Читать онлайн «Духи в зеркале психологии». Страница 7

Участник годичного гермокамерного эксперимента А. Н. Божко: «Закрываю глаза и, кажется, чувствую запахи земли, леса, слышу пение птиц. До чего же хочется увидеть солнце, выкупаться в реке, побродить по лесу, по лугам».

Как показали экспериментальные исследования, в ответ на недостаточность внешних впечатлении я эмоциональных переживаний активизируются процессы воображения, которые определенным образом воздействуют на образную память. Один из наших испытуемых в своем отчете после длительного сурдокамерного исследования рассказывал: «В первую ночь я отметил некоторые, я бы сказал, романтические образы. В частности, с койки в верхнем зеркале отчетливо представилось смотровое окно — такой черный овал. В нем два отверстия, в которых освещены два глаза (снизу серпики света). И на вас смотрит маска с глазами. Глаза чуть светятся. Фантомас или, вернее, не Фантомас, а что-то близкое к русскому народному фольклору».

Активация воображения проявлялась и в том, что испытуемые «видели» в салфетках, комках ваты причудливые образы. Используя куски проволоки из вышедших из строя электрофизиологических датчиков, они начинали мастерить различные игрушки. Заметив это, мы стали «подбрасывать» в сурдокамеру до начала эксперимента чурбачки, замысловатые корни деревьев. Вот отрывок из отчета одного из испытуемых: «В первые дни этот корень не вызвал у меня никаких эмоций. Когда я его стал рассматривать на третий день эксперимента, он мне показался весьма забавным. Воображению рисовались какие-то животные, которые карабкаются на дерево. Спустя некоторое время я отчетливо увидел двух обезьян, которых преследует хищный дракон и большая кошка. Может быть, пантера или рысь. Я настолько хорошо видел этих животных, что высвободить их с помощью ножа не представляло для меня больших затруднений».

При чтении художественной литературы у некоторых людей воображение в условиях сенсорной недостаточности непроизвольно воссоздавало такие яркие образы, что норой у них было впечатление, что «как будто прокручивается фильм». Как «оживают» образы в процессе чтения книг, мы можем составить представление из рассказа М. А. Булгакова: «И все-таки книжку романа («Белая гвардия». — В. Л.) мне пришлось извлечь из ящика. Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присмотревшись, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И более того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: «горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе… С течением времени камера в книжке зазвучала. Я отчетливо слышал звуки рояля… И вижу я острые шапки, и слышу душу раздирающий свист. Вот бежит, задыхаясь, человек. Сквозь табачный дым я слежу за ним, я напрягаю зрение и вижу: сверкнул сзади человека выстрел, он, охнув, падает навзничь, как будто острым ножом его ударили в сердце. Он неподвижно лежит, и от головы растекается черпая лужица…»

Эти феномены относятся к эйдетизму («эйдос» от греческого «образ»), то есть разновидности образной памяти. При эйдетизме образы в процессе работы воображения достигают большой степени яркости и проецируются вовне. В экспериментах по изоляции, проводившихся исследователями в США, Канаде в 50-х годах, один из испытуемых «увидел» процессию белок, марширующих по снежному полю с мешками через плечо. Второй — обнаженную женщину, плавающую в пруду.

Иногда степень влияния эйдетических представлений на психическое состояние настолько велика, что испытуемые вынуждены бороться с ними. Так, во время прохождения сурдокамерного исследования одному из испытуемых было предложено в часы, отведенные для занятий физическими упражнениями, оставаясь с наложенными электродами для записи физиологических функций в кресле и, не двигаясь, мысленно не только «проигрывать» привычные для него комплексы упражнений (гимнастика, плавание, бег и др.), но и воображать соответствующие движения, всю ситуацию занятий.

По мере увеличения времени пребывания в сурдокамере при регистрации физиологических функций во время мысленного проигрывания физических упражнений выяснилось, что пульс и дыхание по своему характеру все больше приближались к реакциям, соответствующим реальным физическим нагрузкам, о которых думал испытуемый. В отчетах он сообщал, что при взвешивании до и после «физических упражнений» он теряет в весе за 30 минут от 100 до 130 г. На седьмые сутки эксперимента испытуемый отказался от проведения указанных сеансов. По выходе из сурдокамеры свой отказ он объяснил тем, что яркость представлений окружающей обстановки «физических занятий» стала достигать такой степени, что у него появились опасения за свое психическое здоровье и возможность довести эксперимент до конца.

