.

Кроме свидетельства прямого сравнения, в пользу нашего тезиса говорят, как мне кажется, два аргумента.

Прежде всего невозможность или чрезвычайная трудность всякой описательной теории явлений при противоположной точке зрения. Если аккорд c-e-g действительно представляет до тех пор, пока слушатель не разложил его на составные части, простое явление, то он должен быть простым тоном, который не совпадает ни с c, ни с e, ни с g. Для него тогда вообще нельзя найти места на линии тонов от низких до высоких. Мы получаем новые измерения мира тонов вместо того одного, который вообще достаточен для чисто феноменологического описания области тонов. Это вызывает чрезвычайную путаницу. Объяснение тембра из звуковой окраски становится иллюзорным и т. д. То же относится и к другим областям чувств, где встречаются смешения. Да вообще: каким образом можно делить и характеризовать основные классы ощущений с феноменалистических точек зрения? Если мы назовем простое явление, которое существует до всякого различения или возникает благодаря первому различению, качеством x, то дальнейший анализ, всякое, даже совершенно спонтанное, выступание отдельного явления (температуры, света по нашей терминологии) будет вызывать превращение этого x в новые простые качества; тогда было бы неправильно даже утверждать, что мы слышим тон, если мы не воспринимаем его совершенно самостоятельно без всяких других сопутствующих явлений (органических ощущений и т. п.), чего в действительности никогда не бывает и не может быть.

Быть может, нам предложат называть ощущения до анализа потенциальными запахами, цветами и т. д., тоны трехзвучия – до анализа потенциальными c, e, g, и мотивировать тогда принятую классификацию ощущений тем, что при ней помещают потенциальные ощущения в одном классе с актуальными. Теория могла бы еще согласиться с таким различением и соединением в один класс, если бы потенциальные запахи рассматривались, как запахи, потенциальное c, как c, т. е. если качество признавалось бы одним и тем же. Но тогда положение вещей будет именно таково, как утверждаем мы, и только способ выражения затруднен рискованной аристотелевской терминологией.

Во-вторых, мне кажется, что существование промежуточных ступеней между совсем незамеченным и совершенно отчетливо замеченным приводить к нашему толкованию. Если совершенно нерасчлененное трехзвучие есть особое субъективно простое качество, между тем как отчетливо расчлененное обладает тремя одновременными качествами, отличающимися от этого первого, то какое же качество имеет для моего ощущения то же самое объективное трехзвучие, когда мне кажется, что все три тона или же один или два из них я различаю неотчетливо? В чем тут разница, если не в функции подмечивания? Если бы существовали лишь две крайности, отчетливое схватывание всех одновременных тонов, которые вообще при самом напряженном внимании и упражнении различимы при данных объективных обстоятельствах и, с другой стороны, совершенно нерасчлененное схватывание чувственного впечатления, то можно было бы еще удовлетвориться теорией качественных превращений. Но промежуточные ступени подмечивания в столь простых явлениях едва ли могут толковаться, как изменения явлений.