Читать онлайн «Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.)». Страница 31

В связи с этим в конце 1930-х гг. власти пошли на существенное повышение уровня налогово-податного обложения деревни. Увеличился перечень сельхозпродуктов, подлежащих обязательным поставкам государству[177]. Произошел переход от расчета объемов поставок по площади посева или поголовью скота к их исчислению с каждого гектара закрепленных за колхозами сельскохозяйственных угодий. Для повышения размеров натуроплаты был пересмотрен порядок определения урожайности колхозной нивы, которая теперь стала устанавливаться непосредственно на поле перед началом уборки (т. н. биологический метод)[178]. Изменения в порядке заготовок привело к увеличению их размеров. В 1940/41 г. в Омской области валовой сбор зерновых снизился на 5 %, а объем колхозных заготовок вырос на 27 %[179].

Одновременно усилилось давление на личный сектор сельской экономики. Произошло существенное увеличение и ужесточение податного гнета по отношению к владельцам личных приусадебных хозяйств. К уплате натуральных податей стали привлекаться ранее освобожденные от них личные подсобные хозяйства проживающих на селе рабочих и служащих. На них, а также на колхозников распространялись принципы обложения, ранее применяемые только по отношению к единоличникам. Результатом налоговой реформы стало значительное увеличение средней суммы сельхозналога, взимаемой с колхозного двора. В Новосибирской области в 1939 г. по сравнению с предыдущим она увеличилась почти в три раза. Кроме того, были увеличены нормативные размеры поставок мяса и молока[180].

В конце 1938 г. началась кампания по ограничению размеров ЛПХ. Превышающие нормативные размеры «излишки» земли и скота подлежали конфискации. Колхозники принуждались «добровольно» продавать свой скот на колхозные фермы. Для проживающих в сельской местности рабочих и служащих были установлены пониженные по сравнению с членами колхозов нормы приусадебного землепользования[181].

Налогово-податное давление на ЛПХ помимо пополнения казны было призвано привести к сокращению его размеров и вынудить крестьян с большей отдачей работать на колхозных полях и фермах. С той же целью устанавливался обязательный минимум трудодней для колхозников. Не выработавшие минимума подлежали исключению из колхоза с конфискацией приусадебного участка[182].

Проводимая сталинским режимом в конце 1930-х гг. политика по отношению к деревне обеспечила необходимыми ресурсами предвоенный виток индустриализации, но одновременно замедлила темпы развития сельского хозяйства. За 1938–1940 гг. посевные площади в колхозах Сибири увеличились на 5 %. Поголовье КРС во всех категориях хозяйств – на 1,1 %, коров – на 8,2, свиней – на 3,6 %[183]. Наиболее низкими темпами развивалось аграрное производство в Западной Сибири, ставки налогово-податного обложения в которой были выше, чем на востоке региона. Возросший налоговый пресс привел к сокращению размеров личных хозяйств сельских жителей. 1 января 1941 г. численность крупного рогатого скота в ЛПХ колхозников составляла 76 %, коров – 96, овец и коз – 98, свиней – 45 % от уровня 1 января 1938 г.[184]. Поскольку на личных подворьях сельских жителей скота содержалось больше, чем на колхозных фермах, уменьшение поголовья в личном секторе привело к сокращению общей численности скота.

Крайне негативное влияние на динамику сельскохозяйственного производства в Западной Сибири оказал катастрофический неурожай 1940 г. Несмотря на это план хлебозаготовок снижен не был. Так, в Новосибирской области план госпоставок на 1940/41 г. превышал прошлогодний более чем на треть. В связи с увеличением объема машинно-тракторных работ план сбора натуроплаты вырос на 7 %. К этому добавлялись недоимки прошлых лет, увеличивавшие годовое заготовительное задание колхозам области на 18 %. В целом план централизованных заготовок на 1940 г. по колхозно-крестьянскому сектору был больше прошлогоднего (с учетом гарнцевого сбора) на 19 %. При этом посевы зерновых в колхозах области в 1940 г. выросли всего лишь на 3,7 %[185]. Из-за ставшего следствием засухи низкого урожая новосибирским колхозам в первом пореформенном году надлежало сдать государству до трех четвертей реально собранного зерна[186]. А в наиболее недородных районах Барабинской и Кулундинской степи план по обязательным поставкам, натуроплате, ссудам и недоплатам прошлых лет превышал официально определенный валовой сбор почти на 9 %, а если учитывать обязательную засыпку семян с семенных участков и натуральное авансирование колхозников – на 29 %[187].

