Читать онлайн «Новые идеи в философии. Сборник номер 16». Страница 15

Психология мышления может быть полезной для педагогики еще в одном направлении. Мы говорили выше о детерминирующих тенденциях. Они создают, как уже со стороны самих педагогов было замечено, одно важное обстоятельство (Мессмер). Всякое усилие воли и выполнение долга по преимуществу связаны с постоянством и прочностью этой тенденции. Выражаясь психологически, всякая разрешаемая нами задача есть наша обязанность. Детерминирующая тенденция, воздействующая на течение внутренних и внешних процессов, и определяет, насколько они для нас обязательны. Так как при этом приходится побеждать задержки и противодействия случайного характера и даже всякого рода естественных антагонистов, то детерминирующая тенденция встречает постоянную помощь со стороны психофизической природы человека. Исследователь Ах не только сумел в наше время установить индивидуальные отличия в величине этой энергии, но также наблюдал успехи упражнения этой энергии, когда испытуемым удавалось побеждать даже противодействия психофизического характера. Кто сумеет создать у воспитанника мощную детерминирующую тенденцию, тот сделает его способным к противодействию искушениям и соблазнам, настойчивым в достижении своих целей в мышлении, поведении и управлении самим собой. Верность в исполнении обещаний, высокое достоинство в выполнении призвания, твердость характера в хаотичности и соблазнах жизни опираются на сильную и длительную этическую детерминацию. Уже Гербарт указал цель воспитания в образовании характера. Современная психология позволяет точнее узнать процессы, которые ведут к тому и вместе с тем знает пути, ведущие к достижению этой цели.

Наконец, психология мышления, по-видимому, открывает дорогу к изменению нашего миросозерцания. Признание интеллекта, подчеркивание нашей душевной самостоятельности всегда оплодотворяли продуктивность мышления. Высший пункт греческой философии дала нам не сократовская школа киренцев, в которой мерилом истины и добродетели была чувственность, также не стоическое и эпикурейское учение о чувственном созерцании как основе всякого знания, но Платон с его учением об идеях, и цветущее время распространившейся необычайно быстро культуры древней Греции создалось благодаря признанному превосходству мышления над ощущением. Далее следует вспомнить интеллектуализм в кульминационный пункт развития средневековой схоластики и господство чистого разума в рационализме новой философии. И, если нас не обманывают многие признаки, мы в наше время снова находимся на пути к идеям. Нам не следует бояться, что этим самым мы покинем скоро почву действительности и вознесемся в воздушную область чистых, мыслимых вещей. Мы сделались сильными благодаря эмпирическому направлению и обострили глаз к реальному. Факты остаются в силе независимо от теории, до и после нее, и должны одинаково занимать как теоретического исследователя, так и практического деятеля. Но далекие цели, которые нас уже привели к мировой политике, нельзя было, конечно, увидать глазами и тронуть руками, и вселенная, неизмеримая в великом и малом, которую мы так основательно изучили, что сделались примером для всех наций, и она в конце концов может быть воспринята и определена лишь мысленно.

Так из психологических лабораторий направляется взор на целое нашего знания и познавания. Каждое новое достижение при проникновении в область творчества духа создает для философии новое приобретение. Оно проясняет нашу душу, из которой проистекает все то, что мы можем и знаем, оно дает нам новый масштаб для оценки человека и его назначения, его положения в мире, оно освещает по новому силы, которые способствуют познанию, творчеству и деятельности. В способности мышления древняя мудрость нашла отличительный признак человеческой природы. В мышлении отец церкви Августин и после него Декарт видели единственно прочное основание для бытия личности, пребывающей в сомнениях. Мы же не только скажем: мыслю, значит – существую, но также: мир существует, как мы его устанавливаем и определяем.

