Читать онлайн «Шекспир или Шакспер». Страница 4

При этом не следует, конечно, . игнорировать белые пятна в шекспировской биографии и утверждать, что они не порождают вопросов и сомнений. Но ответы на многие из них могут быть чрезвычайно простыми, лежащими на поверхности, и не требуют создания некоего "другого" Шекспира, который скрывался под маской Шакспера. Прислушаемся к совету средневекового английского философа Уильяма Оккама: "Не следует без нужды плодить новые сущности".

Граф Рэтленд в роли Шекспира

Главы, посвященные чете Рэтлендов,- несомненная удача И. Гилилова. Они тактично воспроизводят трагическую историю этой удивительной супружеской пары, которая, будучи лишена счастья в браке из-за болезни мужа, предавалась совместному поэтическому творчеству. Они были сердцем литературного кружка, в который входили знаменитая Мэри Сидни, Бен Джонсон и другие поэты, и, как убедительно доказывает автор, с удовольствием занимались мистификациями, к которым он относит и изобретение "драматурга Шекспира". Правда, И. Гилилов не замечает, что во всех прочих случаях их литературных забав никто не брал на себя труд тщательно их вуалировать, напротив, шутовской характер этих веселых розыгрышей всячески подчеркивался и выставлялся напоказ, как, например, в случае с другим вымышленным "гением" - Томасом Кориэтом. Весьма вероятно, что после смерти Рэтленда его жена добровольно последовала за ним, покончив с собой, и их творческий союз прекратился, но значит ли это, что одновременно с ними погиб и Шекспир, плод фантазии одного из них или обоих? Строго говоря, все аргументы автора в пользу этой версии являются косвенными и уязвимыми.

Рэтленд бывал в Падуе и мог писать о падуанском университете (но мог и Шакспер). Граф встретил там датчан Розенкранца и Гильденстерна, но это не значит, что он не рассказывал о них обычные студенческие байки в кругу друзей, которые могли запомниться и вхожему в его дом Шаксперу вместе с необычными именами скандинавов. К сожалению, множество мелких неточностей обнаруживается в характеристике автором взаимоотношений между графами Рэтлендом, Саутгемптоном, Эссексом, с одной стороны, Ф. Бэконом, У. Берли и королевой, с другой, который заставляют его видеть антиелизаветинские настроения Шекспира там, где их нет. По той же причине ему приходится игнорировать восторженные строки Шекспира о королеве Елизавете, написанные после ее смерти, поскольку они никак не могли прозвучать из уст Рэтленда, пострадавшего от нее. Совершенно фантастична и ненаучна идентификация И. Гилиловым Рэтленда на картинах Пика и Оливера, как и рассуждения о "падуанских уличных галереях", которые мнятся ему в пейзаже типичного тюдоровского парка, но все это - досадные мелочи в сравнении с другими неувязками.

Отказывая "крохобору" Шаксперу в праве быть гением, И. Гилилов с легкостью отдает это право "целомудренному Рэтленду", который, однако, страдает венерической болезнью, отравившей его брак и сделавшей несчастной его жену. Но если он пишет под именем Шекспира, чтобы развлечь графиню, то как быть со "смуглой леди сонетов", чрезвычайно живой образ которой едва ли мог порадовать его интеллектуалку-соавтора. С другой стороны, в "белокуром друге" из сонетов легко угадывается граф Саутгемптон (действительно близкий приятель Рэтленда, но и покровитель реального Шакспера), однако в свете высоких моральных качеств, приписываемых Рэтленду, и его безмерной платонической любви к жене несколько странными в его устах выглядят лирические строки, обращенные к мужчине. Одним словом, Рэтленд не слишком убедительно выглядит в роли автора по имени Шекспир.