С тем, чтобы обеспечить его выполнение власти прибегли к расширению масштабов репрессий. Многие колхозы в итоге не смогли сформировать продовольственные, фуражные и семенные фонды. Неурожай трав привел к увеличению падежа скота от бескормицы. Зимой 1940/41 г. в деревнях недородной зоны Алтайского края, Новосибирской и Омской областей начался сильный голод. Сельские жители ели суррогаты, мясо павших животных, опухали и умирали от недоедания. Распространенными явлениями стали коллективные невыходы колхозников на работу, их бегство из деревни. В результате западносибирская деревня вошла в Великую Отечественную войну крайне ослабленной.

Таким образом, коллективизация в краткосрочной перспективе не только не способствовала подъему сельского хозяйства, но, напротив, привела к падению производительных сил, особенно глубокому в животноводстве. В среднесрочной перспективе к концу 1930-х гг. удалось добиться наращивания по сравнению с концом 1920-х гг. посевных площадей. Однако восстановить поголовье скота так и не удалось. Кроме того, форсированная коллективизация привела к ухудшению качественных показателей производства (урожайности, продуктивности). В то же время обеспечиваемый жестким внеэкономическим принуждением уровень отчуждения сельхозпродуктов («принудительная товарность») существенно вырос.

Базовым инструментом сверхнормативного изъятия сельхозпродукции стали колхозы, манипулировать которыми было на порядок легче, нежели дисперсной массой крестьянских хозяйств. Колхозы находились под жестким административным, финансовым и технологическим диктатом государства, а с другой – функционировали на принципах самоокупаемости, осуществляемой в условиях абсолютно неэквивалентного и принудительного обмена. Члены колхозов фактически прикреплялись к ним, а их труд на «общественных» полях и фермах приобрел характер отработочной повинности. Колхозы обладали лишь простым конно-ручным инвентарем.

Неотъемлемой составляющей колхозной системы были личные приусадебные хозяйства. Несмотря на мизерные размеры, они являлись для владельцев основным источником существования. Значительная часть ресурсов ЛПХ расходовалась на покрытие натурально-денежных обязательств крестьян перед режимом. Владение приусадебным участком было обусловлено членством в колхозе. У крестьянина, вышедшего или исключенного из колхоза, его должны были отобрать.

Утвердившийся в масштабах всей страны аграрный строй отличался внеэкономическим принуждением, применяемым в качестве основного способа изъятия земельной ренты, и рефеодализацией системы налогообложения деревни, которая заключалась в возврате к сословности обложения, натуральным и отработочным его формам. Колхозная система выполнила поставленные перед ней задачи тотальной мобилизации ресурсов для решения стоявших перед советским государством геостратегических задач, но в то же время в силу неэффективности принудительного труда отличалась низким уровнем развития производительных сил.

В конце 1930-х – первой половине 1940-х годов одним из важнейших направлений политики советского государства являлось форсированное развертывание и развитие военно-промышленного потенциала страны, отвечавшее интересам ее обороны от фашистской агрессии. Недолгая подготовка к войне и последовавшая за ней четырехлетняя напряженная борьба с Германией и ее союзниками потребовали проведения крупномасштабных мобилизационных мероприятий, нацеленных на перераспределение дефицитных ресурсов в пользу предприятий оборонного комплекса и смежных с ним гражданских отраслей. Данное явление было обусловлено как глобальным цивилизационным вызовом, брошенным фашизмом всему человечеству, так и ответом на него со стороны СССР. Этот ответ имел специфику, вытекавшую из особенностей советской политической и экономической системы, основным двигателем которой являлись различные механизмы мобилизации – материально-экономические, социальные, информационно-пропагандистские, административные, репрессивные. С началом мирового вооруженного конфликта их комбинация начала изменяться в сторону повышения роли административно-репрессивных рычагов. Данная тенденция нашла отражение в первую очередь в сфере трудовых отношений, где основной задачей государства стало обеспечение рабочей силой оборонных заводов, созданных в восточных районах страны. Одной из крупнейших баз военной промышленности являлась Сибирь, где активно осуществлялись мобилизационные меры по комплектованию, подготовке и закреплению ее кадрового потенциала.