Читать онлайн «Третий шимпанзе». Страница 76

Таким образом, если бы в прошлом Старый и Новый Свет оказались повернуты на девяносто градусов относительно своей оси, то распространение зерновых культур и домашних животных в Старом Свете шло бы медленнее, а в Новом — быстрее. Темпы развития цивилизации различались бы соответственно. Кто знает, возможно, только этого изменения было бы достаточно, чтобы Монтесума или Атауальпа смогли захватить Европу, несмотря на отсутствие у них лошадей?

Я показал, следовательно, что различия темпов развития цивилизации на разных континентах не были случайностью, достижением нескольких гениальных людей. Они не были порождены биологическими различиями наподобие тех, которые решают исход соперничества между популяциями животных, — такими, например, как умение отдельных популяций бегать быстрее других или переваривать пищу быстрее и эффективнее, чем другие. Точно так же не были они и следствием различий между народами по изобретательности; в любом случае, нет никаких свидетельств, подтверждающих такие различия. Нет, разные темпы культурного развития определены влиянием биогеографического фактора. Если бы двенадцать тысяч лет назад Европа и Австралия обменялись населением, тогда именно те, чьи корни в Австралии и кого затем перевезли бы в Европу, захватили бы впоследствии Америку и Австралию из Европы.

Географические условия диктуют основополагающие правила эволюции, как биологической, так и культурной, которым подчиняются все виды, в том числе человек. Роль географического фактора в современной политической истории еще более очевидна, чем ее роль для возможных темпов окультуривания растений и одомашнивания животных, о которой я уже говорил. С этой точки зрения может быть и смешно, что половина североамериканских школьников не знают, где находится Панама, но вовсе не смешно, когда невежество того же порядка демонстрируют политики. Среди многих печально известных примеров катастроф, произошедших по вине политиков, плохо знающих географию, достаточно привести только два: неестественные границы, нанесенные на карту Африки в XIX веке европейцами, представителями колониальных правительств, достались в наследство современным африканским государствам и подрывают стабильность в этих странах; и границы в Восточной Европе, установленные по Версальскому мирному договору в 1919 году политиками, мало знакомыми с регионом, и способствовавшие в результате началу Второй мировой войны.

В прошлом география была обязательным предметом в школах и колледжах США, но в последние десятилетия из многих учебных программ ее исключили. Возникло неверное представление о том, что практически вся география сводится к заучиванию названий мировых столиц. Но двадцати недель изучения географии в седьмом классе недостаточно для того, чтобы наши будущие политики поняли, какое влияние в действительности оказывает на людей местность проживания. Факсовые аппараты и спутниковая связь, охватывающие планету, не могут стереть различия, которые рождены географическим положением. В долгосрочной перспективе то, где мы живем, внесло огромный вклад в становление нас такими, какими мы сейчас являемся.

Более чем за 4000 лет до недавней экспансии европейцев на остальные континенты произошла ранняя экспансия, охватившая Европу и западную Азию, — экспансия, породившая большинство языков, на которых в этом регионе говорят в наши дни. Хотя эти ранние переселенцы не имели письменности, их язык и культуру в значительной степени можно реконструировать по общим корням слов, сохранившимся в современных индоевропейских языках. То, что эти народы заняли большую часть Евразии, как и последующее расселение их потомков на другие континенты, кажется случайным событием биогеографии.

«Yksi, kaksi, kolme, nelja, viisi».

Я смотрел, как маленькая девочка пересчитывает по одному пять камушков. Занятие выглядело знакомым, а слова звучали непривычно. Почти в любой другой стране Европы я услышал бы слова, похожие на наши английские «one, two, three» — «uno, due, tre» в Италии, «ein, zwei, drei» в Германии, «один, два, три» в России. Но я был на каникулах в Финляндии, а финский является одним из неиндоевропейских языков Европы.

