Читать онлайн «В лабиринте пророчеств. Социальное прогнозирование и идеологическая борьба». Страница 15

В этом состояло существенное различие в социальных позициях, с одной стороны, Белла и его единомышленников, а с другой — таких социологов, как, скажем, З. Бжезинский или Г. Кан, которые просто выражают интересы государственно-монополистического истэблишмента. У них поэтому не возникала дилемма, вставшая за последние годы с такой остротой перед Беллом и его единомышленниками: чью сторону принять в углубляющемся конфликте между широкими слоями интеллигенции и государственно-монополистическим истэблишментом. Неумолимая логика событий сама толкала Белла, как и многих других либеральных ученых, на путь солидарности с оппозиционно настроенной интеллигенцией. И дело было не просто в элементарной интеллектуальной честности, в научной добросовестности и даже не в понятном желании спасти свой личный престиж. Тот выбор, который сделал Белл, был продиктован многим представителям «Большой науки» гораздо более вескими соображениями. Для них солидаризироваться с истэблишментом означало отказаться от влияния на стремительно левеющие массы интеллигенции и студенчества. Отвергнутая же последними «Большая наука», собственно говоря, никого не представляла бы и в глазах традиционной властвующей элиты Соединенных Штатов, которую она пытается потеснить у власти. Вот почему статья Белла весьма симптоматична. Она косвенное свидетельство того, что социальная брешь в американском обществе затрагивает и его приви-легированную элиту. Вместе с тем это также свидетельство несовместимости коренных интересов науки и государственно-монополистического капитала.

«Послеиндустриальное общество» было призвано стать чем-то вроде «обетованной земли» для численно возрастающих слоев творческой интеллигенции, высококвалифицированных технических специалистов и университетской профессуры. Суровая действительность капиталистического общества отвергает эту несостоятельную мечту, подрывает необоснованные надежды интеллигенции мирно ужиться с государственно-монополистическим капитализмом, ибо последний — чем дальше, тем больше — попирает ее социальные идеалы и ввергает американское общество в социальные конфликты и катаклизмы, демонстрируя беспочвенность социальных претензий «Большой науки». Среди численно растущей интеллигенции происходит еще более быстрое классовое размежевание, в ходе которого коренные, долговременные интересы подавляющего большинства все больше совпадают с интересами рабочего класса и остальных трудящихся. Социальный идеал «Большой науки», воплощенный в «послеиндустриальном обществе», выглядит все более несостоятельным как с точки зрения своей осуществимости, так и с точки зрения привлекательности для широких масс населения.

Интересы подлинной науки, то есть не «Большой науки», а Науки с большой буквы, исторически совпадают с освободительной миссией рабочего класса. Именно об этом говорил в свое время Ленин, призывая к союзу пролетариата и науки, который в условиях социализма и коммунизма приведет к такому положению, когда «…все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации».[54]

Концепция «послеиндустриального общества» Дэниела Белла, в сущности, абсолютизирует научно-технический прогресс, противопоставляет его освободительному движению трудящихся. Социальную революцию нашей эпохи, которая ведет к утверждению коммунистической формации во всемирном масштабе, он пытается свести просто к социальным последствиям технологической революции. Возрастающий социальный антагонизм капиталистической системы он старается в основном исчерпать предстоящими изменениями в профессиональной структуре общества. Наконец, политическую борьбу за власть в обществе перенести преимущественно в сферу культуры.

Историческая ограниченность подобного социального предвидения становится очевидной, если мы прибегнем к следующей аналогии: как выглядело бы в конце XVIII века, когда началась промышленная революция, предсказание какого-либо социолога о том, что общество XIX века будет «послеаграрным», без добавления, что оно вместе с тем будет и «послефеодальным», то есть капиталистическим? А ведь именно так сейчас, в середине XX века, в условиях научно-технической революции, обстоит дело с прогнозами Белла на будущее. Его так называемое «послеиндустриальное общество» либо будет вместе с тем в конечном счете, «послекапиталистическим», то есть коммунистической формацией, либо будет до поры до времени раздираться глубокими антагонистическими противоречиями.

