Читать онлайн «Кропоткин». Страница 19

«Моя мать, без сомнения, для своего времени была замечательная женщина, — признавал спустя много лет ее младший сын Петр. — Все знавшие ее любили ее. Слуги боготворили ее память… Не знаю, что стало бы с нами, если бы мы не нашли в нашем доме среди дворовых ту атмосферу любви, которой должны быть окружены дети… Ее не было, но память о ней носилась в нашем доме, и когда я теперь оглядываюсь на свое детство, вижу, что обязан ей теми лучшими искорками, которые запали в мое ребяческое сердце». Портрет матери всегда висел над его рабочим столом, где бы он ни жил.

Отец упрекал жену в том, что она была бесприданницей. «Старый Сулима, ваш дедушка, — говорил он своим сыновьям, — мне золотые горы насулил по службе, а вместо того скоро сам поехал в Сибирь. Так я и остался ни с чем». И отношения его с дворовыми не отличались от тех, что складывались в большинстве помещичьих усадеб России. Он был уверен в своем праве распоряжаться судьбой крепостных, наказывать их, продавать, проигрывать в карты. Невольное присутствие при этих действиях детей вызывало в них сочувствие и сострадание к бесправным крепостным, определенным образом их воспитывало.

Взаимопонимания у Алексея Петровича с сыновьями не было. Пытаясь навязать им свою волю, он прибегал к наказаниям, самым действенным из которых было лишение финансовой поддержки. Глубоко консервативный человек, убежденный в необходимости для сыновей военной карьеры, он всячески препятствовал самостоятельности их мышления и выбора. В какой-то мере ему удалось подчинить своей воле старшего сына Николая, который в результате погиб: спился на военной службе и, определенный отцом в монастырь, пропал без вести в 1864 году, двадцати лет от роду. В этом возрасте Петр уже закончил Пажеский корпус, в который он попал благодаря счастливому случаю.

В конце 1850 года в связи с 25-летием царствования Николая I в московском Благородном собрании на Малой Дмитровке состоялся праздничный костюмированный бал. Московское дворянство устроило для царской семьи красочное представление, продемонстрировав необыкновенное этническое разнообразие Российской империи через богатство национальных костюмов ее подданных. Приглашенная на бал генеральша Назимова не смогла на него пойти из-за болезни своего восьмилетнего сына и передала изготовленные ею костюмы восточной царицы и царевича своей подруге Екатерине Николаевне Кропоткиной. Детский костюмчик с поясом, украшенным драгоценными камнями, оказался маловат для Александра, зато вполне подошел Пете. Его и нарядили персидским царевичем, вручив жезл с гербом Астраханской губернии, граничившей с Персией. Шестьдесят мальчиков, представлявших все губернии России, склонили их гербы перед самодержцем и императрицей Александрой Федоровной. «Астраханец» Петя оказался самым маленьким из всех, и царь захотел рассмотреть его поближе. Петин дядюшка, князь Дмитрий Гагарин, поднял племянника и поставил на платформу, прямо перед царем.

— Вот таких молодцов надо мне рожать, — сказал смутившейся супруге всероссийский самодержец. А та посадила мальчика рядом с собой, угостила крендельками, и он вскоре заснул, положив голову ей на колени. Пока он спал, Николай распорядился определить юного Кропоткина по достижении соответствующего возраста в Пажеский Его Величества корпус — самое привилегированное в то время военно-учебное заведение. С такой трогательной сцены начались взаимоотношения всемогущего властителя и будущего врага самодержавия и всякой власти вообще, в какой бы она ни выражалась форме.

Счастливую звезду зажег на горизонте для одного из сыновей князя Алексея Петровича Кропоткина сам российский император. Он гарантировал ему привилегированное образование и блестящее будущее вблизи верховной власти. Надо было только достичь пятнадцати лет — возраста, положенного для приема в Пажеский корпус. А пока что начальное воспитание и образование Петру и его братьям давали гувернеры и домашние учителя. Сам не участвуя в воспитании детей, отец не жалел денег на их воспитателей. И они оказались очень удачными, хотя и не совсем в духе консервативного Алексея Петровича. Гувернер Пулэн — солдат наполеоновской армии, участник недавних (еще и полвека не прошло) великих исторических событий, только что закончивший воспитание младшего сына писателя Загоскина. А учитель Николай Смирнов был студентом юридического факультета Московского университета, широко образованным человеком и, естественно, сторонником демократизации общественного строя в России. Он закончил факультет с отличием, как второй кандидат после Б. П. Чичерина, известного впоследствии юриста, историка и философа.