Эйдетические представления возникают и в условиях географической изоляции. Так, например, во время плавания в одиночестве на плоту через Атлантический океан английский моряк В. Виллис рассказывает, что временами «как бы из пустоты» появлялись яркие образы матери и жены. «Говорили они, — пишет он, — совершенно отчетливо и спокойно, всегда по очереди. Я ясно различал выражение лица и позу говорящей».

С подобными необычными психическими состояниями сталкиваются и космонавты во время длительных полетов. В дневнике космонавта В. Н. Волкова мы находим следующую запись: «Слежу за приборами, иногда бросаю взгляд через иллюминаторы на летящую в темноте Землю. В шлемофонах характерное потрескивание эфира… Внизу летела земная ночь. И вдруг из этой ночи донесся лай собаки. Обыкновенной собаки, может, даже простой дворняжки. Показалось? Напряг весь свой слух… точно: лаяла собака… И потом… стал отчетливо слышен плач ребенка. И какие-то голоса. И снова — земной плач ребенка».

Радисты наземных станций по управлению полетом, прослушивая эфир на этих же волнах, никакого лая собаки и плача ребенка не слышали.

Появление эйдетических представлений в условиях сенсорного (чувственного) «голода» связано со сложной перестройкой динамики взаимоотношений первой и второй сигнальной систем, т. е. левого и правого полушарий. В данном случае они в какой-то мере компенсировали чувственные ощущения и поэтому расцениваются психологами как защитные реакции организма. Этот вывод подтверждается самонаблюдениями людей, находящихся в экстремальных условиях. Так, полярник В. Л. Лебедев пишет: «Одно из открытий, которое человек может сделать в Антарктике, — это открытие ценности воспоминаний. Воспоминания в жизни, надолго лишенной событий и впечатлений, обладают силой воздействия. Память, как горб верблюда, оказывается хранилищем пищи, в данном случае необходимой для поддержания высокого духа, яркие и приятные воспоминания тонизируют».

Яркие эйдетические образы часто возникают у композиторов, художников, писателей.

Французский композитор Ш. Гуно о своем творческом процессе рассказывал: «Я слышу пение моих героев с такой же ясностью, как и вижу окружающие меня предметы, и эта ясность повергает меня в род блаженства… Я провожу целые часы, слушая Ромео, или Джульетту, или фра Лоренцо, или другое действующее лицо, и верю, что я их целый час слушал».

Английскому художнику Д. Рейнольдсу для создания портрета нужен был только один сеанс работы с оригиналом. В дальнейшем он работал по памяти. «Когда передо мной являлся оригинал, — объяснил он, — я рассматривал его внимательно в продолжении получаса, набрасывая время от времени его черты на полотно; более продолжительного сеанса мне не требовалось. Я убирал полотно и переходил к другому лицу. Когда я хотел продолжать первый портрет, я мысленно сажал этого человека на стул и видел его так ясно, как если бы он был передо мной в действительности; могу даже сказать, что форма и окраска были более резкими и живыми. Некоторое время я вглядывался в воображаемую фигуру и принимался ее рисовать; я прерывал свою работу, чтобы рассмотреть позу, совершенно так же, как если бы оригинал сидел передо мной, и всякий раз, как я бросал взгляд на стул, я видел человека». Если кто-нибудь из посетителей студии случайно оказывался между пустым креслом и художником, то он обращался с просьбой отойти в сторону, чтобы не заслонять «натурщика».

Писатель И. А. Гончаров: «Лица не дают покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров, и мне часто казалось, прости господи, что это я не выдумываю, что все это носится в воздухе около меня, и мне только надо смотреть и вдумываться».

Хотелось бы особо отметить, что многие художники и писатели для активации творческого воображения и вызывания эйдетических образов прибегали к самоизоляции.

П. И. Чайковский во время творческой работы нуждался в полном уединении и тишине. «В течение нескольких часов, — писал он, — я не должен видеть ни души и знать, что и меня никто не видит и не слышит».