В концепции И. Гилилова обнаруживается и немало противоречий психологического свойства. Автор постоянно подчеркивает, что множество людей знали о том, кто был истинным Шекспиром: кембриджские однокашники Рэтленда, М. Сидни, Бен Джонсон, издатели и печатники и даже сам ЯковI Стюарт, но все они десятилетиями хранили эту страшную тайну из уважения к чете Рэтлендов. И. Гилилов неоднократно использует этот термин, намекая, что кто-то "сверху" периодически припугивал издателей, дабы они не проговорились. Неясно, однако, почему все они так серьезно относились к литературной игре, что страшного могло быть в невинной мистификации? Почему следовало хранить молчание о ней даже спустя много лет после кончины Рэтленда, в то время как слухи о действительной тайне этой семьи - недуге и бессилии мужа - тем не менее просочились и циркулировали при дворе, как и намеки на то, что в глазах современников действительно могло выглядеть страшным грехом - на самоубийство графини Рэтленд. При этом трудно поверить в странную тактичность десятков осведомленных людей, которые не поделились с потомками сведениями о том, кто всего-навсего подписывал гениальные стихи вымышленным именем.

Вера в тайны и загадки истории - одна из удивительных склонностей нашего ума, здоровая интеллектуальная потребность видеть явления более сложными, чем они кажутся на первый взгляд, обнаруживать необычное за, казалось бы, плоским и обыденным. Это наш бунт против банальности. К счастью, я убеждена, что приведенные выше соображения ничуть не поколеблют тех, кто страстно желает верить в загадку Шекспира, да и не стремилась к этому. Пока тайна дразнит разум, мы будем продолжать искать ответы на поставленные нами или придуманные вопросы, а попутно открывать для себя и глубже постигать эпоху Шекспира, кем бы он ни был.

Из статьи

"Шекспир писал в соавторстве с Бэконом?"

("Книжное обозрение" ):

"...нет ни одного письма или заметки современника с упоминанием вроде: "Я видел Шекспира, нашего актера, драматурга".

Незадолго до смерти актера Шекспира навестили друзья - поэт Дрейтон и Бен Джонсон.

Привожу известную цитату из записных книжек Вена Джонсона, которые были опубликованы после его смерти:

"Помню, актеры часто упоминали как о чем-то делающем честь Шекспиру, что в своих писаниях (...) он никогда не вымарал ни строчки. На что я отвечал, что лучше бы он вымарал тысячу строк; они сочли мои слова недоброжелательными. (...) В оправдание скажу, что я любил этого человека и чту его память (...) не меньше, чем кто-либо иной. Он действительно был по природе честным, откровенным и независимым; он обладал превосходным воображением, прекрасными понятиями и благородством выражений..."

Какая еще "заметка современника" нужна?

Ч. Гамильтон объясняет все это следующим образом: существовал круг людей, тесно связанных друг с другом,- граф Сауттемптон, граф Эссекс, Бэкон, Шекспир, Бен Джонсон. Граф Саутгемптон и граф Эссекс были близкими друзьями, граф Саутгемптон покровительствовал Шекспиру, Бэкон был правой рукой графа Эссекса и писал за него речи, Бен Джонсон переводил произведения Бэкона на латынь. Шекспир мог прямо обратиться к своему покровителю, как это было в обычае того времени, за помощью. Так что нет ничего удивительного, что в 1592 году, когда театры оказались закрыты по случаю чумы, безработному Шекспиру нашли работу - секретарем у Бэкона. Бэкон доверял ему редактировать свои эссе ("Опыты") и писать (вероятно, по кратким наброскам) речи для графа Эссекса. Ч. Гамильтон заключает эту главу так: "Вопрос, который перед нами теперь стоит,- это не "Писал ли Бэкон пьесы Шекспира?", а "Писал ли Шекспир эссе Бэкона?"

Примерно четырехлетнее (1592-1596) сотрудничество с Бэконом, самым тонким знатоком законов своего времени, может объяснить "основательность познаний Шекспира в юриспруденции". Любопытно, что посвящение к первому изданию "Опытов" в 1597 году заканчивается словами "Писано в моей адвокатской конторе".