В наши дни большинство европейских языков и многие языки Азии, даже языки Индии, очень схожи друг с другом (см. таблицу с лексическими примерами ниже). Как бы мы ни жаловались, заучивая в школе списки французских слов, эти языки, так называемые «индоевропейские», по грамматике напоминают английский, похожи друг на друга и отличаются от всех остальных языков мира. К этой языковой семье относятся лишь 140 из 5000 современных языков, но их важность непропорционально выше доли от общего числа. Благодаря глобальной экспансий европейцев в период после 1492 года, особенно переселению жителей Англии, Испании, Португалии, Франции и России, почти у половины современного пятимиллиардного населения земного шара родным является какой-либо из индоевропейских языков.

Может показаться совершенно естественным, само собой разумеющимся, что большинство европейских языков похожи друг на друга, до тех пор, пока мы не окажемся в тех регионах, где наблюдается огромное лингвистическое разнообразие, на чьем фоне гомогенность языков Европы покажется странной, и мы не сможем оставить это без объяснений. Так, например, в тех районах нагорья Новой Гвинеи, где я работаю, и где первые контакты со внешним миром состоялись лишь в XX веке, на небольших расстояниях сменяют друг друга языки, отличающиеся друг от друга так же значительно, как китайский от английского (глава 13). Евразия, надо предполагать, до первого контакта отличалась таким же разнообразием, которое постепенно утратила, и в конечном счете народ, говоривший на языке, который породил индоевропейскую языковую семью, сокрушил на своем пути почти все остальные европейские языки.

Среди всех процессов, в силу которых современный мир утратил былое языковое разнообразие, важнейшим была экспансия индоевропейского праязыка. За первым ее этапом, в ходе которого в давние времена индоевропейские языки распространились по всей Европе и большей части Азии, последовал второй этап, начавшийся в 1492 году и принесший эти языки на остальные континенты (глава 14). Когда и где началось это сокрушительное шествие, и что стало его движущей силой? Почему по Европе не распространились носители какого-либо иного языка, скажем, финского или ассирийского?

Вопрос о происхождении индоевропейских языков не только занимает важное место в лингвистике, но и рассматривается археологией и историей. Что касается тех европейцев, которые осуществили второй этап индоевропейской экспансии, начавшийся в 1492 году, нам известны не только лексический состав и грамматика их языков, но и то, из каких портов и в каких числах они отправились в путь, кто ими руководил и почему им удалось покорить новые территории (глава 14). А попытка разобраться в первом этапе подразумевает изучение народа, язык и общество которого скрыты покровом неизвестности, окутывающим бесписьменную эпоху, пусть этот народ и оказался покорителем мира и основателем обществ, доминирующих в сегодняшнем мире. Эти поиски напоминают длинный детектив, разгадка в котором обнаруживается спрятанной в тайнике стены буддистского монастыря, а также в тексте на италийском языке, необъяснимым образом сохранившемся на холсте, которым обвита некая египетская мумия.

Протоиндоевропейским называется реконструированный учеными праязык первых индоевропейцев. Форе — язык высокогорных районов Новой Гвинеи. Обратите внимание на то, что большинство слов очень сходны в индоевропейских языках и совершенно не похожи на слова с тем же значением в неиндоевропейских языках.

Тем, кто впервые об этом задумался, простительно отказаться от рассмотрения вопроса об индоевропейских языках по причине того, что он кажется неразрешимым. Если индоевропейский праязык возник до появления письменности, то разве не является по определению невозможным его научное рассмотрение? Даже если мы обнаружим скелеты или керамические изделия, оставшиеся от первых носителей индоевропейского языка, как мы сможем их распознать? Скелеты и керамика современных венгров, живущих в центре Европы, являются столь же типично европейскими, как гуляш — типично венгерским. Археолог будущего, ведущий раскопки венгерского города, никогда не догадался бы, что венгры говорили на неиндоевропейском языке, если бы не сохранились письменные свидетельства. Даже если мы и смогли бы каким-то образом указать место и время жизни первых носителей протоиндоевропейского языка, то как можно рассчитывать, что удастся выявить преимущество, которое привело их язык к триумфу?

Интересно отметить, что лингвистам удалось найти ответы на эти вопросы в самих языках. Я сначала объясню, почему мы настолько уверены в том, что современное распределение языков отражает факт, что в прошлом некий язык прошел, сокрушая на своем пути все остальные, а затем попробую показать, когда и где говорили на этом праязыке и каким образом ему удалось захватить столь значительное место в мире.