Убеждение в исторически преходящем характере капиталистической системы, в ее социально-экономической несостоятельности перед лицом научно-технической революции не только все шире распространяется в общественном мнении Соединенных Штатов, но и проникает также в сознание отдельных представителей «интеллектуальной элиты» господствующего класса.

Еще каких-нибудь несколько лет назад такие взгляды рассматривались в Соединенных Штатах как «еретические» и «антиамериканские». Ныне же они разделяются многими представителями официальной науки в академических и научных кругах, прорываются на страницы даже «респектабельных» изданий вроде журнала «Паблик интерест», выражающего мнения «Большой науки» в США. В специальном номере, посвященном перспективам капитализма в современном мире, издатель журнала Ирвинг Кристол констатирует, что социальные идеалы, на которых покоится капитализм, потеряли свою привлекательность в глазах общественного мнения. Этот строй отвергают в качестве социального идеала не только потому, что он не реализовал связанных с ним надежд. Отныне утратил свою привлекательность не только реальный, но и идеализированный капитализм. «Большой бизнес», по мнению Кристола, в идеологическом отношении оказывается беззащитным против обвинений со стороны общественности в пренебрежении к социальным проблемам современности. И когда в ответ на эти обвинения руководители корпораций отвечают: «О, мы можем выполнить и эту задачу, дайте нам только время», то, как скептически заключает Кристол, «нет веских оснований полагать, что они могут выполнить эту некапиталистическую задачу; равно как нет никаких оснований верить тому, что у них есть какие-либо надлежащие полномочия даже для того, чтобы попробовать это сделать».[55] Все это свидетельствует о растущей идеологической изоляции «Большого бизнеса» даже в цитадели современного государственно-монополистического капитализма.

«Отречение от капитализма» без одновременного, логически и исторически напрашивающегося признания, что его непосредственным преемником является коммунистическая формация, — это объективно одна из крайних форм идеологической самозащиты буржуазного реформизма в нашу эпоху, которая, как следует ожидать, станет со временем преобладающей. Буржуазные реформисты идут в данном случае по стопам социал-демократов, аналогичные доводы которых в свое время убедительно опровергал В. И. Ленин. «…Самой распространенной ошибкой, — писал в этой связи Ленин, — является буржуазно-реформистское утверждение, будто монополистический или государственно-монополистический капитализм уже не есть капитализм, уже может быть назван „государственным социализмом“ и тому подобное».[56] То обстоятельство, что буржуазные реформисты предпочитают такие обозначения, как «послеиндустриальное общество» или «сверхиндустриальная цивилизация», разумеется, не меняет существа дела.

Между капитализмом на его последней государственно-монополистической стадии развития, с одной стороны, и социализмом, как первой фазой коммунистической формации, — с другой, отмечал Ленин, нет места ни для какой «промежуточной» социальной системы. «Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии, — подчеркивал он. — Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»,[57] Вопреки рассуждениям реформистов, от государственно-монополистического капитализма нельзя идти вперед, не идя к социализму, продолжал Ленин, ибо «…государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет».[58]

В то время как буржуазные реформисты, всматриваясь в будущее, стараются разглядеть контуры какого-то иного «послекапиталистического общества», в действительности именно «…социализм теперь смотрит на нас через все окна современного капитализма, социализм вырисовывается непосредственно, практически, из каждой крупной меры, составляющей шаг вперед на базе этого новейшего капитализма».[59] Конечно, как предостерегал Ленин, это отнюдь не означает, что современный капитализм представляет собой наполовину или хотя бы на одну десятую социализм. Историческая близость такого государственно-монополистического капитализма к социализму — это довод в пользу насущности социалистической революции, а не в пользу терпимости по отношению к буржуазии, отмечал Ленин в своей работе «Государство и революция». Эти ленинские указания полностью сохраняют свою силу и по отношению к современным буржуазно-реформистским футурологическим концепциям.