Смирнов, без сомнения, сыграл существенную роль в гуманитарном образовании юных братьев Кропоткиных и формировании их мировоззрения. Он привил им любовь к русской литературе, к стихам и прозе писателей, бывших, по существу, их современниками — Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова. Именно от него они узнали о становлении государственности в России и народных бунтах Стеньки Разина, Пугачева, Болотникова, о казни декабристов и оппозиционной деятельности лондонских эмигрантов Герцена и Огарева, даже о «потаенном» Радищеве, первом обличителе самодержавия и крепостничества, книга которого «Путешествие из Петербурга в Москву», вышедшая в свет в 1790 году, была запрещена на целое столетие, а сам он приговорен к четвертованию, милостиво замененному матушкой-императрицей Екатериной II на десятилетнюю ссылку в сибирский город Илимск.

Петр и Александр Кропоткины с благоговением проходили мимо дома Герцена, находившегося совсем неподалеку, и дома на Никитском бульваре, в котором умер Гоголь. Братья много читали и размышляли, дышали идеями того времени. Общество жило ожиданием перемен, к которым взывало все положение дел в стране — гнетущий произвол самодержавия, архаичное крепостное право, нищета крестьян, тяжелые условия труда рабочих на заводах и фабриках. Мыслящие люди России были озабочены как можно более скорым решением этих проблем.

Гувернер Пулэн не был знатоком ни французской истории, ни географии, ни тем более литературы, но разговорным языком владел виртуозно, так что братья очень быстро научились думать и непринужденно болтать по-французски. Они охотно занимались этим во время ежедневных прогулок с Пулэном, когда он, освободившись от тяготивших его обязанностей учителя, совершенно преображался, и бесконечные его рассказы сыпались как из рога изобилия. Гораздо более серьезными были уроки Николая Смирнова, преподававшего детям русский язык, арифметику, историю.

Каждой весной, когда начиналось таяние снегов, бурный ручей, стекая с Одного из семи московских холмов, проносился по Сивцеву Вражку к Пречистенскому бульвару. Стремительный бег ручья казался символом неудержимого движения к свободе. «Сивцев Вражек, — как вспоминал Кропоткин в одном из писем в 1914 году, — всегда представлялся центром студенческих квартир, где по вечерам ведутся между студентами горячие разговоры обо всяких хороших предметах…» Отголоски этих споров передавал Смирнов своим воспитанникам. С ним они читали новинки русской литературы, появлявшиеся в журналах, под его руководством переписывали от руки строки из «Горя от ума» Грибоедова, фрагменты второго тома «Мертвых душ» Гоголя, запрещенные цензурой стихи Пушкина, Лермонтова, Алексея Толстого. Читали переписанную Александром, учившимся в кадетском корпусе, поэму Рылеева «Войнаровский», занимались и собственным творчеством: сочиняли стихи и рассказы, из которых составляли ежедневную домашнюю газету «Дневные ведомости», а затем — ежемесячник «Временник». В эти детские издания Александр вписывал свои стихи, а Петр больше тяготел к прозе.

Эта домашняя журналистика, конечно, появилась под впечатлением от журналов, которые выписывал отец. Это был прежде всего «Сын отечества», печатавший не только «придворную хронику», очень интересовавшую Алексея Петровича, но также «известия с Кавказа», где продолжалась многолетняя война с горцами, и «новости научного мира». Наряду с патриотическими драмами Нестора Кукольника, историческими романами Загоскина, переводами французских романов, например популярного Эжена Сю, там можно было прочитать про удивительную Сибирь с грандиозной рекой Обь, «едва ли имеющей соперниц на земном шаре». Из «Сына отечества» Петр Кропоткин впервые узнал о «прекрасной науке геологии», а в журнале «Москвитянин» он познакомился со статьей, посвященной удивительным путешествиям великого географа Александра фон Гумбольдта[20]. Статья пробудила у Пети интерес к путешествиям среди дикой природы, к географии, ботанике, геологии. Он с увлечением читал научно-популярные статьи профессора Карла Францевича Рулье[21], из которых впервые узнал о следах древнего оледенения на равнине Европейской России.