Этими немногими замечаниями не исчерпано значение экспериментальной психологии мышления, мы лишь иллюстрировали ее и обозначили вехи нового знания. Можно было бы также указать на многое другое, как, например, отношение психологии мышления к психопатологии и языкознанию и, кроме того, заслуживают быть отмеченными многие отдельные вопросы, как эксперименты над абстракцией и процессами суждения и заключения и взаимоотношение двух одновременно заданных задач – главной и второстепенной. Помимо сказанного, нужно иметь в виду, что мы в большинстве случаев не вышли еще за пределы начала исследований. Нас повсюду ожидают многочисленные неразрешенные, темные и трудные вопросы. Но уже наш обзор должен был показать, что есть смысл пробираться вперед по проложенному пути и что экспериментальная психология, благодаря исследованию мышления, обогатила не одну свою собственную область громадным и плодородным куском нового материка, но также вступила в область взаимных отношений с пограничными странами.

Возможно, что психология мышления могла бы обойтись без вспомогательных экспериментальных средств, без отдельных систематических наблюдений. Вероятно, также кое-что из того, что добыто или еще разрабатывается экспериментальным путем, конструировано и установлено помимо ее и иначе. Идеи Лотце о релятивном знании, теория Брентано о психических функциях, учение Вундта об апперцепции и апперцептивных связях, теория Эрдманна о суждении, имеющие большой успех идеи Stout и Dewey и некоторые другие данные современных и старых психологов – все это имеет свою ценность. Но преимущества экспериментальных исследований с их естественными приемами, привлечение многих испытуемых, образцовая постановка условий для исследования, специализация задач, контролирующее наблюдение, величайшее изобилие отдельных выводов и закономерных явлений – все это настолько резко бросается в глаза, что позволяет нам определенно выдвинуть работы экспериментального направления. Мы будем радоваться единству мыслей, где бы мы его ни встречали, мы будем проверять противоречия, на которые мы наталкиваемся, и в неизбежных кропотливых исследованиях, которые мы производим, будем утешаться созерцанием время от времени великих целей, а также простым сознанием того, что мы прилаживаем массивные, основательно отделанные и друг к другу подходящие камни здания нашей науки.

Экспериментальная психология пользуется у нас большою, но довольно сомнительною популярностью. В последнее время она стала играть роль хиромантии – по каким-то бессмысленным стукам или совершенно случайным ассоциациям определяются личность, характер, решаются самые сложные психологические вопросы. Работы Вюрцбургской школы по психологии мышления идут в совершенно ином направлении. Они выдвигают перед научным сознанием основные вопросы психологии.

Одною из первых работ по экспериментальному исследованию мышления было исследование Марбе по психологии суждения7. Испытуемым предлагались различные вопросы, вызывавшие у них процессы суждения, т. е. такие процессы, к которым приложимы предикаты истинный и ложный. Непосредственно после опыта испытуемый должен был описать, что было им пережито. Испытуемыми были проф. Кюльпе и проф. Реттекен. Предлагались, например, вопросы: «На какой реке находится Берлин?» Ответ (Кюльпе): – «на Шпрее». – При этом возник зрительный и слухо-двигательный образ этого слова. – Вопрос: «Сколько будет 6 раз 15?» – Ответь 90 – при этом возникли неясные двигательные образы 15 и 6». Был исследован целый ряд суждений, большею частью очень простого содержания, не требовавших никакого умственного напряжения. Суждения переживались как представления предметов или слов. Необходимо здесь отметить, что в немногих случаях, особенно при более сложных суждениях, были констатированы особые «положения сознания» (Bewusstseinslagen). Иногда они определялись как чувство искания, чувство сомнения, чувство уверенности, иногда же были совершенно неопределимы. Марбе, однако, не считает их характерными для суждения и потому даже не упоминает о них в своем конечном выводе, имеющем чисто отрицательный характер: «процессы суждения не имеют никаких психологических особенностей». Суждения, по мнению Марбе, могут быть охарактеризованы только со стороны логической, с точки зрения объектов, к которым они относятся как соответствующие или не соответствующие этим объектам, т. е. как истинные или ложные. Высказывая суждение, мы, правда, стремимся к установке соответствия между представлениями и объектами, но стремление это нами не сознается, и поэтому при самонаблюдении не может быть отмечено. Признать за представлениями характер суждения может не психология, а логика, занимающаяся выяснением отношений представлений к объектам.